Трибуле - Мишель Зевако

Манфред, крайне удивленный, слушал эти смелые слова, и сердце его сильно билось.

– Мэтр, берегитесь! – испуганно проговорил он.

– Послушай, сын мой… Игнасио Лойола – утонченный деспот. Он мечтает крепко сжать Вселенную своими могучими руками… Кальвин – деспот иного рода: он деспот-мятежник. И он хочет стать великим учителем… Единоборство двух этих людей начнет, быть может, длительную войну между народами… И кто знает, когда эта война закончится!.. Кто знает, останутся ли еще через пять столетий последователи Лойолы, те, кто будет угрожать костром и муками каждому, кто не захочет обожать их Господа… то есть их тиранию!.. А я… я говорю: «О знание! Как ты как ты еще далеко от нашего мозга! О просвещение! Как медленна твоя поступь! Но сколько же утешения одинокому мыслителю приносит твое торжество, сколь бы отдаленным оно нам ни казалось!»

Произнеся эти слова, Рабле наклонился, взял бутылку, покрытую плотным налетом благородной пыли, и протянул ее Манфреду:

– Добавь еще и эту!

Потом он продолжил:

– Два дня назад мне нанес визит преподобный Игнасио Лойола. Он сказал, что пришел почтить в моем лице одного из самых мудрых людей в Европе. Тогда я пригласил его оказать честь моему скромному столу, и он принял приглашение при условии, что никто об этом не узнает!.. Понимаешь? Необходимо, чтобы однажды он смог обвинить меня, не краснея, в желании убить его… Кальвин пришёл ко мне вчера и сказал, что очень хочет открыть мне новый взгляд на веру, проще говоря: на новый способ чтения молитв. Он тоже принял приглашение к столу, но при условии сохранения в тайне этой трапезы!

Шум подъехавшей кареты, остановившейся у дверей дома, прервал рассказ Рабле. Он быстро вышел из подвала и пошел навстречу кавалеру с высокомерным выражением лица и с черными, полными странного блеска глазами, который приблизился и сказал с угрожающей иронией:

– Приветствую мэтра Алькофрибаса, князя учености!

– Чего стоит моя жалкая ученость в сравнении с силой веры, воодушевляющей вас, мессир?

– Сеньор делла Крус! – живо оборвал хозяина Лойола.

– Вера сеньора делла Круса, – улыбнулся Рабле, – раздавит ученость Алькофрибаса.

– Значит, у вас нет веры? – спросил Лойола.

– Кем бы я стал, если бы у меня не было веры! – воскликнул Рабле. – Но ведь я всего лишь человек, а вы святой…

И в этот момент возле дома остановилась другая карета. Во двор вошел еще один мужчина…

Он был очень худ, можно сказать, кожа да кости, лицо бледное, желчное. Глаза его сверкали непереносимым блеском; на этом изможденном лице они казались маяками, светящими в ночи. Это и был Кальвин.

Он увидел, что Рабле не один, и сразу же резким, ледяным тоном сказал:

– Роже де Бюр, пикардийский дворянин, приветствует мэтра Рабле и окружающих его лиц.

Рабле взял за руки Лойолу и Кальвина и сказал:

– Небо послало мне радость бесконечную, позволив узреть собственными глазами наичудеснейшее событие: сеньор делла Крус и сеньор Роже де Бюр[31], два блистательных учителя человечества, встретились под моей скромной крышей…

Потом, обернувшись к Манфреду, Рабле добавил:

– А это, гости дорогие, один из самых дорогих мне моих учеников: Жан Зубодробитель собственной персоной…

– Я-то думал, – признался Лойола, – что Жан Зубодробитель выдуман вами для вашей книги.

– Мэтр и меня так называет из чувства горячей симпатии, – пояснил Манфред. – Что же до моего настоящего имени, сеньор, то разрешите сохранить его в тайне. Вы, несомненно, хорошо знакомы с людьми, вынужденными скрывать свое лицо под маской.

Лойола пристально посмотрел на молодого человека, говорившего так провокационно.

Между тем гости и хозяин вошли в столовую, и каждый занял место за столом, на который дрожащая от возбуждения Гертруда только что поставила знаменитый омлет. А Рабле уже разливал вино по бокалам.

Он поднял бокал так, что жидкий рубин засверкал, поднял его на уровень своих растроганных глаз и сказал:

– За вас, сеньор делла Крус, знаменитый просветитель, светоч Испании, и за вас, сеньор Роже де Бур, знаток богословия, и за тебя, мой горячо любимый Жан, – за всех пью я и от всей души желаю, чтобы вошли в ваши души мир и любовь к людям, вашим братьям… нашим братьям…

Он залпом опорожнил свой бокал… Манфред поспешил сделать то же самое и тут же налили себе еще один бокал, который тоже выпил до последней капли.

Лойола и Кальвин едва коснулись губами краешка своих бокалов. Они наблюдали друг за другом.

– Итак, – произнес Лойола, пристально разглядывая того, кто назвал себя Роже де Бюром, – месье занимается богословием?

– А разве это не наука наук? Познать истинного Господа и поклоняться ему надлежащим образом?

– Рим учит нас, как надо почитать Иисуса и Святую Деву, – отчеканил Лойола, и в голосе его послышались нотки начинающегося сражения.

Кальвин поджал свои тонкие губы и резко возразил:

– Истина не только в Риме живет.

– Таково мышление еретика! К нему приходят, оспаривая докторов веры! Берегитесь, месье, дабы не впасть в какую-нибудь чудовищную ошибку и не скатиться к новым идеям. Вспомните святого Августина, пожелавшего изучить чудеса. Что произошло со святым Августином? Он увидел ребенка на берегу реки. Ребенок проделал маленькую дырочку в песке; он принес в раковине морскую воду и вылил ее в дырку. «Что ты делаешь?» – спросил ребенка святой. «Хочу вылить туда всю воду океана!» – ответил ребенок. А когда святой улыбнулся, ангел (потому что это был ангел) сказал: «Мне кажется более легким переносить раковиной всю воду из моря в дыру, чем тебе познать тайну чуда…» После этих слов ангел испарился.

Кальвин пожал плечами.

– Бог позволил человеку изучать и прояснять свою веру.

– Надо верить! – жестко сказал Лойола. – Горе тому, кто не верит! Горе тому, кто хочет понять! Отправляйтесь в Рим, месье! И припадите к ногам верховного понтифика, управляющего нашим старым христианским миром…

– Надо ли ехать так далеко, – сказал Кальвин, – чтобы убедиться в коррумпированности кардиналов, симонии епископов и гнилости старого христианского мира…

Побледневший Лойола бросил испепеляющий взгляд на Рабле, который спокойно выговаривал Манфреду:

– Ты пьешь слишком много старого бургундского вина, сын мой. С крылом пулярки хорошо вино от Девиньера.

Тогда Лойола устремил взгляд на Кальвина:

– Это ересь! – выкрикнул он.

– Это реформа! – резко ответил Кальвин.

– Вот где притаился враг! Мы обуздаем его!

– Правда победит заблуждения, когда мы очистим религию!

– Рим божественен, месье!

– Рим разрушен!

– Перед тем как Рим падет, он придумает рычаг, чтобы спасти мир!