Калила и Димна - Абдаллах аль-Мукаффа

Порешив на этом, брахманы разошлись по домам, а на седьмой день, как было условлено, явились к царю Шадираму и сказали: «О царь, мы все это время искали в наших книгах истолкование твоих сновидений и старались найти наилучшее решение. О достойнейший повелитель, окажи нам милость и отошли всех своих царедворцев, ибо в их присутствии мы не можем тебе ответить». Царь Шадирам тотчас же отослал своих придворных и остался с брахманами, а те велели ему, как сговорились, убить жену, сына и вазира и выдать им лекаря Кабариона. Царь Шадирам воскликнул: «Мне легче умереть, чем послать на смерть тех, кто мне дороже жизни, и если я это сделаю, то и сам тотчас же умру! Жизнь коротка, и не вечно мне быть царем, но я знаю, что разлука с любимыми — это смерть и гибель!»

Но брахманы возразили: «Ты не прав, царь, утверждая, что чужая жизнь тебе дороже своей! Сохрани ее, сбереги свою власть и царство, сделай то, в чем твоя единственная надежда и верный успех, и радуйся величию своей державы пред лицом твоих приближенных, коими ты вознесен и возвеличен! Не пренебрегай великим, предпочитая малое, не губи себя, чтобы спасти других, ибо человек любит, дабы наслаждаться своей любовью и общением с любимым, пока он жив, а если он умрет, то с ним погибнет и его любовь. Ты же любишь более всего — конечно, после всевышнего бога — свою царскую власть, которая досталась тебе ценою великих трудов в течение многих месяцев и долгих лет, и тебе не следует отбрасывать ее и пренебрегать тем, что для тебя дороже всего на свете. Послушай же нас, сохрани самое дорогое и отбрось, словно пустую кожуру, все остальное, ибо оно незначительно и неважно».

Увидев, что брахманы осмелели и ведут дерзкие речи, царь Шадирам стал горевать еще больше. Оставив брахманов, он удалился в свои покои и, пав лицом на землю, зарыдал и забился, как бьется выброшенная на берег рыба. Он говорил себе: «Не знаю, что страшнее и ужаснее для меня — потерять царство или тех, кто мне дорог! Ведь если я убью свою жену, сына и друга, то не буду знать покоя и радости до могилы! Не было еще царя, что правил бы вечно, и не только власть и богатство нужны человеку, да и к чему мне жизнь, если Ирахт не будет со мною? Как смогу я управлять, если погибнет Каль, мой писец, и Илад, мой друг, вазир и советник? Кто унаследует мои земли, если не станет моего любимого сына, и как я выеду на бой с врагами, если отдам своего непобедимого белого слона и коня, что быстрее всех скакунов на свете? Разве смогу я называться царем, если убью всех, кто мне дорог, по приказу брахманов, и зачем мне этот мир, если не будет у меня ни одного близкого человека?» И царь томился и горевал и долгое время не покидал своих покоев, так что по землям Синда разнеслась весть о том, что Шадирам повержен неведомым несчастьем либо недугом.

Заметил мудрый Илад, что царь Шадирам несказанно тоскует, и стал размышлять о причине его тоски и грусти. Он хотел было спросить царя, но потом сказал себе: «Не подобает мне прямо обращаться к царю и спрашивать, что с ним случилось, если он до сих пор не позвал меня». Придя к царице Ирахт, он сказал ей: «С тех пор как я начал служить царю и до сего дня он ничего не сделал, не посоветовавшись со мной и не спросив моего мнения, но сейчас он скрытен, и я не знаю, что его тревожит, ибо он не сказал мне ни слова. Меня тревожит его состояние — ведь прежде, когда постигала его беда, он был терпелив и стоек, спрашивал у меня совета и утешался в дружеской беседе. Несколько дней назад я видел, что он уединился в своих покоях с несколькими брахманами, отослав всех своих придворных. Боюсь я, что он открыл им какую-то тайну, и нельзя поручиться, что они не посоветуют ему совершить что-нибудь опасное и вредоносное, о чем он потом горько пожалеет. Иди к нему, царица, и спроси, почему он тоскует и не покидает своих покоев, а потом передай мне его ответ, ибо сам я не могу войти к нему без приказания и зова. Может быть, эти брахманы, выдавая зло за добро, подбили его на какой-нибудь скверный и недостойный поступок или подговорили против своих врагов, а ведь нрав царя таков, что, разгневавшись, он никого не спросит и даст волю своему гневу, ибо в его глазах равны великое и малое дела. Брахманы же ненавидят царя, но не выказывают открыто своей злобы, затаив ее в сердце. И если они получат хоть малейшую возможность повредить ему, то погубят его и ввергнут в пучины смерти».

