Исцеление наших самых глубоких ран. Холотропный сдвиг парадигмы - Станислав Гроф

Кроме того, декартово-ньютоново мышление в науке, которое в 1960-х гг. пользовалось большим влиянием и популярностью, постепенно было подорвано множеством удивительных свершений в самых разных науках. Это происходит с таким размахом, что все большее число ученых ощущает острую необходимость в каком-то совершенно другом видении мира, в новой научной парадигме. Бросающиеся в глаза примеры таких достижений: философское значение открытий квантово-релятивистской физики (Сарга, 1975; Goswami, 1995), теория целостного движения Дэвида Бома (Bohm, 1980), голографическая теория мозга Карла Прибрама (Pribram, 1971), теория диссипативных структур Ильи Пригожина (Prigogine, 1980), теория морфогенетических полей Руперта Шелдрэйка (Sheldrake, 1981), блестящий синтез Грегори Бейтсона теории систем и теории информации, кибернетики, антропологии и психологии (Bateson, 1979) и особенно понятие «пси-поля» Эрвина Ласло (поля акаши), его гипотеза о связности и его «всецелая теория всего» (Laszlo, 1993, 2004). Отрадно видеть, что все эти новые разработки, которые находятся в непримиримом противоречии с традиционной наукой, кажется, вполне совместимы с открытиями психоделических исследований и трансперсональной психологией. Этот список был бы не полон без упоминания замечательной попытки Кена Уилбера создать всеобъемлющий синтез самых разных отраслей науки и вечной философии (Wilber, 2000).

Еще более обнадеживающим, чем эти перемены в общем научном умонастроении, является то обстоятельство, что в некоторых случаях исследователям более молодого поколения в Соединенных Штатах, Швейцарии и других странах за последние годы удалось получить официальное разрешение на начало программ психоделической терапии с привлечением ЛСД, псилоцибина, диметилтриптамина (ДМТ), метилендиоксиметамфетамина (МДМА) и кетамина. Я надеюсь, что это является началом возрождения интереса к психоделическим исследованиям, которое в конце концов вернет эти необыкновенные средства в руки ответственных врачей.

Предисловие Станислава Грофа к книге о жизни и работах Альберта Хофманна

Для меня необычайные честь и удовольствие писать предисловие для книги, прославляющей жизнь и работу Альберта Хофманна, блестящего исследователя и ученого в лучшем смысле слова, которого я считаю своим духовным учителем. Вряд ли можно описать словами ту глубокую благодарность, которую я испытываю к нему за все, что привнесли его открытия в мою личную и профессиональную жизнь, а также в жизни бесчисленных других людей, использовавших синтезированные им вещества ответственно и с уважением, которого заслуживают эти замечательные инструменты. Я впервые услышал имя Альберта Хофманна в 1954 г., когда, будучи студентом-медиком, работал добровольцем на кафедре психиатрии медицинского факультета Университета Чарльза в Праге. У моего наставника, доцента Иржи Рубичека, были хорошие рабочие взаимоотношения с фармацевтической лабораторией «Сандоз» в Базеле, и он регулярно получал от этой фирмы бесплатные образцы новых продуктов, поступавших на рынок. В качестве части этого сотрудничества однажды он получил партию диэтиламида лизергиновой кислоты, или ЛСД-25, – нового экспериментального вещества с беспрецедентным психоактивным действием. Посылку сопровождало письмо с описанием истории открытия ЛСД – случайной интоксикации Хофманна во время синтеза этого вещества, его последующего эксперимента на себе и предварительного исследования Вернера Штолля с группой нормальных добровольцев и психиатрических пациентов.

Статья Вернера Штолля «ЛСД – фантастическое производное спорыньи» (LSD, ein Phantasticum aus der Muttercorngruppe, Stoll, 1947) сразу же стала сенсацией в научном мире. Его предварительное исследование показывало, что крайне малые дозы этого нового вещества (порядка миллионных долей грамма – микрограммов, или гамма) были способны вызывать у экспериментальных испытуемых состояние, во многих отношениях напоминавшее естественно встречающиеся психозы; Штолль также упоминал в своей статье, что ЛСД может иметь интересный терапевтический потенциал. Теперь фирма «Сандоз» посылала образцы нового вещества психиатрическим исследовательским институтам, университетским кафедрам и отдельным терапевтам и спрашивала, заинтересованы ли они в экспериментировании с ЛСД и выяснении того, может ли это вещество правомерно применяться в психиатрии и психологии. В письме содержались два предположения относительно возможного применения ЛСД: в качестве агента, вызывающего «экспериментальный психоз», который мог бы способствовать пониманию биохимических причин шизофрении, и как нетрадиционный терапевтический инструмент, дающий специалистам, занятым в сфере профилактики и лечения психических расстройств, возможность проводить несколько часов в состоянии, похожем на мир переживаний психотических пациентов.

