Чудо Бригиты. Милый, не спеши! Ночью, в дождь... - Владимир Кайяк

— Простите, но психиатр сформулировал бы это более научно, — сдержанно заметил Ванадзинь. — И все же это отнюдь не прямые улики.

— В том–то и беда, — не обиделся Козлов, — что у нас только догадки, основанные на допущениях и совпадениях.

— Из всего сказанного вытекает, что Крум мог быть виновником, — сказал полковник. — Однако виновен ли он на деле? Мы снова оказываемся в исходной точке.

— Мое предложение: задержать и допросить его. Наверняка узнаем что–нибудь дополнительно. — Впрочем, особой уверенности в голосе Козлова не было.

— Не станем забывать, что мы должны доказать его вину, а не он — свою невиновность, — предупредил Ванадзинь. — У нас нет ни одного свидетеля, и если Крум уничтожил оружие, обувь и одежду, которую Ребане обещает идентифицировать, то у нас не окажется ни одного вещественного доказательства. И все же, — следователь вызывающе взглянул на полковника, — я поддерживаю точку зрения майора.

— Полагаетесь на ваш прославленный метод? — улыбнулся Дрейманис. — Два, четыре, шестнадцать — и Крум запутается в вашей математической сети… Но только если он не сознается, его придется освободить, а тогда — ищи ветра в поле. И вы первый станете требовать от нас конкретных результатов. А они сами собой не возникают. Надо пытаться застать виновного на месте преступления, с запятнанными руками.

— На это могут понадобиться месяцы и годы! — ужаснулся Ванадзинь. — А что скажет общественность?

— Как и всегда, станет ругать милицию: «За что только им деньги платят?..» Но даже те, кто орет громче всех, не стремятся к нашему легкому хлебу… Одним словом, мне доверено найти виновного, и я его найду! Если, конечно, меня до тех пор не снимут с работы.

Чувствовалось, что в эту последнюю возможность Дрейманис не верит — настолько уверенным в себе выглядел он сейчас. О дедуктивных способностях полковника свидетельствовала следующая его фраза:

— В этой связи попрошу сейчас высказаться лейтенанта Силиня.

Я знал, что приглашение не застало Силиня врасплох. Однако он не стал сразу брать быка за рога — наверное, решил, что выгоднее будет, если придуманный им с Аспой ход предложит кто–нибудь из начальства.

— По–моему, нельзя складывать руки. Надо попытаться спровоцировать преступника — все равно, подозреваемый это или кто–то еще неизвестный. Конечно, если мы сможем обеспечить, чтобы Крум в этот момент не выкинул никаких номеров.

— За это я ручаюсь, — поддержал его Банковскис, зато Акментынь присвистнул:

— Стандартный ход с дамой…

— Вовсе не стоит пренебрегать им, — неожиданно поддержал Силиня Дрейманис. — Нас обычно призывают не расценивать противника слишком низко. Но так же нелепо предполагать, что он специально изучал криминалистику. Во всяком случае, в данном деле. Поэтому считаю, что успеха можно добиться и традиционными приемами, воздействующими на инстинкт, а не на интеллект. Есть у вас конкретная кандидатура?

— Сержант Вайвар согласна.

— Так я и думал, — с довольным видом усмехнулся полковник. — Готова на любой риск и бесконечно доверяет своему рыцарю… Но шутки в сторону — мы не имеем права вовлекать в опасную операцию работника не нашей службы.

— Она идет на это добровольно, — возразил Силинь. Ему, неизвестно почему, казалось, что участие в этом деле именно Аспы и никого другого сулит успех. — Аспа Вайвар находится в отпуске, кто может запретить ей вечерами поездить в электричке и побродить в окрестностях дачного поселка? Под мою ответственность, товарищ полковник.

— Даю вам на этот эксперимент сорок восемь часов, — заявил Ванадзинь. — Тем временем мы с майором Козловым будем параллельно разрабатывать другие версии. Если не ошибаюсь, до сих пор вы в своих розысках руководствовались внешними приметами и характером преступника. Мы изучим аналогичные случаи у нас и в соседних республиках — попытки изнасилования, в которых применялся эфир или фигурировал парабеллум или иное оружие, дающее царапины на пулях.

— Очень хорошо, придам вам в помощь лейтенанта Акментыня. Пригодится и опыт нашего главного эксперта. Какими новостями ты нас порадуешь? — повернулся полковник к Ребане, только сейчас присоединившемуся к участникам совещания.

Ребане извлек из объемистого портфеля стопку синих картонных карточек и разложил их на столе. Откашлялся, словно хотел сделать пространное сообщение. Но, заметив, как полковник покосился на мерцавшие цифры электронных часов, решил ограничиться краткими выводами.

