Слушая животных. История ветеринара, который продал Астон Мартин, чтобы спасать жизни - Ноэль Фицпатрик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы несправедливо относимся к животным, которые дают нам так много.
Мы уничтожаем среду их обитания. А ведь это угрожает и нам самим. Еще два-три поколения — и экосистема нашей планеты может полностью разрушиться.
Мне хочется, чтобы наша любовь к животным, которые живут в наших домах, распространилась и на их дома тоже — где бы они ни находились и какими бы ни были. Я хотел этого даже в 90-е годы, когда стремился к тому, чтобы умение слушать животных, являющихся частью наших семей, превратилось в ответственность за всех живых существ планеты. Я преодолел страх перед публичными выступлениями, но для этого мне пришлось решить гораздо более серьезную проблему: научиться обращаться к по-настоящему широкой аудитории — только тогда это обрело масштабы настоящей драматургии.
11. УМИРАЮЩИЙ ЛЕБЕДЬ И МОЙ «СЫН»
Искусство имитации жизни
«Как вы смеете в программе о дикой природе заставлять актера, притворяющегося ветеринаром, убивать лебедя?!» — писал нам разъяренный телезритель.
На самом деле 2 апреля 2005 года я был ветеринаром, притворяющимся актером, снимаясь в эпизоде телесериала «Катастрофа» на канале Би-би-си-1. А на следующий день, никем не притворяясь, я в качестве ветеринара участвовал в программе «Дикая природа СОС» на пятом канале, где должен был усыпить лебедя. В телесериале, прощаясь со своим умирающим сыном, мой герой сказал: «Доброго пути». А в программе о дикой природе я сказал почти то же самое умирающему лебедю. Несколько десятков наивных зрителей решили, что я актер, изображающий ветеринара, и в этой путанице их винить нельзя: искусство и жизнь часто имитируют друг друга.
Думаю, роль в сериале «Катастрофа» я получил по той причине, что на прослушивании оказался единственным, кто смог без запинки произнести фразу: «Подострый склерозирующий панэнцефалит». По роли мне предстояло помочь сыну умереть, дав ему большую дозу препарата. Роль моей жены исполняла Имоджен Стаббс, очень талантливая актриса, умеющая плакать в нужный момент. А вот мне это никак не удавалось. И тогда я придумал «виксиплач»: достаточно было нанести под глаза мазь «Викс» — и слезы текли градом.
Поселившись в Гилфорде в графстве Суррей, я не только приступил к реализации мечты о расширении своих знаний в области ветеринарии, чтобы помогать животным и повышать свою квалификацию, но и вынашивал осуществление своего тайного желания (в 80-е годы в Ирландии я бы даже не посмел его озвучить): я хотел поступить в театральное училище. Еще в старших классах я ощутил страстную тягу к художественной прозе и поэзии. Избавиться от этого я не мог, да и не хотел. Я всей душой стремился понять, какую роль великая литература, кино и театр играют в реальной жизни и почему они переносят меня на иной уровень осознания, понимания и восприятия мира.
Мне хотелось постичь механизм эмоциональной связи между страницами книги и актерской игрой и разобраться, почему это так важно для людей и для меня частности.
Я даже думаю, что мне не удалось бы изобрести ничего нового или найти оригинальные решения хирургических проблем, если бы я мыслил исключительно научными категориями. На самом деле, только слушая музыку, посещая театр или просматривая хороший фильм, я ощущал всю полноту жизни. Ученые всегда казались мне более интересными, когда они что-то поясняли при помощи рисунков, не ограничиваясь графиками. Думаю, что великие провидцы в мире науки явно имели художественные наклонности.
Даже в начале своей карьеры я инстинктивно чувствовал, что, если я хочу изменить что-то на глобальном уровне, мне нужно понять механизм воздействия «живого слова» в средствах массовой информации.
В конце 1993 года я стерилизовал маленькую собачку в ветклинике «Андервуд и Кроксон» в Тонгхэме в графстве Хэмпшир. Я собирался отправить собачку домой в тот же день, но хозяйка не могла ее забрать, потому что собиралась в театр. В телефонном разговоре я просто спросил, какой спектакль она собирается смотреть, и она ответила, что идет в небольшой театр в соседнем городке Фарнборо, где она часто помогает. Дама сказала, что и ее собачке там нравится, потому что ее всегда там угощают. Я был заинтригован. Найдя адрес театра, я решил съездить туда на велосипеде, чтобы все разведать.
Оставив свой велосипед возле дома № 75 на Гилфорд-роуд-ист, я уточнил адрес, потому что здание выглядело как самый обычный жилой дом. Так оно и было. Я подошел к входной двери, но она была загорожена диваном с ковром перед ним. Тогда я подошел к боковой двери и уже собирался постучать, когда заметил еще один вход в глубине сада, к которому вела аллея. Я так и не постучал, зачарованный видом красной китайской шпалеры и пурпурного занавеса с китайским драконом, за которыми открывалось то, что выглядело как гибрид викторианского театра и китайского цирка. Внутри висели изящные китайские фонарики. Очарованный, я тихо вошел внутрь и обнаружил там зал с бархатными стульями, приглушенным освещением и необычным мускусным запахом, напоминающий окутанный бархатом кокон. Это был Театр принца-регента в Фарнборо.
Из ниши слева от сцены появился высокий худощавый лысеющий мужчина и с приветливой улыбкой направился ко мне. Ему пришлось наклонить голову, чтобы не удариться о притолоку перед центральным проходом, где стоял я в окружении старомодного бархата и стульев из темного дерева.
— Могу ли я вам чем-нибудь помочь? — спросил мужчина.
Это был Филипп Гилберт. Тогда ни он, ни я не знали, но он сможет помочь мне больше, чем кто-либо другой. С первого же рукопожатия у нас с ним появилось полное взаимопонимание. Этот маленький театр был мечтой всей жизни его партнера — Фредди Элдретта, который был танцовщиком и выступал в нескольких шоу в Вест-Энде. Он убедил Филиппа построить небольшой театр на семьдесят мест, чтобы дать возможность начинающим актерам, работая с профессионалами, получить образование и, возможно, дождаться своего «звездного часа». Театр принца-регента представлял собой богато украшенный ангар,
