1937. Сталин против заговора «глобалистов» - Александр Елисеев

Установлено, что годовой бюджет НСДАП составлял 70 — 90 млн марок (иная сумма была бы недостаточной для руководства партией, состоящей из 10 тыс. активно функционирующих местных групп) — эта цифра явно не дотягивает до бюджета той же ННП. Сам Гитлер не раз жаловался на немецких промышленников: «...Что делает немецкая индустрия для возрождения немецкого народа? Ничего». Примерно то же утверждал и пресс-секретарь НСДАП О. Дитрих, немало сделавший для установления контактов между ней и крупным бизнесом.

Даже в апреле 1932 года стремительно разваливавшаяся ННП получала от промышленников более крупные суммы, чем динамично развивающаяся партия Гитлера. Последней они отводили роль еще одной сильной националистической организации, которая поможет справиться с возрастающей волной революционно-коммунистического и забастовочного движения и будет вознаграждена за это двумя-тремя министерскими портфелями. Показательно, что в конце 1932 года крупные капиталисты фактически отказались спонсировать нацистов. Главный партийный идеолог Геббельс жаловался в своем дневнике: «Очень трудно доставать деньги. Все образованные и состоятельные господа поддерживают правительство. В аппарате воцарилось глубокое уныние, денежные затруднения препятствуют конструктивной работе. Мы все пали духом, особенно теперь, так как партия может развалиться и все наши труды пропадут зря... Финансовое положение берлинской организации безнадежно. Одни долги да обязательства... 1932 год явился для нас сплошной [- 265 -] цепью неудач... Прошлое было трудным, а будущее выглядит мрачным и мало обещающим, все планы и надежды окончились крахом... Денег не хватает всюду. Никто не дает нам в долг».

Казалось, что НСДАП вот-вот задохнется от нехватки финансов. Но тут ей очень сильно помогли... коммунисты. На ноябрьских выборах они получили на три четверти голосов больше, прибавив к своей фракции в рейхстаге 11 депутатов. Нацисты же потеряли аж два миллиона избирателей. И вот это сильно испугало крупный бизнес, который всегда трепетал перед «коммунистической угрозой». И уже 28 ноября 38 крупнейших промышленников подписали письмо в адрес президента Гинденбурга. Практически это был ультиматум, в котором воротилы требовали назначить канцлером Гитлера. Ну а дальше начались переговоры между Гинденбургом и Гитлером, которые закончились через два месяца — в пользу фюрера нацистской партии. Так что промышленники продвигали Гитлера к власти нехотя, вынужденно. Их больше устраивала ННП, но она так и не смогла повести за собой массы.

После прихода к власти Гитлер установил достаточно жесткий контроль над монополиями и частным капиталом. При этом он часто опирался на низовые движения. Еще в 1933 году из активистов Национал-социалистической организации заводских ячеек и Боевого союза среднего сословия были созданы т. н. «группы бдительности». Одна из таких групп захватила здание Имперского союза германской промышленности (лидер — В. Крупп), после чего этот «профсоюз олигархов» прекратил свое существование.

В 1936 — 1938 годах был частично национализирован сталелитейный концерн «Ферейниге Штальверке». А его глава Ф. Тиссен, оказавший в свое время помощь Гитлеру, вынужден был бежать за границу. «Социальная политика национал-социалистического государства буквально копировала социальные программы [- 266 -] советских коммунистов, — пишет Т. Мурзаев. — Созданный нацистами Германский трудовой фронт и подчиненные ему организации («Красота труда», «Сила через радость» и пр.) организовали «национал-социалистическое соревнование» на предприятиях, борьбу за повышение производительности труда, добивались перераспределения прибыли частных компаний для реализации социальных проектов, в т. ч. в целях финансирования жилищного строительства, улучшения социального страхования и условий труда» (Р. Бычков. «Необыкновенный фашизм»).

А вот просто «убойная» цитата из меморандума национал-социалистического Научно-исследовательского института труда: «В государственном народном хозяйстве, упорядоченном и управляемом в соответствии с достойными принципами, не может и не должно быть настоящей прибавочной стоимости, которую капиталисты получают за счет рабочих. Во всяком случае, национал-социализм преследует цель всеми средствами не допустить образования такой прибавочной стоимости в собственной среде немецких народных товарищей».

