Проклятие клана Топоров - Виталий Сертаков

— Херсир, там нашли еще двоих наших, один ранен, другой убит. Раненый говорит, германцев было втрое больше и все с ножами. Они напали первые из — за какой — то женщины…

— Какое мне дело до женщин! — отмахнулся командир.

Даг ничего этого не видел. Он послушно лежал на животе и терпел, пока прижигали рану от ножа. Вытекло много крови, но травники знали свое дело. Впрочем, даже они, успевшие за свою службу прижечь и зашить сотни ран, переглядывались с удивлением: кровь у их подопечного сворачивалась слишком быстро. Едва лекари завернули Дага в чистое, как к нему пробрался Дотир. Веселый готландец тоже находился не в лучшей форме — голова наполовину выстрижена, плотно обвязана тряпками, кровь сочится по виску, левое предплечье обездвижено двумя дощечками.

— Ну, наделали мы делов, Северянин! Говорят, ты убил этого… Роальда?

— Разве убил? — Даг мало что помнил, в голове гудело набатом одно имя Карлен. Даг размышлял, куда ее увели.

— Дотир, ты можешь сделать для меня кое — что?

— Что угодно, друг, только не проси меня уходить отсюда. Мы оба под арестом.

— Дотир, я дам тебе два эртога серебра, если ты добежишь до веселого дома старухи Гейры. Там ты найдешь Байгура Клыка…

— Ты что говоришь, Даг? — огромный готландец заозирался с испугом. — Байгур Клык — он ведь…

— Да, я знаю. Дотир, не перебивай, мне трудно говорить. Байгур Клык — главный из дружины личных берсерков Синезубого. Но он норвежец. Он наверняка храпит сейчас в доме старухи Гейры. Ты его растолкаешь, и постарайся сделать так, чтобы он тебя не убил сразу. Ты ему скажешь… ох… ты скажешь ему, что тебя послал друг Ивара, с которым они вместе служили у ярла Трюггви… пока того не убил Серая Шкура. Ты скажешь, что я дрался вместе с ним на Рюгене. Дай ему это… — Даг протянул товарищу дорогой перстень, — и скажи, что мне срочно нужно свежее варево.

— Северянин, ты повредил голову? — отпрянул Дотир. — Херсир вышвырнет тебя со службы, если узнает, что ты пил яд медведей. Зачем тебе это? Нам это нельзя, можно умереть!

— Три эртога серебра, — перебил Даг. — Беги скорее, пока…

Северянин откинулся без сил. Он хотел добавить — «пока меня не прирезали здесь», но побоялся, что тогда Дотир вообще не двинется с места. Ругаясь на ходу, готландец побежал.

А Северянин кое — как выполз из шкур, запихал туда вместо себя подвернувшееся тряпье и пополз на четвереньках к двери в кухню. Обычно хватало минуты пересечь длинную комнату с сундуками, на которых спали дружинники. На сей раз Северянину чудилось, что он ползет целую вечность. В казарме кроме него отлеживались четверо больных и раненых, все они снова благополучно храпели. Будить никого не имело смысла, настоящий воин спит глубоко и крепко, пока не прозвучит сигнал тревоги. И никто бы все равно не расслышал то, что почувствовал избитый кормчий.

Через западные ворота въехала бочка сборщика нечистот. А позади бочки, укрывшись мешком, в лагерь проник убийца.

Дверь Северянин открыл головой. Ему повезло — в кухне никого не было. Со двора звучали голоса, там рубили дрова, надраивали котлы, чистили репу и бобы для будущей каши. С другой стороны казармы лютые проверяли оружие и амуницию. Даг полез по узкой лестнице наверх, где на стропилах, над вытянутым очагом, сохли бесчисленные тряпки. Забравшись наверх, он втянул лестницу за собой. Затем улегся ничком на одну из балок. Сверху он прекрасно видел всю казарму. Он следил не отрываясь, но не заметил, как человек в сером плаще проник внутрь.

Тот двигался быстро, но бесшумно, как хорек. Он бегло проверил всех четверых спящих, затем крадучись подобрался к спальному месту Северянина. Откинул полу плаща. Взмахнул ножом.

— Кого ищешь? — окликнул сверху Даг.

Незнакомец вихрем вскочил, ногой пнул бесполезную кучу тряпья. Внезапно двери распахнулись, на пороге стоял Снорри Муха, а за ним — освободившаяся смена караула.

— Это еще кто? — Лютый схватился за оружие. — Эй, стража, вор в лагере!

Лжекрестьянин понял, что снова проиграл. Под капюшоном враг носил плотную шапку, натянув ее до самых глаз. Но прежде чем чужак вихрем вылетел в восточную дверь, Северянин хорошо запомнил его лицо. Теперь зверь и охотник поменялись местами.

Глава двадцать четвертая,

в которой выясняется, что стать изгоем не сложнее, чем поджечь город

Готландец побежал сломя голову. Проследил, чтобы отвернулись стражники у ворот, одним махом перелетел через частокол и смешался с городской толпой. Только побежал он сначала не в веселый дом старухи Гейры. И вовсе не оттого, что так уж сильно боялся нелюдимых свирепых берсерков. Он припустил в другую сторону, вниз по кривым улочкам, прямиком к порту. Несколько раз Дотир уклонялся от встречи с городской стражей, несколько раз прятался от караулов. В городе назревало что — то нехорошее, люди кучковались, шептались мрачно, многие лавки были закрыты. Из той части Хедебю, где особняком жили германцы, доносилось все усиливающееся бурление и бурчание, словно закипал громадный котел.

— Дотир, вот ты где! Ты руку сломал? Что с твоим ухом?

Готландец влетел в весовую зернового склада, где его двоюродный родич как раз собирал положенные казне налоги. Сюсломана охраняли двое дюжих парней в коричневой форме, а третий тащил сундук, приковавшись к нему цепью.

Дотира мигом обступили мельники, купцы, грузчики, матросы.

— Я дал тебе ключ на одну ночь! — разбушевался сюсломан. — А что вы там наделали? Устроили драку? Попойку?

— Это все германцы, они избили нас. Погиб один из наших, — выпалил готландец.

— То есть как — германцы?

От тихого голоса гудящая толпа расступилась. В образовавшийся проход вразвалку вошли трое. При виде этих троих охранники городской казны взялись за оружие. Дотир слышал про таких жителей Хедебю, но как честный служака никогда не сталкивался. Это были тайные заводилы портового сброда, разбойники ночью и тихие грузчики днем. Ночами они на шустрых лодках обирали купеческие корабли, грабили пеших и, по слухам, продавали краденых женщин в веселые дома. Этих людей давно ждала виселица, но ландрман почему — то не спешил с ними расправиться. Возможно, потому, что сильная дружина конунга не всегда квартировала в городе, а кто — то должен был держать в узде голытьбу.

— Значит, эти подлые германцы будут безнаказанно убивать наших людей? — негромко спросил средний из троицы, низенький, худощавый, ничем не примечательный.

В ответ на его слова ропот стал громче. В распахнутые двери склада людей затягивало, как в воронку.