Четыре повести о Колдовском мире - Андрэ Нортон

Чужестранец тащил меня за платье. Как я была зла на свое женское одеяние! Ноги мои даже не успели покинуть подоконник. Я боролась, пыталась соскочить вниз, но я была наполовину прижата, наполовину висела под таким неудобным углом, что оказалась совершенно беспомощной. Потом меня неприятно качнуло, и чужестранец втащил меня обратно в окно.

Певец бросил свой факел. Он лежал на ступеньке под площадкой, горящий конец его свешивался над пустым пространством. Свет в башне был желтовато-янтарным. Я рвалась к окну, но он держал меня сзади за платье. Он оказался намного сильнее меня. Сопротивление было бесполезно.

Он отдувался, тихонько ругался, но не отпускал меня. Я заметила, как он шарит другой рукой в поисках факела. Ему пришлось на одном колене спуститься за ним, и он при этом тащил меня за собой. Взяв факел, он выпрямился, перегнулся через меня, чтобы поставить его в нишу возле окна.

Я расцарапала ему лицо. Он опустил голову, прикусил губу от боли и выпустил факел, но не меня. Древко в нише покачнулось, но не упало. Я схватилась за что-то и потянула, потом опять потянула. Борода его осталась в моих руках. Я уставилась на темно рыжие завитки, которые сжимала в руке. Крови на их кончиках не было. Они были без корней. Они были приклеены.

Я покачала головой, не в силах ничего понять. Разве мужские бороды могут быть такими слабыми? Морской певец зашипел от боли и схватился за мое запястье.

— Именем Гунноры, маленькая идиотка, — в голосе его звучала злость. — Элис, остановись. Прекрати, ты что же, до сих пор меня не узнала? Это же я. Я, Сиф.

Я остановилась, прекратила молотить его и бороться, перестала пинать его ногами. Я ничего не соображала, пока не остановилась. Я уже почти перестала дышать. Сердце, казалось, перестало биться. Морской певец выпустил меня, Я отлетела к стене, глядя во все глаза. Из моих сжатых кулаков торчали пучки волос. Стоявший передо мною человек поднял руки к лицу, дернул и соскреб с него рыжие завитки и… передо мной предстала Сиф. Даже со своим плохим зрением я видела это. Сиф, с ее подбородком, выступающим, с ямочкой. Челюсть и верхняя губа ее были красными и воспаленными.

— Рогатый Охотник, до чего же саднит, — выдохнула она, яростно расчесывая подбородок. — Мне пришлось посадить ее на рыбий клей.

Я попыталась глотнуть и не смогла.

— Сиф, — сказала я. Голос мой был больше похож на писк. — Сиф.

Она, прислонившись к стене и сложив на груди руки, посмотрела на меня и кивнула.

— Это я, — подтвердила она. — Не оборотень и не привидение.

С тех пор, как я ее видела последний раз, она выросла еще на два дюйма. Наверно, ей было уже около двадцати лет.

— Зачем же ты, дурочка, хотела выскочить из окна? Здесь высоко. Ты сломала бы себе ногу.

«Или умерла». Она этого не сказала. Я опять глотнула и в этот раз мне это удалось — и постаралась наладить дыхание. Она осторожно потрогала исцарапанную щеку.

— Неужели ты меня не узнала? Я думала: если на острове кто-нибудь догадается, то это будешь ты.

Я поднялась на ноги, чувствуя одновременно и облегчение, и злость.

— Как же мне догадаться? — заикаясь, проговорила я. — У тебя же все лицо укрыто волосами. Почему ты мне не сказала?..

Сиф тоже поднялась. Она посмотрела на меня, а потом откинула голову и расхохоталась.

— Гуннора! Как я старалась. Я думала, что встречу тебя на рынке или на побережье. Потом я узнала, что они держат тебя взаперти в замке. Мне некому было довериться и прислать тебе весточку. Я думала, что увижу тебя, когда приду в крепость, но мне сказали, что наедине ты не можешь видеться с мужчиной. Банкетный зал — единственное, что оставалось, да и время поджимало…

Я прислонилась к стене, кровь моя вдруг похолодела.

— А ты колдунья? Сиф опять рассмеялась.

— Нет!

— А что же ты рассказывала в банкетном зале, история… которую ты всем рассказала…

Она фыркнула.

— Да это просто рассказ. Я сама его сочинила. Я ведь и в самом деле морской певец.

Я вздрогнула, не желая ей верить.

— А это зелье, которое ты дала моим родителям и всем остальным гостям в зале…

Сиф покачала головой.

— Это всего лишь морское молоко. Клянусь.

Я подумала о кухарке и Имме, стоявших в кухне с отсутствующим выражением на лице. Обо всех остальных я и в самом деле не тревожилась.

— А им это не повредит? — воскликнула я, подходя к Сиф. Руки мои все еще были сжаты в кулаки. — Если ты им причинила зло?!

Сиф тихонько взяла меня за плечи. Она возвышалась надо мной. Я едва подросла с тех пор, как она уехала.

— Ничуть, — ответила она спокойно, и я наконец ей поверила, — они так и простоят во сне час-другой, а потом проснутся. Обещаю тебе.

Что-то зазвенело в ее рукаве. Я потрогала его. Нет, это был не кинжал, скорее какая-то трубка. Я не могла порыть, что это было.

— Ты собиралась убить моего отца… там, в банкетном зале?

Сиф оггустила руки и отвернулась. Лицо порозовело.

— Сначала нет. Сначала я просто хотела увезти тебя. Но потом… потом… не знаю, — замялась она. — Я и сама не знаю, что хотела сделать.

Я догадалась.

— Ты сделала бы это, — спросила я, — если бы меня там не было?

Сиф сильно покраснела.

— Я хотела, — прошептала она, — но не смогла.

Я стояла неподвижно, ощущая холод и скованность, вспоминая собственные мысли в банкетном зале. Кто я такая, чтобы осуждать Сиф? Я содрогнулась.

— Неважно. Он все равно скоро умрет. У него постоянно болит голова.

Сиф посмотрела на меня большими глазами. Этого она, конечно, не знала. На лице ее читалась неуверенность.

— Ты его любишь? Я покачала головой. Сиф опять отвернулась.

— Я раньше завидовала тебе, — пробормотала она, — завидовала тому, что ты живешь в замке, в тепле и в заботе, завидовала тому, что у тебя всегда много еды, много платьев, а не обносков. А потом я услышала песни, которые пели о тебе в Верхнем Холлеке.

Сама себе удивляясь, я рассмеялась. Руки и ноги мои расслабились.

— Я привыкла завидовать тебе.

Я осторожно протянула к ней руку. Несмотря на тени, я знала, что она настоящая.

— Ты не умерла, — прошептала я. — Ты не умерла на скалах.

— Я благополучно добралась до Верхнего Холлека, — ответила она, откидывая с глаз волосы. Теперь я увидела ее брови, сходящиеся над переносицей. — Починенная мной лодка всю дорогу черпала воду. Брошку твою я продала за еду и одежду, потом нанялась юнгой на судно салкаров. Я много плавала, Элис, и повидала восточные земли: Эсткарп и Карстен, и Ализон.

У меня перехватило дыхание.

— Не может быть.

Я слышала эти названия лишь в рассказах и песнях. Я думала, что они выдуманы. Сиф опять села. Мы теперь обе сидели.