— Ладно, если вы готовы поверить мне на слово… Итак, убийца был в джинсах фирмы «Латвия», на ногах — те же самые «ботас», как уже констатировалось ранее, дальше — пиджак или куртка из бумажной ткани, в свое время именовавшейся «чертовой кожей». Куртка сильно поношена и потому установить ее происхождение трудно, но опознать сможем. Отпечатков следов достаточно, чтобы судить о его походке. Мы сопоставили глубину следов, и оказалось, что он бежал вприпрыжку, словно боясь опереться на правую ногу.

— Хромой, — удовлетворенно произнес Ванадзинь, еще не распростившийся окончательно с замыслом немедленно допросить Крума.

— Да, но наш–то синюшник припадает на левую ногу, — заглянув в свои заметки, напомнил Банковскис.

— Я анализирую объективные данные, — сделал гримасу Ребане. — А они допускают и другое истолкование: бежавший человек находился в состоянии крайнего возбуждения, несся стремглав, петлял, не зная, куда кинуться, забился в кустарник, оцарапался — мы обнаружили там мелкие следы крови, не дающие, однако, возможности определить ее группу. Он мог подвернуть ногу, кто знает. Долго оставаться в укрытии ему нельзя было, преследователь находился поблизости. Единственное логическое объяснение множества оставленных им следов — то же самое состояние аффекта: выстрелив, помчался сломя голову, без оглядки, продираясь сквозь кусты, по молодняку. Нам удалось проследить его путь до самой станции.

— Такое пригодится разве что товарищу из газеты, — с ехидцей заметил полковник. — А нам какой толк от всего этого?

— Мы даем заключение, — отбился эксперт. — Выводы и предложения — по твоей части, не стану отбивать твой хлеб. Психически неуравновешенный человек; а был он таким от рождения или стал под воздействием алкоголя — это уж ваше дело установить.

— Будем иметь в виду, и на том спасибо, — и полковник встал. — Начнем действовать, товарищи! Если будут новые указания — созову вас к вечеру.

* * *

Инструктирование и переодевание Аспы происходили в моей квартире. Ничто не должно было указывать на то, что она как–то связана с милицией. Мне подумалось, что Дрейманис не столько боялся вспугнуть преступника (он ведь утверждал, что не допускает возможности слежки), сколько желал сохранить свою совесть спокойной. Ловушки между станцией и поездом были устроены без прямой связи с проектом Силиня, в поездах вот уже третий вечер курсировали работники милиции в самых разных обличьях, только Козлов, чтобы картина выглядела совершенно естественной, временами позволял себе сесть в вагон в форме.

Домой мы пришли сразу после совещания. Мое предложение поспать в дочкиной комнате Аспа отклонила, предпочтя посидеть с книжкой вместо того, чтобы без сна ворочаться в чужой кровати, продолжая терзаться упреками. Безошибочно отыскав на полке мою тощую брошюру, она уселась в кресло и сразу отключилась от внешнего мира, отказавшись даже от кофе. Я тоже решил воздержаться от него, зашел в свою комнату, прилег, взял начатую вчера книгу и сразу же уснул.

Мне показалось, что проснулся я от собственного храпа. Но гудение не прекращалось, и я понял, что в соседней комнате работает пылесос. Жена вернулась, что ли? Она одна была способна, даже не поздоровавшись, начать очередную кампанию по наведению чистоты. Однако отворив дверь, я увидел Аспу в халатике моей дочери, действовавшую электрическим мусороглотом.

— Я уже испугалась, что вы проспите до утра и мне придется пить коньяк в одиночку. — Увидев, что я не понял, она пояснила: — Приходил Оса. Принес газовый пистолет и бутылку: и то, и другое входит в мое сегодняшнее снаряжение. Он считает, только подвыпившая женщина не побоится войти в лес ночью без провожатого. Кроме того, ничто, по его мнению, не привлекает трутней так, как запах алкоголя. Чего только не приходится знать работнику милиции!

— Куда же девался сам поклонник системы Станиславского?

— Должен вот–вот привезти мне наряд. Но он сегодня к рюмке не притронется, ему нужна ясная голова.

— Ну, если уж без компании вы не признаете, придется принести себя в жертву общественным интересам, — вернул я ее к предмету разговора.

— Сердечно благодарю. С вашей стороны это очень благородно. — В глазах Аспы светилась ирония.

К сожалению, на сей раз коньяк не подбодрил, а, напротив, подействовал угнетающе. Рюмки, казалось, были наполнены слезами — напитком горя. С каждым глотком разговор становился все более грустным и вскоре перешел на смерть ее брата — на ту самую тему, которой я хотел любой ценой избежать.