Женщины в России, 1700–2000 - Барбара Энгель

Коллективный портрет женщин — членов большевистской партии.

Donald M. Bolshevik Activity Amongst the Working Women of Petrograd in 1917 // International Review of Social History. 1982. 27. Pt. 2. P. 131–160.

Elwood R. C. Inessa Armand: Revolutionary and Feminist. New York: Cambridge University Press, 1992.

Исследование важной и обойденной вниманием революционной фигуры.

Engel B. A. Not by Bread Alone: Subsistence Riots in Russia During World War I // Journal of Modern History 69. December 1997. P. 696–717.

In the Shadow of Revolution: Life Stories of Russian Women from 1917 to the Second World War / ed. Fitzpatrick S., Slezkine Y. Princeton, N. J.: Princeton University Press, 2000.

Первая часть содержит воспоминания о 1917 годе, написанные женщинами из самых разных социальных слоев.

Meyer A. Teh Impact of World War I on Russian Women’s Lives // Russia’s Women: Accommodation, Resistance, Transformation / ed. Clements B., Engel B. A., Worobec C. Berkeley, Calif.: University of California Press, 1991. P. 208–224.

Smith S. Class and Gender: Women’s Strikes in St. Petersburg, 1895–1917 and in Shanghai, 1895–1927. // Social History 19. 1994. № 2. P. 143–168.

Прослеживает эволюцию женского трудового активизма до событий 1917 года.

Stoff L. They fought for Russia: Female Soldiers of the First World War // A Soldier and a Woman: Sexual Integration in the Military / ed. DeGroot G. J., Peniston-Bird C. Essex, England: Pearson Education, 2000. P. 69–78.

Wood E. Teh Baba and the Comrade: Gender and Politics in Revolutionary Russia. Bloomington, Ind.: Indiana University Press, 1997.

Исследуется, как гендер структурировал ранний большевистский язык и политику.

Глава 8

Создание «новой советской женщины»

В 1922 году Софья Павлова вступила в Коммунистическую партию. Павлова родилась в 1904 году и выросла в семье железнодорожников. Некоторые ее родственники стали большевиками еще в те времена, когда партия действовала подпольно. Павлова поддерживала революцию с самого начала. Она участвовала в Гражданской войне: «У меня маузер был, и мы ходили на подавление банд, которых было полно». После войны местная партийная организация отправила ее вместе с подругой в ближайший город, Томск, учиться на рабфак — специальные курсы для рабочих. Они оказались двумя из очень немногих женщин в классе, состоявшем в основном из мужчин — ветеранов Гражданской войны. Павлова училась хорошо и, как член партии, участвовала во многих внеклассных мероприятиях, главным образом политических. Частью этой работы была мобилизация женщин. «Я была организатором и руководителем женделегатских собраний в городе, — вспоминала Павлова. — Собирали мы женщин, рассказывали им, что такое Советская власть, что она делает. Если стояла конкретная задача вроде сбора сухарей, мы, значит, призывали их к этому» [Engel, Posadskaya-Vanderbeck 1998: 58, 63].

В 1924 году партия направила Павлову в Москву, где она четыре года училась в Академии коммунистического воспитания имени Н. К. Крупской. Академия, названная в честь жены Ленина, готовила коммунистические кадры. После академии Павлова стала учительницей, затем постепенно продвинулась по партийной линии до Международного отдела ЦК КПСС, где проработала 23 года. Павлова, одна из десятков тысяч женщин, извлекших пользу из революции, однако при этом не сторонница женской эмансипации, собственным примером демонстрировала противоречивое отношение революции к женщинам и помогала закрепить его.

Новая экономическая политика

В конце 1920 года Гражданская война подошла к завершению, а вместе с ней и семилетний период непрерывных сражений. Победившие коммунисты остались с разрушенной экономикой, способной поддерживать лишь незначительную долю довоенного производства. Рабочего класса, от имени которого большевики захватили власть, почти не осталось: отчасти он полег на полях сражений Гражданской войны, отчасти заново влился в крестьянство, из которого когда-то вышел. Это крестьянство бунтовало против насильственной реквизиции хлеба. В Петрограде, колыбели революции, временное сокращение хлебного пайка в феврале 1921 года вызвало самые серьезные за многие годы волнения. Толпы женщин и подростков забрасывали снежками и осыпали бранью солдат, которых послали их сдерживать. По воспоминаниям очевидца, женщина лет 50 в развевающемся на ледяном ветру пальто упрекала матроса, говоря, что он должен не винтовку нацеливать на протестующих, а идти вместе с ними в Смольный, требовать хлеба [McAuley 1989: 159].

Чтобы выйти из экономического кризиса и подавить массовое недовольство, новый режим предпринял шаги, которые невольно подорвали его способность выполнить обещания, данные женщинам. В марте 1921 года Ленин ввел первую из серии мер, получивших название «Новая экономическая политика» (НЭП) и направленных на улучшение отношений с крестьянством. НЭП заменил продразверстку продналогом на сельскохозяйственную продукцию, восстановил свободу частной торговли, ликвидировал государственную монополию на мелкое и среднее производство и розничную торговлю. Сохраняя за собой «командные высоты» экономики, режим допустил господство капиталистических экономических отношений на нижних ее уровнях и стал требовать от руководителей государственных предприятий отчета о затратах. Отступление было лишь частичным. Коммунисты сохранили за собой монополию в органах политической власти. Хотя в этот период средства массовой информации могли высказываться более свободно, и публичное обсуждение экономических, культурных, а иногда и политических вопросов было гораздо шире и разнообразнее, чем в последующие десятилетия, однако цель построения коммунизма оставалась по-прежнему неоспоримой, подчиняя себе весь общественный дискурс. Вопросы заключались лишь в том, какими темпами будет строиться коммунизм, как и кем.

В 1920-е годы, когда по этим вопросам велись жаркие дебаты — как внутри партии, так и вне ее, — гендер и быт приобрели новое значение. Гендер был центральной точкой для многих ключевых вопросов десятилетия: кто будет пользоваться плодами победы социализма и в каком виде? Какими чертами должен обладать «новый советский человек»? Как ему строить свою жизнь, к чему приложить силы? Кому принадлежит право решать такие вопросы? От ответов зависело место женщины в новом порядке.

Однако в борьбе за формирование нового советского уклада женщины с самого начала оказались в невыгодном положении. Они находились не в центре, а на периферии гражданского порядка, в котором «новый советский человек» в целом конструировался как мужчина, а общественное имело приоритет над частным. Символическое «братство» рабочих, выкованное еще в дореволюционных цехах, закалилось в огне революции и Гражданской войны — по крайней мере так это преподносили послереволюционные художественные образы. Революционная иконография неизменно изображала героического рабочего мужчиной. Всякий, кто ездил в московском метро, видел эти изображения: молодой, мускулистый, часто вооруженный, торжествующий в своей победе над капитализмом. Он воплощал в себе коммунистический идеал «сознательного» рабочего: квалифицированного, грамотного, трезвого, преданного делу революции и построения коммунистического будущего. Его предшественники появились на пропагандистских плакатах в первое послереволюционное десятилетие. Прославляя рабочий класс, такие плакаты доносили до неграмотной или малограмотной публики новые идеалы. Они изображали мужчин в центре событий — сражающимися с врагами революции, меняющими мир.