Надежда - Север Гансовский

Боер посмотрел на репортера долгим внимательным взглядом.

— Садитесь.

Кларенс опустился на стул.

— Так вот, — сказал Боер. — Сейчас вы нам назовете имена грузчиков, с которыми профсоюз связан в порту, и расскажете, что уже сделано и что предполагается.

Кларенс молчал.

— Когда вы это сделаете, — Боер вытащил сигарету и закурил, — вы тотчас уедете к своей жене и дочери. Только не пытайтесь обманывать меня. У нас найдутся способы проверить.

Репортер продолжал молчать. Презрительно выпятив нижнюю губу, Боер нетерпеливо постучал ногтями по столу.

— Если нет, — Боер помедлил, — мне придется заставить вас говорить. Имейте в виду, что вы всё равно скажете. Только это вам дорого обойдется.

Кларенс молчал, и Боер, усмехнувшись, поманил к себе Альберта.

— Посмотрите, у него и не такие, как вы, начинали разговаривать.

Репортер поднял голову, и холодная дрожь прошла по всему его телу. Из провалившихся глазниц бандита смотрели вздрагивающие зрачки сумасшедшего.

Альберт шагнул вперед и вдруг быстро протянул к горлу репортера большие белые кисти с тонкими пальцами. Кларенс отшатнулся.

Верзила позади него захихикал.

— Ну вот, — сказал Боер. — Полюбовались. Теперь даю вам пять минут на размышление. Вот смотрите.

Он снял с руки часы и положил их на стол перед Кларенсом.

— Ровно пять минут. Первая уже идет.

Он молча кивнул Альберту, и тот, отойдя за стол, вытащил ящик и принялся вынимать оттуда какие-то блестящие металлические предметы. Он потирал руки и что-то бормотал себе под нос.

Бандит позади опять захихикал, как бы в предвкушении чего-то очень веселого и занимательного.

На мгновенье вся обстановка комнаты без окон, фантастически худое и отталкивающее лицо Альберта, хихиканье верзилы за спиной — всё показалось Кларенсу каким-то диким сном.

Ведь так не может быть на самом деле. Не должно быть.

Но затем он покачал головой. Всё это есть. Это не сон. Злоба к бандитам вспыхнула в нем и погасла. Они не были людьми. Просто что-то вроде язв на здоровом теле человечества. Их нужно отсечь, отрезать и втоптать в землю. Сжечь, чтобы убить весь яд, в них заключающийся.

— Три минуты прошло, — сказал Боер.

Три минуты! Значит, жить ему остается две. Напрасно Боер надеется, что он расскажет им что-нибудь. Ведь рассказать значило уступить им мир, весь мир здоровых, честных и добрых людей. Таких, как Люси, как дочь, как Хастон или тот старик с его глухой девочкой, у которого они долго сидели. Таких, как тот шофер, который тогда в порту подвез его к северной стороне…

— Осталась одна. — Боер навалился на стол, в упор глядя на Кларенса.

Одна! Значит, он сейчас умрет. Не сразу, но умрет. В конце концов это было не так уже важно. Самое главное в том, чтобы не погиб мир.

— Всё!

Боер убрал часы.

— Где сейчас ваша жена, Кейтер?

Жена! Кларенс посмотрел на листки, лежавшие на столе. Ах, вот что они всё время просматривали. Это бумаги и записи, которые они еще в автомобиле вытащили у него из карманов. Острая радость пронизала его. Письма приходили на имя Роджерсов, как они договорились с Люси. С собой он не носил конвертов. Поэтому бандиты не узнают ее адреса.

Здесь же его записная книжка. Но Грегори уже давно предупредил его, что ничего, касающегося порта и профсоюза швейников, нельзя носить с собой: ни телефонов, ни имен, ни адресов.

— Ну что же, — сказал Боер нетерпеливо. — Он молчит. Начинай, — он кивнул Альберту.

Верзила сзади схватил руку репортера, вывернул ее за спину и подтащил Кларенса к Альберту. Тонкие пальцы, как клещи, схватили ладонь Кларенса.

На мгновение Кларенсу показалось, что он опустил руку в расплавленный металл. Боль была такой резкой, такой неожиданно несправедливой, что он был уверен, если она не кончится сейчас, сию же секунду, то разрушится весь мир. Боль казалась несовместимой с существованием мира.

Задохнувшись, закусив губу, он дернулся со всех сил, но верзила обхватил его еще плотнее, и боль росла, захлестывая всё тело. Кларенс дернулся снова, красный туман поплыл у него в глазах.

Боль кончилась и, к удивлению Кларенса, мир не разрушился от этой несправедливости. Потолок комнаты качался, но это был тот же потолок.

В тумане перед ним возникло уродливое лицо Альберта, потом другое лицо. Это был Боер.

