Сошествие во Ад - Чарльз Уильямс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Они умрут? — спросила Паулина.
— Не думаю, — ответил Стенхоуп, — разве что — Боже, храни нас всех! — второй смертью. А пока эта чума будет только набирать силу. Мертвых здесь очень много, возможно, поэтому она и началась здесь.
— А Адела? — спросила она. — А Миртл?
— Ну, это им решать, — ответил он.
Паулина грустно улыбнулась и добавила:
— И вам.
— С мисс Фокс я буду говорить о Природе, — сказал он, — а с мисс Хант — об Искусстве. Если они пожелают. Конечно, Хью Прескотт лучше бы справился с мисс Хант. Он такой прагматик… а я даже в раю остаюсь немного августинцем.
— А я? — спросила она. — Я?
— Incipit vita nova,[49] — ответил он. — Кстати, когда завтра ваш поезд? Я хотел бы вас проводить.
— В половине одиннадцатого. Он кивнул.
— Вы найдете работу и останетесь в Городе Господа нашего… Впрочем, откуда мне знать, каков будет ваш Салем?[50]
Она встала и с удовольствием потянулась.
— Ну хоть поэты-то там будут?
— Мне и самому это интересно, — признался он. — Со временем узнаете. Но если спасенные поют, кто-то же должен писать им песни? Ладно, идите. Увидимся завтра на вокзале.
— Да, конечно, до завтра.
Они пошли к дверям, а затем, молча, по дорожке в мерцающей звездами ночи. У калитки она протянула ему руку.
— Дорога — это всегда волнение, а у меня его и в помине нет. Все становится проще на кругах… — она не закончила фразы.
Он улыбнулся ее нерешительности.
— Все еще боитесь назвать?
Паулина смутилась еще сильнее и решительно закончила:
— На кругах рая. Ну, спокойной ночи.
— До завтра, и спокойной ночи, — сказал он. — Ступайте с Богом.
Она сделала пару шагов, остановилась и оглянулась.
— Спасибо за рай. Спокойной ночи.
На следующее утро они вместе стояли на платформе, неторопливо обсуждая перспективы и возможности Паулины. Посмотрев в сторону, Паулина сказала:
— Смотрите, Питер, там мистер Уэнтворт. Он тоже едет в Лондон? По-моему, у него болезненный вид. Он нездоров?
— И даже очень, — мрачно сказал Стенхоуп. — Хотите поговорить с ним?
Уэнтворт заметил их приближение. Паулина улыбнулась и помахала ему. Он рассеянно посмотрел на нее, как-то вяло поднял руку и тут же уронил ее. Они подошли.
— Доброе утро, мистер Уэнтворт, — сказала Паулина. — Тоже едете в Лондон?
Уэнтворт с каким-то несоразмерным напряжением повернул голову и стал смотреть в другую сторону. Он глухо пробормотал:
— …должны меня извинить… сильная простуда… со Стражей все в порядке… кости ломит… не могу вспомнить кости… лица… костлявые лица, я хочу сказать.
— Уэнтворт! Прекратите! — голос Стенхоупа стал резким и властным.
Голова Уэнтворта стала медленно разворачиваться обратно. Глаза поползли по платформе к лицу Стенхоупа и остановились на его губах. Казалось, он пытался связать звук с его источником, но сомневался, откуда исходит голос.
— Не могу… прекратить… должен попасть… туда, — он замолчал так, словно выбился из сил.
Поезд уже останавливался у перрона.
— Можно я помогу вам в дороге, мистер Уэнтворт? — предложила Паулина.
При этих словах он очнулся, посмотрел на нее, затем опять отвел взгляд и забеспокоился.
— Нет, нет. Я же вам сказал, я еду с дамой. До свидания. — Он торопливо и неуклюже двинулся по платформе, вошел в едва остановившийся вагон и забился в самый дальний угол.
Паулина вошла в тамбур и повернулась к Стенхоупу.
— О Питер! — сказала она. — С ним что-то не так.
Он посмотрел вслед Уэнтворту и повернулся к ней.
— Я думаю, он увидел голову Горгоны, которую не удалось увидеть Данте в Дите,[51] — сказал он. — Ну что же… молитесь за него, и за меня, и за всех. Вы будете писать?
— Да, конечно. До свидания. Но, Питер, я должна что-то сделать?
— Вы ничего не сможете сделать, если он не передумает, — ответил Стенхоуп. — Молитесь. До свидания. Ступайте с миром.
По его глазам она поняла, что должна ответить, и ответила, не раздумывая:
— И вы ступайте с миром. И еще раз спасибо.
Поезд двинулся и стал быстро набирать ход. Стенхоуп махал рукой, пока концевой вагон не скрылся за поворотом, а затем отправился бродить по улицам Холма и навещать его занемогших обитателей.
Уэнтворт так и сидел, забившись в угол вагона. Его мучило ощущение чего-то забытого. Он медленно и с трудом перебрал про себя все, что должно сопровождать человека в дороге. Оказалось, он не может вспомнить, почему вообще покинул свой дом. Все его слуги уехали сегодня утром, вот почему ему тоже пришлось уехать. Он не мог нанять других, у него просто не хватало сил на это. Лучше он поедет в Лондон, поживет в отеле, там ему никто не будет мешать, никакие орущие призраки не будут ломиться в окна. Тот призрак свалился в обморок и вынудил его тащить тяжелое тело, чтобы другие призраки могли его найти. С тех пор он боялся их всех, и тех двоих, что сейчас разговаривали с ним, обращаясь к нему с каким-то странным словом. Он куда-то ехал. Собирался на обед. Вот у него с собой вечерний костюм. Нужно переодеться к обеду, обеду ученых, ученых-историков… Да, он — ученый-историк. Только вот как его зовут? Он опять сказал, что со Стражей Герцога все в порядке, хотя это было не так, но он был ученым-историком и собирался встретиться с людьми своего круга, да, с Астоном Моффаттом!
Стоило Уэнтворту вспомнить это имя, как ему полегчало. Он сел посвободнее и огляделся. Моффатт… Он ненавидел Астона Моффатта. Ненависть оставалась одним из немногих чувств, которые еще могли бы спасти Ш его, будь это просто ненависть к более удачливому коллеге по науке. Но у его ненависти были другие истоки, злобные и личные. И все-таки возбуждение помогло ему припомнить, что же он забыл. Часы! Он забыл свои часы. Несколько дней назад, когда он смотрел какую-то плохую пьесу, у часов сломался завод. Он убрал их, чтобы потом отдать в починку. Но с этим было слишком много хлопот, и теперь он забыл их в столе и не мог узнать время. В Лондоне будут часы, там их много, и все идут очень быстро, потому что время вообще пошло очень быстро. Это потому, что оно бесконечное и постоянно стремится к своему концу. В нем была только одна точка отсчета, к которой он проявлял интерес, — время последней вечери, ежегодного обеда с коллегами. Это будет последний обед, больше он не увидит Астона Моффатта. Но сегодня он пойдет, потому что принял приглашение, и у него с собой вечерний костюм, и… и надо же показать, что он не боится этого проклятого Моффатта. Вот это время он и хотел знать. А дальше все пойдет своим чередом. Уэнтворт задремал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});