МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1973. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов - Владимир Казаков

— А тут дело не хуже нашего поставлено, — рассмеялся Жданов и сделал парню знак, чтобы он спустился.

Беляев и Туров остались в дозоре неподалеку от домика. Захарова разбудили. Еще не раскрыв глаз, он выхватил наган из-под подушки. Потом перевел дух:

— Фу-ты дьявол! А я было напугался…

— А если бы немцы?

— Нет немцы! — Норвежский парень решительно шагнул к Жданову, в котором безошибочно определил старшего. Задув светильник, он приоткрыл плотную штору окна. — Ингвар, Оке, — говорил он, взмахом руки показывая на убегающую тропинку и куда-то дальше, далеко дальше. — Халгейр, Сверре…

Очевидно, он называл имена людей, засевших в засаде на горных тропинках.

— А как же мы подошли? — спросил Жданов.

Парень восхищенно закрыл глаза и только плечами пожал.

— Ладно, хитрюга! Бабушке сказки рассказывай. Мы ж почти в открытую выходили, — рассмеялся Жданов, ткнул парня большим пальцем под ребро, и тот захохотал тоже, приложив пальцы к глазам и качая головой. Дескать: «Совсем ничего не видел, тени. А почему — сам удивляюсь».

— Партизан, — сказал молчаливый дед.

И все норвежцы опять закивали, показывая на себя:

— Партизан… Партизан…

Как знать, были ли они партизанами на самом деле? Может быть, только сегодня стали ими, придя на выручку советскому солдату? Но какое это сейчас имело значение! Удивительно тепло, радушно было в этом домике. А языка не понимали…

Когда-то, года два назад, Белозерова ранило в голову осколком на излете. Рана была пустячная. Кость не пострадала. Но на лбу, над переносицей, остался красноватый рубец. Белозеров о нем давно уже забыл и никак не мог взять в толк, почему это все воззрились на него и коротким, вежливым, но настойчивым жестом будто тычут ему в голову.

— Чепуха все это, — отмахивался он. — Подумаешь, делов-то…

Но когда девушка очертила в воздухе звездочку, Белозеров все понял.

— Нету, — обескураженно сказал он. — Разве ж я знал? Да я бы вам хоть орден! Звездочку. Как же это, а?…

Звездочка все же нашлась. Одна, у Жданова. Он снял ее, маскировочно-зеленую, с шапки, посмотрел на темное пятнышко в полинявшем меху, сказал: «Память будет», — и протянул свой подарок норвежцам.

Старуха поцеловала его руку. В горле старшего лейтенанта что-то булькнуло, он сделал судорожный глоток, но собрался с силами и сказал своим бойцам:

— Идем отсюда! Не то… — и быстро шагнул к двери.

За ним — норвежский парень.

О лодке они уже договорились.

7

За лодкой пришлось идти в рыбачий поселок, километров за пять. Старик хозяин настойчиво предлагал свою, но как было взять ее, одну-единственную? В поселке же парень обещал… Пальцев рук не хватало, сколько он обещал!

Несмотря на то что по дороге засели Ингвары и Оке и норвежцы гарантировали полную безопасность, Жданов все же повел группу к морю обходным путем, выслав, как обычно, дозоры. Вернее, лишь головной дозор, так как боковым здесь, в теснинах, развернуться было негде.

Вперед ушли Паньков и Туров. Сделав крюк в горах, они вышли на высокий, крутой утес у бухты и…

— Надо же! — невольно вырвалось у Турова.

Внизу, смутно очерченные в тумане, вырисовывались контуры парохода. Поселок лежал неподалеку — только спуститься с кручи к воде. Но чтобы выбраться из него на лодке, надо было прошмыгнуть под носом у корабля. И это в узкой горловине залива!

Разведчики прислушались. От корабля доносились глухие удары.

— Поломались они, что ли? — наугад сказал Туров. — Для чего в тихую заводь зашли?

Подтянулась вся группа. Жданов как увидел корабль, так и застыл как вкопанный.

— А что, если… — наконец произнес он.

— А что? — повторил Туров.

— Возьмем, товарищ старший лейтенант! — сказал Паньков. — Точно возьмем.

— Погоди ты…

— Запросто! — загорелся Белозеров. — Как пить дать возьмем!

Скажи кто-нибудь такое разведчикам два дня назад, и они наверняка рассмеялись бы ему в лицо. Пешая разведка атакует корабль? Да полно, это же Мюнхаузен!

И все же они решились. В какой-то восторженной одержимости, в порыве безмерной храбрости отважились на это отчаянное дело разведчики. А затем мгновенно остыли, сосредоточились и составили четкий план действий.

Что руководило ими? Конечно, не элементарное желание отличиться. К чему бы это им, людям, уже много раз награжденным, уже отмеченным всеми почестями, которыми могут быть отмечены дела солдат.

Тут все было и проще и сложнее. Рядом враг. И они должны бить его, потому что они советские бойцы. Потому что дали такую присягу — стране, народу. Самим себе, наконец. И сказать «невозможно», когда понимали — опасно, но все-таки возможно, значило бы расписаться в собственном малодушии.

Они решились атаковать корабль.

…Глубокой ночью две лодки вышли из рыбацкого поселка. На берегу расстались с норвежским парнем. Он просил взять с собой. Но этого разведчики, конечно, сделать не могли, хотя опытный мореход им очень бы пригодился. Они не имели права рисковать чужой жизнью.

Весла на всякий случай обмотали тряпками. Кто знает, может быть, этого и не нужно было делать? Но так, им казалось, будет надежнее, тише будут всплески.

Паньков, Беляев и Туров, переплыв фьорд, с нашей стороны двинулись на корабль. Жданов и Белозеров — с норвежского берега.

На скале, прямо над кораблем, зацепился в камнях Захаров. Рядом с собой он разложил гранаты, заряженные магазины и, напряженно всматриваясь в темноту, с бьющимся сердцем ждал друзей. Их не было ни видно, ни слышно. Захаров и волновался и радовался. Не знал — где лодки, и знал — плывут, непременно плывут!

Медленно сближаясь, утлые суденышки вышли на одну прямую.

— Вижу! — шепотом доложил Белозеров Жданову.

И тогда грохнули гранаты.

— Ура!!!

Обычно молча, стиснув зубы, атакуют разведчики. А тут не жалели ни боеприпасов, ни своих легких. Главное было — создать видимость мощного удара, главное — нагнать страху на врага, не дать ему опомниться. Отступать разведчикам было уже некуда.

Эх, если бы у автоматов было два, три ствола! Били напропалую, на весь заряд, мгновенно заменяя рожки. Яркие вспышки метались в теснине, гулко ухали гранаты, с шумом вздымая буруны воды.

— Полундра! — орал что есть мочи Белозеров.

— На абордаж! — кричал, войдя в какой-то экстаз, Беляев.

— А-а-а! — просто вопил на какой-то дикой ноте Захаров и швырял со скалы лимонки.

Осколки со звоном и свистом летели в камнях. Там и здесь, будто снаряды, вспыхивали багрово-оранжевые шары.