Убийца среди нас - Анатолий Силин

— Да вы курите, курите, — любезно разрешил Парамошкин, решив ради налаживания контакта поступиться своим принципом не курить в кабинете. Зевнув, добавил: — Люблю аромат хороших сигарет, — знал, что Гнидкин курит только "Мальборо". Это при его-то мизерной зарплате? Интересно, а сколько же имеет слева? И дошел ли до зама смысл намека? Вслух сказал: — Я уже один раз говорил, Никита Петрович, что хотел бы иметь надежного и активного зама. А вот приглядываюсь, приглядываюсь к вам и никак не могу взять в толк, почему это вы меня игнорируете? Причем в открытую, на глазах у людей, даже как-то неудобно получается. Может, помешал вам это место занять, но ведь не сам же я сюда напросился.

Гнидкин пожал плечами.

— Не понимаю, о чем речь, Григорий Иванович. Работаю как всегда работал. Прихожу исправно, не болею как другие, не какой-то там алкаш. А люди разное наболтать могут, на то у них и языки. Я лично рад, что директора поменяли. Старый был и ничего не делал. Об этом я даже информировал кого следует, — Гнидкин затушил окурок и, не найдя, куда его выбросить, сунул в спичечный коробок.

"Так вот, оказывается, кто писал анонимки, о которых предупреждали в администрации? Сам признал, — подумал Парамошкин. — Ишь ты — "прихожу исправно", "не алкаш". Или не понимает, о чем речь, или больно хитер. Скорее, последнее".

— Это верно, что на работу ходите исправно. Да что толку? Надо работать, пример подчиненным подавать, а? Еще не хватало мне зама пинком в командировку выталкивать! Это как понимать? Саботаж? Лень? — Повторяю: мне нужен надежный помощник во всех делах. Вопрос ставлю ребром — или работайте, и чтоб без понуканий, или расстанемся.

Гнидкин прищурился.

— Все-то у вас, Григорий Иванович, просто. Чуть чего — и до свидания. Будто мы тут не люди, а дерьмо собачье, взял, поддел пинком и выбросил. У нас, чай, и семьи есть! Никак не пойму, чем же я вам не угодил. На базе провкалывал пятнадцать лет. Между прочим, меня уважают и даже ценят некоторые ответственные работники. А ошибок у кого нет, они у всех есть. Их и у вас сколько хошь накопать можно. — Помолчав, уточнил: — Если как следует поковыряться.

— Интересно, интересно, это какие же такие у меня ошибки? Вроде и работаю всего ничего, когда ж это я успел наделать?

— Обижайтесь, не обижайтесь, но скажу откровенно. Разве верно, что всю работу на себя замкнули? Без вас теперь тут никто пикнуть не смеет. Вот и крутите со своей женой. Она то работает, то не работает, а денежки, говорят, получает. Это как? Нам, значит, клиентов обслуживать Боже упаси, а вам все можно? Тогда уж и вы положительный пример покажите, а то как-то однобоко получается. Я считаю, что каждого человека надо поддерживать, тогда и работа пойдет веселей…

Парамошкин слушал Гнидкина и диву давался. Это как же надо все переиначить и поставить с ног на голову. Он его вызвал, чтобы мораль прочитать, а этот бездельник не только не испугался, но даже понимать ничего не хочет. Ишь как отчитывает, ишь как слезит! Ему бы работать как раньше работалось: никаких тебе командировок и поездок, никаких накачек, сам себе хозяин, а другие пусть катаются. Черт, эта скотина каждый его промах берет на заметку. Пока молчит, но надо будет — "просигналит" кому надо. И приедут, начнут копать и что-то, естественно, накопают… И зачем связался с бухгалтершей из-за Ирины? А намек на "особое" отоваривание клиентов? О чем же эта Гнида еще умолчала?.. Поймал вдруг себя на мысли, что начинает побаиваться Гнидкина. Надо же! Но нет, пусть обо всем говорит, пусть до конца выговорится, чтобы никаких "заначек" не осталось. Как можно сдержанней произнес:

— Так-так, Никита Петрович, что там еще про запас? Хотел бы знать все, от начала до конца. Говорите, выкладывайте как на духу, не стесняйтесь. Откровенность за откровенность.

Гнидкин, видимо, ожидал, что Парамошкин сразу вскипит, наорет, пригрозит заявлением на выкидон. А тут тишина и спокойствие. Это что ж за тип такой? Может, переборщил с откровениями? Но и отступать некуда. Теперь гнуть до конца.

— Так что ж замолчали, Никита Петрович? Говорите, не стесняйтесь.

— Скажу-скажу, — каркнул Гнидкин хриплым, прокуренным голосом. Хотелось еще закурить, да ладно уж, потерпит. Главное — обломать Парамошкина, подчинить своей воле, чтобы как бывший старый пердун без его совета — никакого решения. Удастся ли?.. Откашлявшись, начал: — Слушайте, бандюги, их сейчас рэкетирами называют, пристают постоянно. Грозятся, деньги требуют. Они, бывало, к директору, а тот меня с ними общий язык находить заставлял. Самому-то не хотелось с мразью связываться.

