Эдгар Аллан По. Причины тьмы ночной - Джон Треш

Он методично расшифровывает его и вместе со своим карикатурным слугой, ранее порабощенным Юпитером, находит сказочный пиратский клад – золото и драгоценные камни.

«Золотой жук» знаменует собой значительный поворот в фантастике По к американской тематике. Это была история об исполнении желаний и обмене ничего не стоящей бумаги с бессмысленными надписями – такой, как обесценившаяся бумажная валюта государственных банков или заявление По о банкротстве – на золото. Роберт Льюис Стивенсон обратится к этой теме в «Острове сокровищ».

Кларк предупредил читателей Saturday Museum об «уникальной работе необычно образованного, но бесспорно великого интеллектуала». В редакции газеты The Dollar начался ажиотаж, оригинал и переиздание распродали. Очень скоро была поставлена пьеса. Между тем, в Daily Forum молодой журналист осудил статью и премию, обвинив По в плагиате. По приготовился подать в суд за клевету, однако вопрос был улажен рукопожатием и опровержением.

Новый всплеск известности привел Эдгара По к очередной серии печатных рассказов и новому начинанию: лекционному турне. Тема – «Американская поэзия».

Рекламу обеспечил Джордж Липпард – длинноволосый, язвительный романист (его «Город квакеров» рассказывал о мерзких аппетитах филадельфийской элиты и их махинациях против простых рабочих людей). Он признавал героические литературные усилия По и, как и многие, ненавидел Гризвольда. Липпард называл По прирожденным поэтом с умом, «отмеченным печатью гениальности», вероятно, «самым оригинальным писателем, когда-либо существовавшим в Америке»: «Восхищаясь диким и мечтательным, его ум проникает в самые глубины человеческой души, создавая огромные и великолепные сны, красноречивые фантазии и ужасные тайны».

По прочитал свою лекцию в Филадельфии в переполненном зале, куда сотни людей «даже не смогли попасть». «Высокоинтеллектуальная аудитория» была заворожена его «великой аналитической силой» и «владением языком». Он отправился в путешествие: в Делавэрский Темперенс-Холл, в Механикс-Холл в Рединге, в Олд-Феллоус в Балтиморе, во Франклинский лицей и в Филадельфийский музей – самую известную в городе сцену для научно-популярных и развлекательных мероприятий, где Джордж Комб читал свои лекции по френологии и где дебютировал волшебный фонарь. Лекции послужили ступенькой к «солидному журналу, посвященному всем высшим предметам американской литературы, редактируемому, принадлежащему и контролируемому мистером По».

По добивался проведения лекции в Бостонском лицее, но его секретарь предсказал низкую «вероятность успеха». Нападки Эдгара По на бостонцев – Эмерсона, Гризвольда и Лонгфелло – не пошли ему на пользу и в Филадельфии. Грэм заказал рецензию на «Испанского студента» Лонгфелло, но, как он сказал самому Логнфелло, статья По вышла настолько резкой, что редактору пришлось заплатить ему, чтобы ее не публиковать. Также Грэм упомянул о долговом обязательстве: «Я не думаю, что сумма возместится, и сомневаюсь, впрочем, что изменится и автор». Буквально проклинающее суждение.

Томас К. Кларк, несмотря на отказ от The Stylus, по-прежнему доброжелательно относился к По в Saturday Museum. Между тем, в январе 1844 года Кларк отошел от издательской деятельности. Тем временем Липпард попытался прояснить ситуацию с вкладом Эдгара По в городскую литературную жизнь: «Именно мистер По принес славу журналу Graham’s, именно его интеллект придал ныне слабому и хлипкому периодическому изданию тон утонченности и умственной бодрости».

И все же волна признания, вызванная «Золотым жуком», пришла слишком поздно. Одна за другой двери Филадельфии закрывались перед писателем.

Глава 11

Марш науки и мошенничества

Парад науки

Мечта Эдгара По о национальном литературном журнале, который должен был руководствоваться безличными, универсальными стандартами, теперь исчезла, если и вовсе не умерла. Тем временем другие люди продвигали свои планы по повышению уровня интеллектуальной жизни нации – проекты по продвижению, распространению и организации исследований на национальном уровне. Некоторые из них проходили под громкие фанфары, в то время как другие, за кулисами, имели гораздо больший эффект.

1 апреля 1844 года ученые и правительственные чиновники выстраивались на Пенсильвания-авеню в Вашингтоне. Национальный институт содействия развитию науки начинал свой первый публичный съезд с парада.

Президент Джон Тайлер и члены его кабинета прошли маршем от здания казначейства до пресвитерианской церкви. Когда они заполнили скамьи, маршевый оркестр морской пехоты исполнил «торжественную мелодию». Преподобный Клемент Мур Батлер из Джорджтауна произнес «подходящую молитву», после чего «недавно изобретенный инструмент, сочетающий орган и фортепиано», заиграл «приятные мелодии».

Президент Тайлер приветствовал собравшихся. За ним выступил Джон У. Дрейпер, который рассказал о действии солнечных лучей, выявленном с помощью дагерротипа. Затем астроном Элиас Лумис представил свой анализ кометы 1843 года.

В перерывах между музыкальными выступлениями был прочитан целый ряд дезориентирующих лекций: лейтенанта Мэтью Мори о Гольфстриме, Джорджа Такера из Вирджинии – о «будущем прогрессе Соединенных Штатов», лекции по энтомологии, об окаменевшем лесе, о небулярной гипотезе, об исторических школах Франции и Германии, о теории «единой электрической жидкости» (представленной сыном президента Джоном Тайлером младшим), о метеорологических наблюдениях «короля бурь» Джеймса Эспи, а также выступление преподобного Элифалета Нотта, президента Юнион-колледжа, который разработал печь для сжигания угля и несколько других менее заметных изобретений, с докладом «О происхождении, продолжительности и конце света».

Мероприятие растянулось на десять дней. На съезде присутствовали «члены Конгресса, незнакомые люди и граждане», а на верхней галерее расположилось «большое количество дам». Правительственные чиновники, организовавшие съезд, рекламировали его как «интеллектуальный банкет самого широкого народного характера».

Именно по этой причине – его популярного характера – многие из самых выдающихся ученых Америки предпочли остаться дома. Более сорока ведущих ученых, включая Джозефа Генри, Бенджамина Пирса и профессора Йельского университета и редактора American Journal of Science and Arts Бенджамина Силлимана, отклонили приглашение Национального института.

Ознакомившись с программой, Генри написал химику Джону Торри: «Что вы думаете о том, чтобы я подготовил для Вашингтонского института доклад о пузырьках, который будет представлен на большом собрании? Не будет ли название статьи казаться неприметным в связи с величественным сообщением, которое сделает доктор Нотт о происхождении и разрушении мира?».

Институт стал смелым шагом к национальной поддержке науки. Но для Генри, Бейча и других ученых-единомышленников это был пузырь, причуда и шаг в неверном направлении.

Крутые полмиллиона

Институт возник как решение завидной проблемы: что делать с одиннадцатью ящиками золота? После своей смерти в 1829 году Джеймс Смитсон, незаконнорожденный сын герцога Нортумберлендского и геолог-любитель, оставил полмиллиона долларов правительству США, чтобы «основать в Вашингтоне учреждение – под названием Смитсоновский институт – с целью увеличения и распространения знаний». В 1838 году Ричард Раш отплыл в Великобританию, чтобы вернуть трофеи Смитсона.

Никто не мог договориться, что делать с золотом. Одним из вариантов стало невыполненное обещание, данное в инаугурационной речи Джона Куинси Адамса: национальная обсерватория, небесный