Опасные забавы - Маргарет Портер

– Черт возьми, что с вами случилось? – требовательно спросил он.

– О, Джервас, я провела ужасную ночь!

Ее глаза безмолвно взывали к нему. Джервас обнял девушку, прижавшись щекой к ее влажным кудрям.

– Не волнуйтесь, теперь вы со мной, вы в безопасности.

– Знаю. Вот почему я и пришла сюда, – сказала она уже более твердым голосом. – Я не буду плакать, потому что если я начну, то не смогу остановиться.

Джервас подложил ей под спину подушечку и сел у ее ног. Он стал растирать и согревать ее холодные руки, а потом попросил:

– Расскажите мне, как можно более спокойно и неторопливо, что вывело вас из себя?

Он молча слушал ее сбивчивый отчет обо всем происшедшем после того, как Бенджамен Бекман увез ее из театра. Герцог непроизвольно сжал кулаки, когда она пояснила, что избежала самого худшего, выпрыгнув из кареты.

– Я была в шоке, но не ушиблась и не разбилась, – заверила его Розали. – Какие-то добрые господа помогли мне встать и даже предложили довести до дома. Но я испугалась, что мистер Бекман мог к тому времени вернуться и подстеречь меня где-нибудь рядом. Я поменяла замок, но...

– Что вы сделали?

– Мистер Бекман украл мой ключ.

Она вкратце поведала ему о первом визите своего назойливого поклонника. Джервас решительно заявил:

– Вы должны были мне об этом сказать.

– Но как бы вы тогда поступили? – устало откликнулась она.

Джервас сразу разгадал тактику Бекмана, и им овладела холодная ярость. Еще при их первой встрече в Седлерз-Уэллсз он должен был догадаться, что этот человек опасен.

Розали привыкла жить одна, и распорядок ее дня зависел от спектаклей и репетиций. Естественно, что хитрый и самонадеянный Бекман отнесся к ней как к мишени, в которую можно попасть безо всякого труда. В отличие от Джерваса, он был лишен проницательности и не понял, что моральные принципы танцовщицы не так легковесны, как ее маленькие ноги. А высокомерие помешало ему даже допустить, что она способна отвергнуть его домогательства.

– Полагаю, что завтра я должна подать на него жалобу, – проговорила Розали. – Вы не скажете мне, как это лучше сделать?

– Я не хочу, чтобы вы теперь об этом беспокоились.

Жаль, подумал он, что у него самого нет законных оснований воспрепятствовать Бекману в его наглых притязаниях. Только отец или брат могли бы составить петицию и обратиться в суд.

Или муж.

Отложив размышления на потом, он продолжил:

– Мой дворецкий подготовит для вас комнату. Нет, – твердо возразил он, когда Розали покачала головой, – вы не должны отказываться. Сейчас поздно, и вы ужасно устали. Утром я вызову врача, он осмотрит вас и установит, что у вас нет тяжелых ушибов.

Розали посмотрела на него.

– Но я не могу спать в вашем доме, Джервас. Человек, открывший мне дверь, не хотел меня сюда впускать, и я убеждена, что Парри не понравилось мое ночное вторжение.

Он нахмурился и ответил:

– Розали, я нанял слуг, чтобы они выполняли мои распоряжения, а не диктовали мне, что и как нужно делать. И я решительно отказываюсь обсуждать, что они могут подумать о нас с вами, как и любую подобную болтовню.

Следующее утро герцог Солуэй провел в своем кабинете. Парри, единственному из слуг, было позволено входить к нему и сообщать о том, что происходит с мадемуазель де Барант. В середине утра ирландец дал знать хозяину, что она проснулась, а часом позже объявил, что горничная уже унесла поднос с ее завтраком.

Джервас вошел в комнату, где ночевала его любимая, и застал ее сидящей на подушках, на кровати красного дерева. Распущенные волосы спутанными кольцами спускались ей на плечи.

– Вам не надо здесь появляться, – упрекнула она его и прикрылась простыней. – Если бы я знала, что вы способны устроить скандал в собственном доме, то ни за что не позволила бы вам оставить меня здесь.

– Какой же это скандал, я просто зашел в комнату к больной, – спокойно заметил он и присел на краешек кровати. – Как вы себя сегодня чувствуете?

– Пока что я запретила себе что-нибудь чувствовать, – сказала, она, и он понял, что она несколько натужно попыталась сострить. – Vraiment[56] Джервас, нельзя, чтобы вас обнаружили среди простынь танцовщицы. – Она негромко рассмеялась и добавила: – Но я забыла, ведь я больше не имею права так себя именовать. Прошлой ночью мое недолгое сотрудничество с Королевским театром завершилось.

Желая ее поддразнить, он произнес:

– Не так уж это и плохо, нельзя все время рассчитывать на превосходные спектакли.

Она покачала головой и печально проговорила:

– Вы меня не поняли. Должно быть, ночью я не сумела вам это внятно разъяснить. Я больше никогда не буду выступать. Бекман похитил и увез меня прямо перед началом балета. Я была занята во всех массовых сценах, и никто не поверит, если я притворюсь и скажу, что мне внезапно стало плохо. Впрочем, если я расскажу правду, мне поверят еще меньше. В дирекции вспомнят о происшедшем со мной прошлой осенью. Мой поспешный уход из театра на Тотнем-стрит расценят как явное доказательство моей ненадежности.

– Ерунда. Не стоит придавать такого значения одной неудаче, да к тому же ничтожной.

– Но так все и произойдет, – продолжала настаивать Розали. – Мистер Келли выгонит меня, а синьор Росси, очевидно, уже сегодня готов меня уволить, потому что не выйти на сцену значит нарушить все профессиональные правила. Меня взяли в театр лишь на время, я даже не числюсь в составе труппы, поэтому мое увольнение не повлечет за собой никаких расходов. Джеймс д'Эгвилль навсегда отвернется от меня, да и Дибдин не примет меня снова в свой театр. Возможно, лишь через несколько лет какой-нибудь директор театра решится нанять танцовщицу со столь запятнанной репутацией. А у балерины очень мало лет в запасе, – заключила она, подчеркнув последнюю фразу.

На глазах у Розали выступили слезы, и это напомнило Джервасу, как она молода. Она начала готовиться к карьере танцовщицы еще маленькой девочкой и профессионально танцевала, толком не научившись читать. У нее не было нормального детства и отрочества, потому что театральное воспитание заставило ее как бы проскочить через годы.

Сейчас, когда рана свежа, она не понимает, что он не оставит ей причин для сожалений, тут он твердо убежден. Он непременно успокоит, утешит и обласкает ее, эту миниатюрную, смелую девушку. Он докажет ей свою любовь и преданность.

– Если от этого вы себя лучше почувствуете, – сказал он, вытерев ей щеки своим носовым платком, – я поговорю с Келли. Я даже отправлюсь в Королевскую скамью подсудимых и расскажу мистеру Тейлору, почему вы отсутствовали прошлым вечером.