Как будто из другой комнаты репортер услышал слова:

— Ты полегче. А то он долго не выдержит.

Потом его снова посадили на стул. Боер что-то говорил ему о Хастоне. Хастон! Грузчики. Пользуясь передышкой, Кларенс загонял эти слова куда-то дальше в сознание, чтобы они не сорвались у него с языка. Хастон и грузчики. Он напластовывал на эти понятия всё новые и новые мысли и, наконец, поверх всего сумбура воспоминаний, видений и ощущений всплыли слова: «Теперь мы сами должны вступить в бой»… Да, да. За это следовало держаться. Генри Торо был замечательный лирик. Он выступал за негров..

Снова его настигла боль, и опять Боер что-то спрашивал, но всё, что гангстеры хотели знать, было спрятано далеко-далеко.

Бандиты сорвали с Кларенса одежду и положили его обессилевшее тело на низкий стол.

— Приступайте, — сказал Боер.

В середине ночи сам он поспешно уехал на совещание с Дзаватини; к Альберту и верзиле со шрамом присоединился маленький.

Втроем они продолжали терзать Кларенса в течение нескольких часов. Голова репортера падала, он уже не мог держать ее прямо. Всё его тело было залито кровью, и невредимыми остались только серые глаза, которые уже не видели бандитов, а смотрели куда-то дальше, за стены подвала.

К утру, вытирая вспотевшее лицо, Альберт сказал:

— Я тоже не каменный. Надо отдохнуть хоть полчаса.

Верзила рассматривал окровавленные руки.

— Пойдем наверх, выпьем.

Кларенс лежал без сознания. Маленький с верзилой втащили его в чулан за фанерную дверь и бросили там на пол.

— Боер нам задаст, — сказал маленький трусливо.

— Пускай сам возится, — ответил Альберт. Он взглянул на распростертое тело репортера.

— Он теперь в себя придет не раньше чем часа через два.

Они плеснули воды в лицо Кларенсу и ушли наверх, заперев фанерную дверь.

Кларенс очнулся уже в середине дня. Ему казалось, что несколько огромных хищных птиц вцепились в него своими острыми когтями и сжимают их всё сильнее и сильнее. Чтобы отогнать птиц, он дернулся; тотчас резкая горячая боль полыхнула по всему его телу, и он окончательно пришел в себя.

Он лежал на спине на холодном сыром полу. Кругом было темно, только справа от него возле головы по самому полу пробивалась узкая полоска желтого электрического света. От холодного пола спине было хорошо, но руки, ноги, живот и даже лицо горели, как в огне.

Он попытался повернуться на бок, но где-то в плече боль сразу взорвалась с такой силой, что он вскрикнул и опять расслабил тело.

Кругом было тихо. Значит, пытки кончились. Какая-то неясная тревога возникла в его сознании; он закусил губу, стараясь понять, что это такое. Ему никак не удавалось собрать свои мысли.

Бандиты… Бандиты привезли его сюда, а потом… Перед ним выплыло бледное лицо Хастона. При чем же здесь Хастон? Бандиты и Хастон… Какая же здесь связь?.. Потом Боер положил перед ним часы. Зачем часы?

Умственное усилие утомило его, он закрыл глаза и пролежал несколько минут, ни о чем не думая и прислушиваясь, как где-то в руке, в пальцах, возникала, развертывалась, доходила до предела и гасла режущая боль.

За дверью послышались шаги… еще и еще. Кто-то громыхнул стулом. Кларенс знал, что эти звуки имели к нему какое-то отношение. Что-то надвигалось. С огромным усилием он чуть-чуть приподнял голову и опустил ее. Кто-то должен был сейчас войти к нему. Кто? Конечно, бандиты. Но зачем?

Ему стало страшно, что тот, кто войдет, застанет его в этом состоянии, когда он не понимает, что он должен делать и чего не должен. В состоянии, когда не собраны и не приведены в порядок мысли. Репортер сжал зубы. Мысли стремительным потоком бушевали в его сознании. Бандиты… Оглохшая девочка… труп Бенсона на земле возле склада… опять бандиты… Хастон…

Кларенс напрягся и последним усилием вдруг понял всё. Бандиты пытали его, но он ничего не сказал. Не сказал. Он выдержал.

При этой мысли он почувствовал такое глубокое облегчение, что даже боль оставила его на мгновенье. Он вздохнул полной грудью и закрыл глаза.

Он выиграл свое сраженье. Он победил в том тяжелом бою, который пришелся на его долю.

За дверью чей-то голос говорил:

— Так целую ночь не спать, глаза на лоб вылезут.

Другой ответил ему:

— Теперь все сутки спать не будем, раз в порту такая каша заварилась.

Третий голос, помедлив, сказал:

— Ну что, ребята, беремся за него опять?

— Подожди, закурим. Покажи-ка твою колоду. Как ты делаешь?