Девятый круг - Фернандо Льобера

Беатрис не опускала пистолет и целилась в грудь врача.

– Ванесса Побласьон, Хуан Аласена и Хулио Мартинес. Хакобо Рос. Мы знаем, что это твоих рук дело, – сказала она и выпалила наугад, – и все остальные тоже.

Врач, не ожидавший такого поворота, наморщил лоб, соображая, о чем речь.

– Госпиталь «Рамон-и-Кахаль»? – Он захохотал, громко, на грани истерики. – Эти заблудшие? – Он снова зашелся смехом, брызгая слюной. И смеялся, пока не закашлялся. – И что?

– Кому ты передавал информацию?

Мужчина переменился в лице, и Беатрис обратила внимание, что лоб его покрылся бисеринками пота. Проявлялось действие кокаина: вены на шее стали набухать, дыхание участилось.

– Никому, – едва слышно шепнул он.

– Лжешь, – рявкнула Беатрис и шагнула вперед. – Если я тебя не пристрелю на месте, остаток дней ты проведешь за решеткой, я об этом лично позабочусь. И можешь мне поверить, твоя маленькая слабость станет известна в новом окружении. Знаешь, что ждет педофилов в тюрьме?

– Он приказал мне, – выдавил Монтанья.

– Он?

– Я не мог ему отказать. Он убил бы меня… или еще хуже. – Голос Монтаньи срывался. – Он знал о моих… нуждах… И помогал мне. – Казалось, травматолог вот-вот упадет в обморок. – Ему нужны были только имена, – он судорожно дышал, – пока я не узнал о ребенке.

Внезапно он выругался, вскинул голову, и Беатрис похолодела: медик преобразился неузнаваемо, из глаз исчез страх, они расширились, вылезая из орбит. Лицо заблестело от пота, грудь тоже подернулась испариной.

– Пока не стало слишком поздно.

Монтанья оторвался от стойки умывальника, за которую так отчаянно цеплялся до сих пор, и угрожающе подобрался.

– О ком ты говоришь? – Беатрис не отступала, и врач опять развеселился.

– Не все ли равно?

«Я не позволю загнать себя в ловушку», – подумал он. Он потянулся налево и завладел несессером из коричневой кожи. Беатрис взвела курок.

– Не двигайся! – приказала она.

Не обращая на нее внимания, врач запустил руку в дорожный футляр.

– Тебе это не удастся, Монтанья.

«Сохраняй спокойствие, – убеждала она себя. – Держись уверенно».

Казалось, мужчина не слышал ни слова, хотя не сводил с младшего инспектора глаз, бессмысленных и широко распахнутых. Он выхватил из несессера шприц и зубами сорвал защитный колпачок с иглы.

– Монтанья, какого черта ты делаешь? Если ты приблизишься ко мне хоть на шаг с этой штукой в руках, я тебя пристрелю.

Беатрис быстро прикинула, что делать, если врач набросится на нее, и поняла – придется стрелять, другого выхода не было. Беатрис знала приемы рукопашного боя, но этот мужчина был силен как бык, и с ним ей не справиться.

– Вы меня не поймаете, – едва слышно прошелестел он. Он уронил голову на грудь, и только тогда Беатрис сообразила, что сейчас произойдет.

– Нет! – вырвалось у нее, но было слишком поздно.

Монтанья ожесточенно воткнул иглу в правое предплечье и надавил на поршень, вогнав в тело все содержимое шприца. И рухнул замертво.

– Пабло! – завопила Беатрис и бочком подступила к лежавшему на полу человеку. Заткнув пистолет за пояс джинсов сзади, она упала на колени рядом ним и взяла его голову обеими руками, поправила, положив прямо, и попыталась приподнять ему веки. Тело врача забилось в жестоких конвульсиях, и изо рта вытек ручеек пены. Когда напарник показался в дверях комнаты, Беатрис сыпала проклятиями.

– Кто он? Отвечай! – кричала она в лицо Монтаньи.

С силой залепив ему пощечину, она опять заорала:

– Трус проклятый, кто велел тебе просматривать эти файлы?

Беатрис несколько раз встряхнула его и стукнула головой о стойку умывальника, но Монтанья, закатив глаза, больше не подавал признаков жизни. Она во весь голос повторяла свой вопрос снова и снова, пригнувшись вплотную к лицу доктора, пока Пабло не схватил ее за плечи.

– Он тебе уже ничего не скажет, – пробормотал он.

Глава 4

С широкими крылами, с ликом девьим,

Когтистые, с пернатым животом,

Они тоскливо кличут по деревьям.

15 апреля, понедельник

Два выходных дня и понедельник Себаштиану провел в Лондоне. Самолет компании «Бритиш эйрвейс» приземлился в десять тридцать вечера в пятницу, за день до того, когда Монтанья расстался с жизнью. Португалец отделился от основного потока пассажиров, которые приготовились, выстроившись вдоль ленты транспортера и вооружившись терпением, получать багаж: ожидание, как обычно, могло продлиться бесконечно долго. Себаштиану избежал этой участи, так как его вещи спокойно лежали в лондонской квартире и вся кладь состояла из небольшой дорожной сумки и портативного компьютера. Если он намерен пожить в Мадриде какое-то время, помимо прочего, ему придется взять с собой чемодан.

