Слуги Темного Властелина - Р. Скотт Бэккер

– Кто?! – взревел он на их бабьем наречии. – Кто из вас призовет нож к моим рукам?

Третий пал, рыгая кровью, но прочие навалились толпой, включая офицера с каменным взглядом, который каждый раз, взмахивая мечом, ревел: «Смерть!». Найюр даровал ему смерть, снеся полчелюсти вместе с нижними зубами. Однако оставшихся это не обескуражило: они окружили его копьями и щитами и принялись теснить назад. Еще один офицер ринулся на него, молодой и знатный, со знаком дома Биакси на щите. Найюр увидел в его глазах ужас, осознание того, что возвышающийся перед ним могучий скюльвенд – нечто большее, чем просто человек. Найюр вышиб короткий меч из его девичьих рук, пнул офицера ногой, ударил. Парень рухнул навзничь, визжа и хлопая руками по хлынувшей из паха крови, как будто это было внезапно вспыхнувшее пламя.

Солдаты теснились перед ним, теперь больше озабоченные тем, чтобы увернуться, чем тем, чтобы дотянуться до него.

– Где же ваши могучие воины?! – орал Найюр. – Покажите мне их!

Пылая всепобеждающей ненавистью, он рубил их всех подряд, слабых и сильных, сражаясь точно безумный. Видел щиты – рубил щиты так, что ломались руки; видел лица – колол в лица, лица отшатывались и изрыгали струи крови.

Наступающие ряды поглотили их, но Найюр и его утемоты все убивали и убивали, пока земля под ногами не раскисла от крови. Наконец нансурцы сдались, отступили на несколько шагов, с ужасом глядя на вождя утемотов. Найюр опустил палаш и вскочил на наваленные перед ним трупы. Схватил за горло раненого, корчащегося под ногами, и раздавил ему гортань. Победно взревел и выпрямился, подняв умирающего над головой.

– Я – лишающий жизни! – вскричал он. – Мера всех мужей!

И швырнул извивающееся тело к их ногам.

– Есть ли среди вас хоть один член?

Он сплюнул, расхохотался, увидев их ошеломленные лица.

– Что, нету? Одни дыры?

Он стряхнул кровь со своей гривы и снова ринулся в бой.

Нансурцы разразились воплями ужаса. Несколько солдат бросились на тех, кто толпился позади них, забыв обо всем, лишь бы спастись от безумца. Но тут сквозь общий шум битвы пробился приближающийся топот копыт, и все обернулись в ту сторону. В толпу ворвались новые всадники-утемоты, одних нансурцев подняли на копья, других стоптали конями. Среди солдат воцарилось короткое замешательство, и Найюр в суматохе зарубил еще двоих – точнее, просто забил насмерть: его меч теперь затупился, превратившись в граненую железную дубинку. Потом солдаты Насуэретской колонны обратились в бегство, бросая на бегу оружие и щиты.

Найюр и его родичи очутились одни. Все тяжело дышали, кровь лила из свежих ран.

– Ай-я-а-а! – орали они, пока мимо проносился один дикий отряд за другим. – Битва и бог!

Но Найюр, не обращая на них внимания, бросился на вершину невысокого холмика. Долина раскинулась перед ним, вся в клубах пыли, усеянная бессчетными тысячами сражающихся людей. На миг у Найюра захватило дух от необъятности этого зрелища. Далеко на севере он увидел отряды скюльвендских всадников – темные силуэты сквозь завесу пыли, – которые, точно стервятники, кружили у отбившейся от своих колонны нансурцев. Другие отряды всадников текли на восток вслед за кожаным штандартом мунуатов, отсекая одинокую колонну от центра, сметая на скаку бегущих солдат. Поначалу Найюру показалось, что они скачут к нансурскому лагерю, но, приглядевшись, он понял, что ошибся. Лагерь уже пылал, и Найюр видел трупы нансурских рабов, жрецов и ремесленников, висящие на частоколе. Кто-то уже поднял над главными деревянными воротами штандарт пулитов, самого южного из скюльвендских племен. Так быстро…

Он пристальнее вгляделся в месиво в центре. Кто-то подпалил там траву, и сквозь дым Найюру было видно, как Ксуннуритовых аккунихоров теснят к блестящим черным водам Кийута. Там была эотская гвардия и части колонны, но какой – непонятно. Земля между тем холмиком, где стоял Найюр, и всадниками Ксуннурита была усеяна конскими и людскими трупами. А где куоаты? Где алкуссы? Найюр обернулся на запад и увидел, что там, на западном берегу, на морщинистом гребне холма, идет жаркая битва. Он узнал кидрухилей, элитную имперскую тяжелую кавалерию. Они разгоняли разбитые отряды скюльвендов. Увидел нимбриканских всадников, имперские вспомогательные норсирайские войска, скрывающиеся за гребнем дальше на север, и две свежие, безукоризненно выстроенные колонны, шагающие следом за ними. Над одной из колонн колыхался штандарт насуэретцев…

Но как такое может быть? Ведь его утемоты только что разбили насуэретцев наголову! Или нет? И разве кидрухили стояли не на правом фланге нансурского войска – позиции, считавшейся у кетьян особенно почетной? Как раз напротив пулитов…

Он слышал, как его люди окликают его, но не обратил на это внимания. Что же все-таки задумал Конфас?

Его схватили за плечо. Это был Балайт, старший брат его второй жены. Найюр всегда уважал этого человека. Латы Балайта были разрублены и висели теперь на одном плече. На нем все еще была остроконечная боевая шапка, но по левому виску струилась кровь, прокладывая себе путь по пыльной щеке.

– Идем, Найюр! – выдохнул он. – Отхкут привел нам коней. Отряды смешались; нам нужно снова собраться, чтобы ударить на врага.

– Бала, что-то не так, – ответил Найюр.

– Но нансурцы же обречены! Их лагерь уже горит!

– Однако центр по-прежнему в их руках.

– Оно и к лучшему! Мы зайдем с флангов и выгоним на открытое место то, что осталось от их армии. Окнай Одноглазый уже ведет своих мунуатов на помощь Ксуннуриту! Мы зажмем их, точно в кулаке!

– Нет! – повторил Найюр, глядя, как кидрухили прокладывают себе путь к гребню холма. – Что-то совсем не так! Конфас нарочно сдал нам фланги, чтобы сохранить центр…

Это объясняло, отчего пулиты так легко захватили лагерь. Конфас в самом начале битвы отвел кидрухилей, чтобы те ударили в центр войска скюльвендов. И раздал своим колоннам фальшивые штандарты, чтобы скюльвенды думали, будто он сосредоточил основные силы на флангах. Главнокомандующему зачем-то был нужен именно центр.

– Быть может, он думал, что, если он захватит короля племен, это повергнет нас в замешательство? – предположил Балайт.

– Да нет. Он не настолько глуп… Гляди. Он бросил всю свою конницу в центр… как будто он кого-то преследует!

Найюр пожевал губами, обводя взглядом всю панораму битвы, одну за другой оценивая бушующие вблизи и вдалеке сцены насилия. Пронзительный звон мечей. Убийственные взмахи и удары кровавого молота войны. И под всей красотой битвы – нечто непостижимое, как будто поле брани сделалось вдруг живым символом, картинкой вроде тех, с помощью которых чужеземцы приковывают живое дыхание к камню или пергаменту.