«Я тоже не могу говорить с царем, — возразила Ирахт. — Между нами недавно случился спор и ссора. Как я войду к нему без позволения?» Но Илад промолвил: «Не сердись на него и не думай об этом, лишь ты можешь войти к нему в час гнева и скорби. Не раз слышал я, как царь Шадирам говорил: «Бываю я грустен и озабочен, но лишь войдет ко мне Ирахт — и приходит конец моей печали». Забудь же свою обиду, иди к царю и веди с ним такие речи, которые, как ты ранее убедилась, будут приятны ему и развеют его горе. А потом в точности скажи мне, что он тебе ответит, ибо для нас, как и для всех подданных, нет ничего дороже, чем доброе здоровье царя и его душевное спокойствие».

Согласившись с Иладом, Ирахт тотчас же отправилась к царю. Увидев, что он неподвижно лежит на своей постели, она села у его изголовья и спросила: «Что с тобой, о достойный царь? Какие слова сказали тебе брахманы, что ты озабочен? Откройся мне, ведь я должна быть твоей спутницей и в радости, и в печали. Если ты задумал совершить поступок, который избавит тебя от забот, то приступай к делу, и даже если ты захочешь погубить всех нас, кто дорог тебе, мы пойдем на смерть с охотой и повинуемся твоему приказу».

И царь Шадирам ответил: «О благородная госпожа, не спрашивай меня, что случилось, ибо этим ты лишь увеличиваешь мое горе. Тебе не подобает спрашивать об этом деле». — «Я не заслуживаю такого обращения, — возразила царица Ирахт. — Или я пала в глазах твоих так низко, что ты говоришь мне такие слова? Разве тебе не ведомо, что истинно разумным можно назвать лишь того, кто умеет сдержаться и терпеть, если его постигнет несчастье, кто прислушивается к совету истинного друга и выходит невредимым из тяжкого испытания, применив все силы своего разума, хитрости и решительности, и никогда не падает духом. Даже великий грех бывает прощен милостью бога, поэтому не давай воли над собой горестным думам — они не отвратят то, что предначертано роком, а лишь обрадуют твоих врагов и истощат твою душу и тело. Всякий, обладающий разумом и жизненным опытом, должен понять это и не поддаваться гневу и скорби, если не достигнет того, к чему стремился, или если его постигнет какое-нибудь несчастье».

«Ни о чем не спрашивай меня! — воскликнул царь. — Своими расспросами ты терзаешь мне сердце! То, о чем ты говоришь — великое зло, что увенчается моей смертью, твоей гибелью, утратой нашего сына и многих наших приближенных, которые для меня дороже жизни. Я видел зловещий сон и рассказал его брахманам, а они велели мне убить тебя, царевича, Илада и других моих друзей, моих царедворцев, чтобы омыться в крови и отвратить зло. Зачем мне жить, если вас всех не будет на свете? И кто бы не потерял разум от горя, услышав такие вести?»

Когда царица Ирахт услышала это, ее охватил ужас, но, обладая сильной волей и острым разумом, она не показала вида, что испугана до смерти, и промолвила: «Не горюй, о великий царь, мы будем твоим выкупом от злой судьбы. Ты найдешь мне замену среди своих невольниц и наложниц, и она станет усладой твоих очей. Я лишь прошу тебя, о славный царь, сделать одну вещь, и побуждает меня к этому то, что я люблю тебя и ты мне дороже жизни. Я хочу, чтобы ты исполнил мой совет». — «Какой же это совет?» — спросил царь, и супруга его ответила: «Я прошу тебя, даже если ты казнишь всех нас, больше никогда не верить никому из брахманов, не держать с ними совета и не совершать ничего, не удостоверившись в необходимости этого поступка. Советуйся с тем, кому ты доверяешь, если кто-нибудь из верных друзей останется в живых после казни. Ведь убить человека — немалое дело, и его уж больше не воскресить. Древние мудрецы говорили: «Если найдешь камешек, который покажется тебе не стоящим внимания, не выпускай его из рук и не бросай, пока не покажешь знатоку, — может быть, камешек окажется драгоценным». А тебя, о великий царь, нельзя назвать знатоком людского нрава, и ты не знаешь своих злейших врагов. Неужели ты думаешь, что они могут любить тебя и быть твоими друзьями после того, как ты погубил двенадцать тысяч брахманов? Не думай, что между теми брахманами и твоими советчиками есть какое-нибудь различие, — и те и другие ненавидят тебя лютой ненавистью. Клянусь жизнью, тебе не следовало рассказывать им свой сон и просить истолковать его: они дали твоему сну толкование, какое им было нужно, и их слова были порождением злобы и предательства, ибо они надеются погубить тебя и несомненно достигнут своей цели, предав смерти твоих родных и близких, друзей и мудрых вазиров. И я полагаю, что если ты послушаешь их и убьешь тех, кого они назвали, то они полностью овладеют твоими помыслами, подчинят тебя своей воле, а потом захватят власть и лишат тебя царского сана, который достанется одному из брахманов, и он станет править, как это и было раньше. О царь, иди к мудрому Кабариону, ибо ему нет равных в учености и проницательности, расскажи ему свой сон и попроси его высказать свое мнение и истолковать твое сновидение».