Один из ведущих идеологов европейского традиционализма, «черный барон» Ю. Эвола, подверг решительной критике многие аспекты нацистской политики — за ее «левизну». «В области социальной защиты малообеспеченных слоев населения гитлеровская Германия обогнала все нации, — пишет он. — ... При этом нередко забывали о чувстве меры и необходимости соблюдения дистанции во избежание наплыва самонадеянного плебса... Массы Volksgenossen (соотечественников, букв, «народных товарищей»), арийцы из KdF (Kraft durch Freude — «Сила через радость», организация, занимавшаяся вопросами досуга, отдыха и развлечений), самонадеянность развитого и «депролетаризированного» берлинского рабочего вызывали дрожь ужаса при мысли о будущем Германии при подобном развитии. (... Ходила шутка, основанная на игре слов. Спрашивалось: чем от- [- 267 -] личается Россия от Германии. Ответ: Россия — это Proletarierstaat (пролетарское государство), а Германия — Prolet-arierstaat (то же слово, но разделенное таким образом означает — «пролетарское арийское государство»). Отдельные нацистские мероприятия нередко имели принудительный характер... Наиболее неудачным в этом плане стало введение... всеобщей трудовой повинности, которая законом от 25 июня 1935 года была признана обязательной для всей молодежи. Каждому молодому человеку вменялось в обязанность заниматься физическим трудом в течение определенного времени в обществе сверстников, принадлежащих к различным слоям общества (так, девушка из аристократической семьи могла оказаться крестьянкой или работницей на ферме или заводе)» («Фашизм: критика справа»).

Гитлер не зависел от крупного капитала и не «продавался» ему. Его ошибкой было то, что он пошел на компромисс с монополиями во имя сохранения и усиления национального единства. Фюрер верил в возможность изживания прирожденного эгоизма у промышленных и финансовых воротил, он слишком высоко оценивал их патриотизм и верность гражданскому долгу. Между тем крупный капитал практически не имеет национального лица, ибо его существование основано на рыночной стихии с ее постоянным переливанием ресурсов (финансовых, товарных, людских) из одной точки в другую — в зависимости от конъюнктуры. Вся история капитала есть история его космополитизации, преодоления «узких» национальных рамок — того требует рынок, функционирующий только и исключительно по принципу выгоды, исходя из диалектики спроса и предложения. «Невидимая рука» рынка в высшей степени космополитична, ибо она освобождает себя от диктата видимой, публичной, т. е. государственной власти, сохраняющей и защищающей национальные различия (при капитализме само государство подчинено капиталу и постепенно [- 268 -] разрушает «национальную ограниченность», сдерживающую развитие универсальных рыночных отношений).

Рыночные интересы побуждали монополии проводить (пусть и в новых условиях) прежнюю политику эгоизма. За промышленный подъем и ликвидацию безработицы, за горы оружия, произведенного для Рейха, она потребовала насильственной монополизации значительной части среднего и мелкого предпринимательства. Интересы множества производителей и торговцев оказались нарушенными, что вряд ли способствовало укреплению национального единства, столь чаемого Гитлером.

Совсем уж нелепым, с точки зрения радикального национализма, было сохранение частных банков с их совершенно непроизводительными доходами от процентов по займам и вкладам. И это при том, что ликвидация банковского процента являлась изначальным и важнейшим требованием партии, оно легло в основу экономической теории Р. Федера, которую национал-социалисты признали своей официальной доктриной в области экономики. Но после прихода Гитлера к власти Федера задвинули на второй план, зато чрезвычайно возвысили банкиров.

Акулы крупного «национального» бизнеса, тесно связанные с транснациональной олигархией, были кровно заинтересованы в восточной авантюре — она сулила им новые рынки сбыта и источники сырья, а также сверхдешевую рабочую силу в лице «расово неполноценных» иностранцев (в основном славян). Естественно, все эти круппы и тиссены прямо-таки подталкивали Гитлера к войне с Россией, в чем их всемерно поддерживали западные плутократы. Документально доказано, что немецкие толстосумы имели теснейшие контакты с Уолл-Стрит, чьи воротилы пуще огня боялись союза национал-социалистической Германии и сталинской России. В этом отношении [- 269 -] показателен демарш одного из «контактеров» — Тис-сена, резко выступившего против заключения советско-германского договора о дружбе и ненападении, договора, который мог бы стать началом конца мировой олигархии. Но то был еще открытый демарш, совершенный в эмиграции, а сколько усилий по столкновению лбами двух великих народов затрачено в ходе тайной, лоббистской борьбы?