Себаштиану предпочел добираться домой на метро: скоростной поезд по прямой ветке быстро доставит его из аэропорта в Вест-Энд. Поездка на такси стоила бы ему около часа времени и небольшого состояния. Профессор оказался среди сотен людей, возвращавшихся из разных мест в город после недели напряженной рабочей недели. Мужчины и женщины в темных деловых костюмах, сжимавшие в руках папки и портфели, возвращались к домашнему очагу. «К домашнему очагу», – повторил про себя Себаштиану. Где же он, его очаг?

Светлокожие британцы, индийцы, пакистанцы, африканцы, выходцы с Востока… Пестрая палитра оттенков кожи и рас, варившихся в одном котле, являлась отражением космополитичной культуры Лондона; ни в одном другом европейском городе «единство человеческого рода» не проявляется столь наглядно. Себаштиану подумал, что в этом смысле жизнь в Мадриде устроена намного проще: ей не хватало колорита, разнообразия, выбора.

Себаштиану купил в автоматической кассе билет и вышел на платформу. Во время перелета из Мадрида он, стараясь расслабиться, думал о Беатрис и ее неотразимой чувственности, а также о Морантесе, превратившемся в волка-одиночку после смерти жены и объявившем личный крестовый поход против зла и насилия. Он размышлял о старых эрудитах, друзьях отца, членах ученого общества, помимо воли оказавшихся вовлеченными в игру. И о Каине.

Во всех преступлениях присутствовала одна общая деталь, являвшаяся тем камнем преткновения, о который он постоянно спотыкался в своих рассуждениях; эту деталь невозможно было истолковать как случайное совпадение, и она не давала ему покоя, словно осколок стекла, засевший в подсознании. Именно она занимала его мысли, когда он садился в поезд, пристраивал сумку с ноутбуком под сиденьем и располагался сам. Ему предстояло ехать меньше двадцати минут.

«В трех случаях на месте преступления были найдены доказательства, что убийцы страдали гипергликемией или диабетом».

Вечер пятницы, субботу и воскресенье Себаштиану провел в городской квартире, подбирая материалы, которые могли пригодиться в Мадриде, размышляя и читая книгу отца о латеральном мышлении на случай, если на ее страницах вдруг покажется конец запутанной ниточки, слабый след или намек. Ничего подобного он не нашел, но пришел к выводу, что книга замечательная.

Наконец наступил понедельник. Себаштиану вышел на станции «Уоррен-стрит». До университета было минут десять ходьбы. Утро радовало великолепием: сияло солнце, и воздух даже в самом центре Лондона, города смога, был чистым и свежим. Лишь вдали, на востоке, клубились облака. Весна решительно вступила в свои права, принарядив деревья, и город щеголял сочной молодой зеленью. Лондонцы, страстные садоводы, выставили на балконы цветочные горшки. Весна – лучшее время года в Лондоне. Вскоре наступит лето, поднимутся влажные испарения от Темзы, и в городе с тринадцатимиллионным населением воцарится удушающая атмосфера.

Университетский колледж Лондона был основан в 1825 году по настоянию шотландского поэта Томаса Кемпбелла, который обратился с призывом об учреждении университета в столице государства к Генри Брогхему, члену парламента. В ту эпоху в Англии существовало только два университета: Оксфорд и Кембридж, куда допускались исключительно протестанты. Университетский колледж Лондона явился первым учебным центром, принимавшим студентов всех вероисповеданий, что в ту пору стало поводом для яростной критики.

Себаштиану шел от метро по Говер-стрит, встречая по пути студентов разных национальностей: одни задерживались на террасах кафе, чтобы насладиться прекрасной погодой, другие спешили на занятия. Две девушки, индианки, весело смеясь, вышли из здания биологического факультета и, узнав профессора, поздоровались с ним.

Говер-стрит – небольшая улица. Ее ширины едва хватает на две полосы, с двух сторон она зажата трехэтажными домами, в основном принадлежащими университету. С архитектурной точки зрения эти строения не представляют собой ничего выдающегося, но зато весьма функциональны. Тут размещаются различные факультеты, научные библиотеки и студенческие общежития. Университетский комплекс раскинулся на много кварталов и насчитывает десятки зданий и построек, включая Британский музей, Британскую библиотеку и так называемый Лондонский госпиталь, которые находятся в том же районе Блумсбери. Центральный вход поражает воображение: широкая аллея из красной глины, окруженная парком и роскошными соснами, ведет к главному зданию: грандиозное викторианское сооружение увенчано куполом и украшено с фасада десятью колоннами, устремленными в небо. В штате университета работают более четырех тысяч профессоров, обучающих свыше семнадцати тысяч студентов.