Белый воин - Алексей Осадчук

-Завтра, я слышал, будет совет, и ты станешь конунгом лоримов. Икер горько улыбнулся:

-Да, для оставшихся в живых членов Сейма, как будто не существует смертельной опасности. Эти жалкие жмыхи, надеются отсидеться за спинами воинов. Пытаются закрепить свою власть, избрав меня на Сейме конунгом. Разве они не понимают, что может завтра наш народ перестанет существовать? Старый Ваянар, задумчиво глядя вперёд, произнёс:

-Так было вечно. Много веков назад первые лоримы, живя в мире и согласии, под присмотром Творца, попросили себе у Него первого конунга из их числа. Причём каждый просящий в тайне надеялся, что Вышний изберёт именно его управлять всем народом. Видя завистливые сердца людей, Творец разгневался, а потом, рассмеявшись, ответил: «Не Я ли Добрый даю вам пропитание и кров? Не Я ли Справедливый сужу все ваши споры? Не Я ли Сильный оберегаю ваши дома и семьи от врагов ваших? Не Мне ли Великому вы должны поклоняться за это? Что ж неблагодарные, вы хотите конунга? Тогда изберите его сами из числа вашего.

Теперь он будет оберегать вас, давать вам кров и пропитание, судить ваши споры, ему вы будете кланяться отныне».

Нужно сказать, что первые лоримы выбрали довольно таки справедливого конунга, только правил он не долго. Какой человек может сравниться с Богом в справедливости, силе, доброте, величии, наконец? Возрыдали тогда предки наши, только уже было поздно – раз сказанное Творцом Слово – не воротиться более. Множество конунгов сменилось в народе нашем, были и добрые, были и справедливые, сильные тоже были, только заплатили лоримы кровью своей за доброту, справедливость и силу их. За страшную ошибку предков своих, расплачиваются теперь потомки.

Ваянар замолчал, словно давая время для размышления Икеру. Но ярл молчал, задумчиво глядя вдаль.

-Говорю тебе это, сын мой, что бы, не совершить снова страшной ошибки, как когда-то предки наши, не распознавши Воли Его. Прими предначертанное! Оглянись вокруг! – старый друид плавно обвёл правой лёгкой старческой рукой лес и часть крепости.

-Узри! Теряют лоримы землю свою с каждой зимой. Словно загнанный в угол ра-хан, народ наш вынужден закрыться в этой жалкой крепости. Ледяной лес с каждой зимой поглощает наши селища и пашни. Некогда цветущий и сильный народ превратился в жалкую кучку обреченных на смерть. Мы, которые много веков назад, дали жизнь Рианну Мудрому, древнему королю, основавшему великую династию, заперлись с жалкой тысячей воев, ожидая с каждым восходом солнца последней битвы! Грудь старца возбужденно вздымалась…

-Учитель…

-Молчи! – резко перебил он ярла, взволнованного за здоровье друида.

– Вспомни слова пророчества! Я много раз повторял тебе их в детстве.

Ярл, не смея перечить своему воспитателю, как когда-то в детстве, тихо почти нараспев произнёс:

Рождён в одном, взращен в другом,Сквозь мир иной пройдя,Меж льдов и смерти в отчий дом,По зову крови короля.Он Белый воин с сердцем варга,И хитростью кота!Несёт спасенье обреченным,На землях их орда!Чрез море хладов и ветров,Пройдёт с народом сим,Ведя вперёд сынов рабов,Зародит новый Аларим!Но тьма придёт на землю ту,Ведомая врагом!И много жен почуявши беду,Найдут утрату в бое том![4]

Закончив говорить Икер, обернулся к старому друиду и горько произнёс:

-Ты действительно веришь в эту древнюю сказку? Ты действительно думаешь, что к нам, загнанным в угол, обреченным людям, придет, какой-то Великий белый воин и спасёт нас от многотысячной орды? Опомнись учитель!

Их разговор перебил громкий переливистый рёв рога. Словно, морозным ветром обдало спину, разгоряченного разговором ярла.

-Началось, – прошептал он, перегнувшись через узкое окошко-бойницу, вглядываясь в черноту потревоженного леса. Там из тёмной чащи сплошным бурлящим серым потоком вытекала таркская орда. Твари были повсюду, охватывая полукольцом всё пространство, они, ревя и воя, ринулись к поспешно закрывающимся крепостным воротам и забегающим в них оставшихся снаружи людям.

Вперёд вырвались особо быстрые, надеясь настигнуть близкую добычу. Когда первые тарки приблизились на расстояние около двух сот шагов, ворота благополучно захлопнулись и в ревущую разъярённую неудачей массу полетели первые стрелы, разя ничем не защищенные мохнатые тела.

Лучники собрали богатую смертельную жатву. Тучи стрел пронзали упорно набегающих тарков. Поле перед крепостью наполнилось рёвом и визгом боли. Сотни раненных таркских тел вперемешку с грязью и кровью катались внизу. Те звери, которых не настигли стрелы, на всем скаку падали подталкиваемые в спину сзади бегущими, в ров, оскаленный сотнями заострённых кольев.

Как тарки корчились насажденные на острые колья, Икер уже не видел, он сломя голову спускался по ступеням смотровой башни, оставив своего старого друга и учителя на попечение служки.

Сейчас город нуждался в своём ярле, стены атаковал враг, а древние сказки подождут. Пусть лучше ими себе голову забивают друиды.

Во внутреннем дворе перед воротами Валдо и Торли будто два огромных пещерных медведя, выкрикивая команды десятникам, строили своих дружинников. Если тарки прорвутся через центральные ворота, то ощетинившиеся копьями и сомкнутыми щитами дружины, встретят их первыми.

По двору в суматохе сновали туда-сюда люди. На первый взгляд во внутреннем дворе правил балом хаос и беспорядок, но, приглядевшись можно было заметить, что никто не толкался и не стоял без работы, каждый занимался своим делом. Вон стайка мальчишек, сверкая пятками, понесла стрелы для лучников на стену. Вот группа женщин с водой и с торбами спускаются сверху, пока, слава Вышнему, их лекарская помощь ни к чему.

Кивнув в знак одобрения воеводам, Седовлас, легко по кошачьи, не смотря на свой кряжистый торс, взлетел по лестнице на стену к лучникам и приготовившимся к бою воинам.

Бородатый Юрба, десятник воинов заступивших, сегодня с утра на стражу, завидев ярла, вытянулся, подняв подбородок, от чего его седая борода встала торчком.

-Брось, десятник, не до расшаркиваний, – сквозь зубы рыкнул Икер, улыбнувшемуся в седую бороду Юрбе. Что тут у вас?

-Драпают, волосатые, – всё ещё улыбаясь, ответил, десятник.

-Потери?

-Да какие там потери, ярл, вон робяты их пощелкали, как жмыхов мелких. Они вон, гролловы дети[5], своих мертвых растаскивают и потом жрут. Нам работы меньше будет.

Икер смотрел с высоты крепостной стены, как тарки, вдалеке набрасывались на притащенные раненые и мертвые тела своих товарищей. Кровавое пиршество было в разгаре. Десятник прав, возня с разлагающимися на солнце трупами людям ни к чему.