Доцента Рубичека очень интересовали исследования с ЛСД, но его плотное расписание не позволяло ему проводить от шести до восьми часов на сеансах экспериментальных испытуемых. Он попросил меня и еще нескольких студентов быть для этих людей руководителями, наблюдать их и записывать их переживания. Это давало мне уникальную возможность присутствовать на психоделических сеансах многих добровольцев, в том числе психиатров, психологов и художников. Будучи очарован тем, что мне доводилось видеть и слышать, я жаждал сам принять участие в сеансе. К сожалению и к моему великому огорчению, деканат решил, что студентов не следует использовать в качестве экспериментальных испытуемых.

Я не мог дождаться того, чтобы лично испытать действие ЛСД, и сразу после завершения обучения вызвался добровольцем на сеанс. Доцента Рубичека интересовала электроэнцефалография и, более конкретно, процесс, именуемый «ведением» или «увлечением» мозговых волн. Он подвергал своих испытуемых действию мощного стробоскопического света и изучал влияние различных частот вспышек на мозговые волны в их подзатылочной коре. Ему хотелось знать, как на этот процесс повлиял бы прием ЛСД; таким образом, участие в этом исследовании было необходимым предварительным условием для прохождения ЛСД-сеанса под его руководством.

Станислав Гроф, Альберт Хофманн, Кристина Гроф и Анита Хофманн в саду Хофманна в Берге, Швейцария

Совместное действие ЛСД и стробоскопического света вызвало во мне переживание космического сознания невероятных масштабов (Grof, 2006). И хотя оно длилось лишь несколько часов – а его самая значительная часть лишь около десяти минут, – оно привело к глубокому личному преобразованию и духовному пробуждению и в профессиональном отношении направило меня по радикально иному пути, нежели тот, для которого меня обучали и готовили. Фактически я с великой решимостью следовал этим курсом вплоть до нынешнего дня. С той поры исследование необычных состояний сознания навсегда стало для меня страстным увлечением, призванием и профессией.

Теперь, более чем пятьдесят лет спустя, я смотрю на этот опыт как на инициацию, сходную с инициацией участников античных мистерий смерти и возрождения. Я не мог бы быть более согласным с Альбертом, который видел глубокое сходство между ЛСД и священным напитком кайкеон, использовавшимся в Элевсинских мистериях (Wasson, Hoffman, Ruck, 1978), и надеялся, что ответственное ритуальное использование ЛСД когда-нибудь станет частью западной цивилизации. Он полагал, что этот Новый Элевсис будет приносить современному человечеству такую же духовную и культурную пользу, как та, которую давал его древний предшественник античной Греции и соседним с ней странам.

После моего первого ЛСД-сеанса я глубоко увлекся психоделическими исследованиями и изучением всей литературы, имевшей отношение к необычным состояниям сознания. «Чудо-ребенок» Альберта Хофманна вызвал беспрецедентную волну научного энтузиазма и оптимизма и породил новую дисциплину – науку сознания. Никогда прежде в истории науки одно вещество не было столь многообещающим в таком широком круге областей. Для нейрофармакологов и нейрофизиологов открытие ЛСД означало начало золотого века исследований, которые потенциально могли вести к крупным прорывам в понимании нейрорецепторов, синаптических медиаторов, химических антагонизмов, роли серотонина в мозге и тонких биохимических взаимодействий, лежащих в основе церебральных процессов.

Специалисты в области экспериментальной психиатрии видели в ЛСД уникальное средство для создания лабораторной модели естественно встречающихся функциональных, или эндогенных, психозов. Они надеялись, что «экспериментальный психоз», вызываемый микроскопическими дозами этого вещества, может привести к беспримерным догадкам о природе этих загадочных расстройств и открыть новые направления их лечения. Внезапно становилось возможным думать, что мозг или другие части тела способны болеть психическими заболеваниями, при определенных обстоятельствах вырабатывать небольшие количества вещества, по своему действию сходного с ЛСД. Это означало, что такие расстройства, как шизофрения, могут быть не психическими заболеваниями, а обменными нарушениями, которые было бы возможно корректировать и нейтрализовать специфическим химическим вмешательством. Потенциал этого исследования был ни много ни мало как исполнением мечты биологически ориентированных психиатров, Святым Граалем психиатрии – средством из пробирки для лечения шизофрении.