Флорис. Любовь на берегах Миссисипи - Жаклин Монсиньи

— Страшно, ну и дела… разве мне было страшно в Московии, когда на нас напала стая волков, или когда меня вместе с тобой бросили в Петропавловскую крепость… Иисус, Мария, я еще посмотрю, кто это тут боится этой размалеванной банды в птичьих перьях, что визжит так, что уши отваливаются… Еретики поганые! Как только им не совестно разгуливать полуголыми и раскрашивать себя, словно непотребные девки! Гнусное отребье! Попугаи дикие! Бродяги! Нахалы! Ничтожества! Скоты! Грубияны! Наглецы! Паршивцы!

Последние ругательства Элиза выкрикивала так громко, что обратила на себя внимание индейцев Дикари в растерянности остановились и начали совещаться. В конце концов они нашли единственный достойный ответ: на лагерь дождем посыпались стрелы.

— Ой-ой-ой! Я хосю домой! — нервно зарыдала Эмилия.

— Заткнись, дуреха! — Свинья, разозлившись, залепила наследнице пощечину, и тут случилось чудо: мадемуазель де Бель-Иль внезапно прекратила вопить.

— Эй, султан! Ты забыл, что у нас тоже есть руки и мы умеем попадать прямо в яблочко? — крикнула Флорису Золотая Ляжка. Сбившись вместе за опрокинутой повозкой, бывшие проститутки и воровки готовились к обороне.

— Да, у нас еще осталось три ружья! — улыбнувшись в ответ, кивнул Флорис. Его предубеждение против этих оборванок постепенно проходило, к тому же Золотая Ляжка была довольно красива. Не удержавшись, Флорис подумал, что, если бы рядом не было Батистины, он был бы не прочь убедиться, насколько соответствует истине кличка красотки.

Флорис вернулся к Ганнибалу, Жанно и Резеде. Поведение индейцев было для него загадкой: они кружили вокруг лагеря беглецов, но не пытались ни приблизиться, ни атаковать.

— Какому племени принадлежат эти индейцы? — спросил Флорис.

Бывшие рабы в нерешительности переглядывались. Они никогда не видели воинов с желтыми и фиолетовыми полосами на лбу. На шеях у индейцев постукивали ожерелья из костей и кусочков дерева, обнаженные торсы покрывала зеленая татуировка. Воин с длинными волосами, перевязанными на самой макушке и украшенными пучком птичьих перьев, похоже, был вождем.

— Я попробую вступить с ними в переговоры! — неожиданно произнес Флорис, поднимаясь. Лейтенант Прадель удержал его за рукав.

— Остерегитесь, сударь… Когда я служил в гарнизоне форта Орлеан на Миссури, мне описывали племя индейцев-падуков, славящееся своей изощренной жестокостью… Но раскраска этих воинов опровергает мое предположение… Падуки разукрашивают лицо ярко-красной и белой красками…

Флорис вздрогнул и обменялся понимающим взглядом с Жанно. Именно ярко-красные и белые полосы были на лицах индейцев, сопровождавших отцов-капуцинов. Неужели это они поднимались тогда вверх по Миссисипи?

— А разве падуки когда-нибудь доходили до Батон Руж? — спросил Флорис.

— Насколько я знаю, сударь. Не дай нам Бог попасть к ним в руки: рассказы об их жестокости заставляют содрогаться самых отважных людей…

Голос лейтенанта Праделя звучал отнюдь не ободряюще. Флорис бросил беспокойный взгляд в сторону женщин и детей: он чувствовал ответственность за их судьбу. К счастью, они ничего не слышали.

— Что же нам делать, Флорис?

Батистина не пропустила ни единого слова лейтенанта и теперь, повинуясь какому-то внутреннему чувству, подползла поближе к Флорису. Жанно, Ганнибал и Резеда последовали ее примеру. Все ждали от Флориса чуда: великий стратег и тактик что-нибудь придумает, и они ускользнуть от этих раскрашенных чучел!

«Если бы только Адриан, Федор и Ли Кан были со мной, мы бы наверняка нашли какой-нибудь выход, как это было всегда. Но теперь со мной только этот лейтенант, готовый в любую минуту расписаться в собственном бессилии, и горстка негров, людей, несомненно, мужественных, но привыкших работать на плантациях и ничего не смыслящих в военном деле… Черт возьми, что же я все-таки им скажу?» — с тревогой подумал Флорис, но вслух уверенно произнес:

— Спокойствие, друзья мои… Говорят, что индейцы нападают только после захода солнца… Надо как следует подготовиться к ночи и создать сторожевые посты, которые будут меняться каждые два часа… Я и Ганнибал будем первыми… Жанно и Резеда — вторыми… Лейтенант войдет в третью группу, вместе… со мной и…

Неожиданно перед Флорисом возникла Батистина. Дерзко глядя на молодого человека, сна заявила:

— Мне очень жаль, дорогой, но двух мужчин для охраны лагеря явно недостаточно, Тонтон и Людовик присоединятся к первой группе… Я, Золотая Ляжка и Персик будем сторожить вместе с Жанно и Резедой… А на третью вахту я пошлю Свинью и Вязальщицу!