— Вот даже как… — проговорил Парамошкин. Участливо спросил: — И как, находили язык с этими, "рэкетирами"?

— А как же, — ответил Гнидкин. — Не найдешь — работать не дадут. Это ж зверье, не люди!

— И много отстегивали?

— Когда как.

— А все-таки?

— По-разному, — уклонился Гнидкин. Не будет же он всю правду говорить про то, на чем можно не только деньжат, но и авторитет себе подзаработать. Тем более, уже своя она, шайка-то, давным-давно купленная. С ними всегда можно договориться. А Парамошкин, видно, клюнул, раз заинтересовался, сколько приходится отстегивать. Главное — не переборщить. Сказал, что бандиты, в принципе, понимают их проблемы. Сейчас нечем платить, так они и не шибко пристают, а как товар пойдет — молодчики тут как тут. Все знают, сволочи, будто стукача на базе имеют? Увидев на лице Парамошкина недоверчивую улыбку, с обидой добавил? — Уж не думаете ли, что я загинаю? Все как есть, без грамма брехни, зачем мне это? Сами еще не раз столкнетесь.

— И много приходит этого самого "зверья"? Пять, десять человек?

— А когда как, но конечно, не пять и не десять, зачем тень на плетень наводить. По два, по три шастали… — сказал и уставился в глаза, пытаясь понять, дошло ли до Парамошкина или нет? Уж ему-то, Гнидкину, не знать, сколько когда приходило и придет еще!

Григорий медленно кивнул:

— Ладно, как снова появятся, тогда и поговорим, — сказал, что этот вопрос его больше не интересует. — Что еще, Никита Петрович, наболело?

— Больше вроде ничего… Да, еще один маленький вопросик. Мне даже как-то и неудобно, хотя и надо: как-никак вместе работаем. Вопросик мелкий и не слишком заковыристый. Ко мне ведь тоже с разными просьбами иногда люди обращаются. Ясно, что всех не обслужишь, кому даю от ворот поворот, а кому и помочь надо. Нынче я ему, завтра он мне. Жизнь такая она пошла. Если желаете, буду персонально докладывать?

Парамошкин развел руками, мол, не моя забота, главные требования известны — вот и выполняй.

Да-а, с Гнидкиным надо держать ухо востро. Придется посоветоваться с Ириной, она в этих делах разбирается получше него. Но спешить некуда, стоит приглядеться, а утро было всегда мудренее. Гнидкину сказал, что их отношения будут зависеть только от его работы. Предупредил, что безделья и болтовни не потерпит. И намекнул, что засиживаться на базе не собирается, так что у Никиты Петровича все еще впереди. Последние слова явно пришлись заму по душе.

XX

Парамошкин в душе не раз возмущался и ругал Рюмина за его наглость, жадность, самоуверенность, однако и часто восхищался им за неординарные подходы к решению самых разных вопросов. Насколько же он практичен, точен и изворотлив. И слово у него не расходится с делом, вот и в этот раз сделал все как обещал. Теперь он, а с ним еще три молодых лба отоваривались у Парамошкина. У каждого для директора базы — персональная сумка. В ней, по списку, только его вещи на продажу. За них Парамошкину привозят "зелененькие". "Челноки" отоваривались без задержки. Принцип "услуга за услугу" работал отлично.

Гнидкин не мог не видеть всего этого. Он психовал, не разговаривал с Парамошкиным, шептался с другими работниками, в общем, пытался нагнать страха на директора. Но из этого ничего не вышло, и тогда он внаглую стал отоваривать свой круг клиентов. Теперь задергался Парамошкин: "Как выбивать товар на стороне, так Гнидкина нет, а вот как решать свои проблемы — тут он первый". Но пока делал вид, что ничего не замечает, хотя мог взорваться в любой момент. Сдерживала жена. Ирина просила с Гнидкиным не связываться — хуже будет: ведь с трудоустройством они крепко напортачили.

Сам Парамошкин постоянно мотался по командировкам. Он уже стал своим человеком на многих московских торговых базах, и коллектив понимал, что как руководитель он незаменим. Отношение к нему менялось, его стали уважать, и все бы хорошо, если б не Гнидкин и та бухгалтерша. Они так спелись — водой не разлить.

Однажды утром Парамошкину позвонил Рюмин и попросил отоварить Веню Скоркина. У Вени, сказал, плохо с деньгами, Веня сидит на мели и он решил его взять в поездку. Парамошкина упрашивать не надо. Сам понимает, что с Веней рвать нельзя. Да, пока с его отцом вопрос не решен, но именно поэтому его надо поддержать, такое помнится. Рюмин не дурак, просто так в свою "челночную" команду никого не возьмет. У него все наперед рассчитано.