Его глазами - Эллиот Рузвельт

* * *

На следующий день, когда самолет отца приземлился в Эль-Ауина в Тунисе, его встречали генерал Эйзенхауэр, генерал Спаатс, Гарри Бутчер и я. Пока мы ехали в машине с аэродрома к "Белому дому" в Карфагене, отец с увлечением рассказывал мне и генералу Эйзенхауэру, какие интересные вещи он видел с воздуха за этот день. Майор Отис Брайан вел самолет вдоль побережья, как раз над дорогой, по которой нацисты отступали под ударами Монтгомери. Места боев вереницей проходили под самолетом. На протяжении более тысячи миль отец видел брошенные при отступлении в пустыне самолеты, танки, грузовики Африканского корпуса немцев. Один за другим проплывали под крылом самолета Эль-Аламейн, Тобрук, Бенгази, Триполи, Сфакс; отец был так воодушевлен, как будто он сам командовал английской 8-й армией.

Те несколько часов, что я провел в Карфагене до прибытия отца, я занимался организацией обеда. Мы обедали на вилле отца, но все без исключения блюда были приготовлены американскими солдатами, и только в роли официантов фигурировали двое итальянских военнопленных. Обед состоялся по случаю производства в чин 'майора офицера моей части Давида Брукса из Оклахомы. Вряд ли когда-нибудь приходилось молодому офицеру праздновать свое производство в таком блестящем обществе. Кроме главнокомандующего, за столом сидели пять генералов, в их числе командующий силами союзников и командующий американскими воздушными силами в бассейне Средиземного моря, да еще три адмирала - Леги, Макинтайр и Браун. Я подозреваю, что агентов секретной службы, сопровождавших отца, несколько беспокоило присутствие итальянских официантов. В течение всего обеда за каждым движением этих несчастных следили пристальные взоры; но официанты не собирались никого отравить и лишь дивились, что им разрешили находиться в одной комнате с главой государства. После обеда они с трепетом пожали отцу руку; впоследствии, все еще не придя в себя от удивления, они признались мне, что считали бы невозможным подойти так близко к Муссолини или Виктору-Эммануилу - даже в довоенной Италии их сочли бы потенциальными врагами государства.

После обеда мне удалось выяснить, что вопрос о назначении Эйзенхауэра командующим вторжением союзных армий во Францию уже окончательно решен. Отец сказал мне, что соответствующее уведомление Эйзенхауэр получит от Маршалла, который находится еще в Каире, и что до того Айк ни в коем случае не должен ничего знать. В тот вечер у отца был очень усталый вид, он совершенно выбился из сил, а ему предстояло еще совершить инспекционную поездку. Он даже хотел продлить эту поездку и посетить, помимо Мальты и Сицилии, входивших в его маршрут, еще и Италию. Но генерал Эйзенхауэр снова помешал ему, отказав в разрешении и слагая с себя ответственность за последствия.

Как ни измучен был отец, он весь светился радостью, сознавая, что он многое свершил в такой короткий срок.

На следующее утро отец поднялся раньше меня и вылетел на "С-54" с прикрытием из истребителей на Мальту, а затем на Сицилию (где Марк Кларк, к своему изумлению, был награжден крестом "За заслуги"; он и понятия не имел, зачем его вызвали из Италии). В половине пятого отец возвратился в Эль-Ауина, и я встретил его на аэродроме. В 8 часов мы обедали в обществе только членов его штаба Леги, Брауна, Макинтайра и Уотсона. Отец, разумеется, не смог ответить на единственный вопрос, который мне хотелось выяснить до его отъезда домой, назначенного на следующее утро. Я хотел знать, отправится ли Туи Спаатс вместе с Айком в Англию, так как из этого я мог бы заключить, будет ли и моя часть участвовать во вторжении. Однако отец был осведомлен только о лицах, непосредственно подчиненных главнокомандующему, а Спаатс не принадлежал к этому изысканному обществу. Да и кроме того, в этот последний вечер отец не хотел говорить ни о чем, кроме своего главного достижения за месяц, проведенный вне дома.

- Объединенные нации... - сказал он мне с большим удовлетворением в этот последний вечер. - Американцы - конгрессмены, газетные обозреватели говорят об Объединенных нациях, как о чем-то существующем только в связи с войной. Имеется тенденция нападать на них, заявляя, что мы едины лишь потому, что к единству нас вынуждает война. Но не война является подлинно объединяющей силой. Такая сила - мир. Только после войны я смогу добиться, чтобы Объединенные нации были поистине Объединенными нациями!

* * *

На следующее утро мы поднялись в 6 часов и отправились в аэропорт. Отец вылетел в Дакар, чтобы сесть на "Айову" и к рождеству быть дома. Я вылетел с последней группой солдат и офицеров из своего тылового штаба в Сан-Северо (Италия), где мы провели рождество в холоде и грязи, не зная, пробудем ли в Италии до конца войны или попадем в число счастливцев, которые 1 мая 1944 г. пойдут в наступление на Германию.

Глава девятая.

От Каира и Тегерана до Ялты

Мое пребывание в Италии по окончании Каирской конференции не было отмечено никакими выдающимися событиями.

Так же осторожно, как и всякий солдат, начиная от рядового, я пытался выведать, получит ли моя часть назначение в Соединенное королевство. Примерно в то время, когда до меня начали доходить вести, что наши перспективы ухудшились, - а как показывает армейский опыт, это обычно означает, что они улучшились, - распространились неприятные слухи о подготовке решающего удара в обход тянувшихся через всю Италию германских укреплений на какой-то пункт, расположенный на западном побережье, вблизи Рима.

Речь шла о высадке в Анцио, но после всего, что мне было известно о стратегических планах, выработанных Объединенным советом начальников штабов сначала в Египте, а затем в Иране, я не мог поверить в серьезность такого предприятия.

Однако, прежде чем начались последние приготовления к этой операции, мне было приказано явиться в ставку генерала Спаатса в Англии. Прибыв туда, я получил следующее задание: реорганизовать все американские разведывательные авиационные части как 8-й воздушной армии (бомбардировщики дальнего действия), так и 9-й армии (легкие бомбардировщики ближнего действия) и руководить действиями этих частей, чтобы добыть все сведения, необходимые для вторжения в Европу. Вскоре после этого я узнал о высадке в Анцио. Но лишь спустя несколько недель, когда мне случилось встретиться с генералом Эйзенхауэром, я узнал, что Черчилль лично настоял на этой операции, которой он сам дал условное обозначение "Шингл". Это была, очевидно, его последняя - и предпринятая совершенно самовольно - попытка навязать нам вторжение в Европу с юга, а не с запада.

Моя часть влилась в накапливавшиеся в Англии американские войска 19 января, и мы тотчас же приступили к работе рука об руку с нашими английскими коллегами из Королевских воздушных сил. Так как мне случалось критиковать в этой книге некоторых английских военных руководителей, я хочу здесь отметить, что офицеры Королевских воздушных сил, с которыми мне приходилось работать с середины января до дня вторжения и потом вплоть до капитуляции нацистов, были в высшей степени квалифицированными людьми, прекрасно знали свое дело и не уступали никому - каждый в отдельности и все вместе - в трудолюбии и в своем стремлении поскорее выиграть войну. Их страна имела все основания гордиться ими. В большой мере благодаря их работе вторжение сопровождалось столь небольшими потерями. Заявляя, что успехом нашего оружия в Европе мы в значительной степени обязаны специалистам воздушной разведки из Королевских воздушных сил, я выражаю мнение всех американских офицеров, работавших с ними.