Флорис не любил, когда обсуждали его приказы. У него просто чесались руки наградить эту юную нахалку хорошим шлепком пониже спины. Куда она вздумала совать свой нос? Война — не женское дело. Более того, эта вздорная девчонка не захотела нести вахту вместе с ним и подсунула ему двух девиц, чья красота была далека от совершенства, с собой же взяла самых хорошеньких — Золотую Ляжку и Персика. Однако Флорис решил не показывать своих чувств. Сжав кулаки, он улыбнулся самой изысканной улыбкой:

— Прекрасная мысль, Батистина. Прикажи разделить поровну еду и выдать каждому по порции воды. Потом всем нужно отдохнуть…

Было тихо. Невдалеке светились вражеские костры. Индейцы, по-видимому, спали, выставив часовых. Флорис внимательно посмотрел на своих товарищей. Он хотел дождаться смены караула, чтобы приступить к решительным действиям. Подошла вторая смена.

— Все в порядке, можешь идти спать!

Флорис увлек Жанно в сторону и тихо прошептал:

— Внимательно наблюдай за скалами у нас за спиной!

— Быть спокоен.

Уверенный, что на слово молодого негра можно положиться, Флорис направился к месту своего ночлега. Поразмыслив, он решил не предупреждать товарищей о своих планах. Батистина и девицы стояли к нему спиной, наблюдая за лагерем противника. Жанно зорко всматривался в нагромождение острых камней.

Флорис незаметно прополз под повозкой и, сливаясь с ночной тьмой, змеей заскользил к индейскому лагерю. Через несколько минут он уже различал спящих на земле краснокожих. Флорис решил выкрасть вождя индейцев, а уж потом начинать переговоры.

Чем ближе он подползал к лагерю, тем больше его начинали одолевать сомнения. В стане индейцев было так тихо, что даже дыхания спящих не было слышно. Вокруг не было заметно ни одного часового. Внезапно Флорис все понял. Сорвав одеяло с лежащего на земле индейца, он обнаружил охапку соломы и кучу тряпок. В ночи заржала лошадь. Флорис вскочил на ноги, и словно сумасшедший, бросился бежать к стоянке беглецов. Раздался одинокий выстрел. Со скал с воплями прыгали вниз тени, падая прямо на бывших рабов и подавляя их своей численностью.

Флорис выхватил из-за пояса пистолет, с которым никогда не расставался. Тут же на него набросилось не меньше десятка индейцев; их гибкие тела в падении увлекли его на землю. Парализованный превосходящими силами противника, Флорис не смог ни выхватить шпагу, ни достать кинжал. До его ушей донеслись приглушенные крики и стоны. Когда Флорис, которого крепко держали несколько индейских воинов, смог наконец подняться, товарищи его уже прекратили сопротивление.

— Флорис, Флорис!..

Это кричала Батистина. Индейцы связали женщин, побросали их в повозки и теперь увозили в неизвестном направлении. Кони, освещенные неверным светом луны, громко ржали и мчались галопом.

Мужчинам связали за спиной руки и тоже посадили на коней. Индейцы молча окружили их и, угрожающе потрясая копьями, погнали вперед.

Флорис упрекал себя за то, что не догадался о коварных планах врага и индейцы застали беглецов врасплох. Он не мог понять, почему Жанно так поздно выстрелил: индейцы уже бурным потоком хлынули со скалистых уступов.

«Жанно умен и отважен, значит, нас кто-то предал!..» — подумал Флорис, скача вместе со своими связанными и беспомощными товарищами.

Мрачная кавалькада, подгоняемая индейцами, двигалась вперед. Тучи заволокли бледное ночное светило. Глядя на горизонт, Флорис вздрогнул, охваченный страшным предчувствием. На обрывистом утесе четко вырисовывалась фигура монаха-капуцина.

20

Флориса и Батистину мучила жажда. Их привязали к красно-черным столбам, украшенным грубой резьбой, изображавшей фантастических птиц.

Молодые люди потеряли представление о времени. Неумолимое солнце обжигало им кожу. Они ничего не знали о судьбе своих товарищей. Доставив ранним утром пленников в поселок, состоящий из нескольких хижин, индейцы тотчас же разделили их. Белых поместили в загон, а черных, поволокли на опушку леса. Только Флориса и Батистину оставили связанными на площади. Несмотря на весь трагизм их положения, Флорис ликовал: их не разлучили!