Перейти грань - Роберт Стоун

— Она тебя действительно злила?

— Кое-что было просто глупостью. А кое-чего я никогда не прощу людям этой страны.

У ворот на Дьюк-стрит Энн показала Стрикланду и Херси, как им пройти к «Хьюби», чтобы подкрепиться, и просила звонить после четырех. Она объяснила им, что они никоим образом не должны мешать обеду у Уордов.

— Вы, наверное, все равно не любите индейку, так ведь? А у «Хьюби» подают потрясающий пирог с крабами. Он вам понравится.

— Будьте добры, передайте своим друзьям, — попросил Стрикланд, — что нам бы очень хотелось поработать в светлое время.

— Я передам. А Оуэн должен позвонить в шесть часов, запомнили? И ведите себя учтиво с коммандером Уордом и с миссис Уорд. Иначе вы пожалеете.

— Безусловно, — успокоил ее Стрикланд.

— Яволь, — бормотнул Херси.

В доме Уордов на берегу Северны Энн позвонила Даффи и получила у него информацию о местонахождении других участников. Затем она и Мэгги были представлены лейтенанту Бенни Конли и его жене миссис Джоан Конли. Лейтенант, совсем юный, высокий, темнокожий афро-американец, имел военную выправку. Жена его была маленького роста, светловолосая и чрезвычайно застенчивая. Базз налил шампанского всем дамам, не исключая Мэгги. Себе и лейтенанту плеснул в стаканы "Дикого турка". В отделанной деревом гостиной все встали, чтобы выслушать тост.

— За наши корабли и моряков, — провозгласил Базз. — И за женщин, — не забыл добавить он.

Все, даже Мэгги, повторили его слова.

— Вы, должно быть, по-настоящему взволнованы, миссис Браун, — обратился лейтенант Конли к Энн. Его жена энергично закивала, поддерживая мужа.

— Да, — кивнула Энн. — До оцепенения.

— Какое там, к черту, оцепенение, — засмеялся Базз. — Ей хочется самой оказаться там.

— Может быть… — Энн слегка расслабилась. — Но только не сейчас. Сейчас я счастлива здесь.

— А как вы? — спросил лейтенант Конли у Мэгги. — Тоже ходите под парусом?

К лицу Мэгги, казалось, прилила вся кровь, какая только была в ней. Энн стало жаль ее. Она вспомнила, как Мэгги, когда над ней подшучивали по поводу ее румянца, заявила, что лучше бы из нее выпустили всю ее кровь.

Мэгги покачала головой и, глядя в пол, проговорила:

— Нет еще, сэр. Пока только учусь.

— Правильно отвечаешь, девочка, — одобрила Мэри Уорд.

Мэри стала почти совсем седой. Она располнела и приобрела чопорный вид, свойственный женам священников. Ее приятное лицо дышало покоем и безмятежностью. Волосы были заколоты сзади черепаховым гребнем.

Когда во второй раз разливалось шампанское, Энн накрыла свой фужер ладонью.

— Будь умницей, Базз. Дай нам по глотку виски. Базз разразился по этому поводу целой тирадой:

— Как я не догадался? Мне надо было сразу предложить ей пива с водкой. Ведь именно этот коктейль предпочитают нью-йоркские ирландки. Пива с водкой, — повторил он, стараясь воспроизвести нью-йоркское произношение.

Они выпили за отсутствовавших друзей.

У Уордов все шло своим чередом, и вскоре Мэри увела Мэгги на кухню помочь с приготовлениями, а Базз, Энн и чета Конли остались сидеть в гостиной.

— А вы умеете управляться с парусами? — спросила Энн у лейтенанта, не найдя более подходящей темы.

— Нет, мэм. — Лейтенант Конли был краток.

— В тех местах, откуда Бен родом, — заметил Базз, — нет ни ветра, ни воды.

— Но зато не редкость ураганы, — сообщил лейтенант, вызвав гордую улыбку жены.

Родом он был из Техаса и, так же, как Базз, служил летчиком на авианосце "Тикондерога".

— Они оба летают, — объяснил Базз. — Джоан очень уютно чувствует себя в кабине. Она первая женщина-офицер в чесапикской авиации.

— Что ж, вам повезло, — улыбнулась Энн. — Вы всегда вместе.

Замечание оказалось уместным и разрядило обстановку в гостиной. Джоан Конли, которую с первого взгляда можно было принять за кого угодно, только не за первую женщину-офицера, оказалась невероятно серьезной молодой дамой. Смех у нее был скорее нервным, чем добродушным, а на лице временами возникало фанатичное выражение. Когда дело касалось принципов. Ее темнокожий муж был великолепен, со своими манерами сельского атлета, кем он, собственно, и являлся на самом деле.

"Они, должно быть, и молятся вместе", — думала Энн. Можно было очень легко представить себе, как они делают это, стоя на коленях, держась за руки перед англо-саксонско-протестантским изображением Иисуса, которыми наводнена торговля. Следует ли нам делать это, Господи? Благословишь ли ты нашу любовь? Готовы ли мы? Должен ли это быть флот? Как насчет Америки? Очевидно, они получили благословение, чтобы жить именно так, как они живут.

Когда индейка была разделана и все сидели за столом, Базз прочел молитву:

— О Господи, щедрость твоя делает нас истинно благодарными, мы просим во имя Иисуса. Аминь.

В то время как все стояли, склонив головы, Энн быстро обвела их взглядом. Чета Конли, как она и предполагала, была глубоко погружена в молитву. Мэгги косила глазом на лейтенанта. Базз пребывал в своем священническом трансе. И тут Энн встретилась взглядом с Мэри, которая тоже оглядывала собравшихся за столом. Она подмигнула ей. Взгляд у Мэри был доброжелательный.

За обедом в разговоре то и дело затрагивались тревожные темы, которые в конечном итоге приходилось оставлять. Разговор начался с обсуждения ряда происшествий, случившихся на флоте за прошедший год. Затем, поскольку за столом сидели летчики, речь сама собой зашла о безопасности полетов. Вспоминали различные случаи, имевшие место при посадке самолетов на палубе авианосца, а также происшествия во время выполнения фигур высшего пилотажа. Базз привел по памяти свой список коммерческих авиакомпаний, на чьих самолетах нельзя летать ни при каких обстоятельствах. Вспомнил он и о боях за мост "Зуб дракона": "Хуже всего были ракеты, самые смертоносные противосамолетные средства за всю историю. Но были там и МиГи тоже".

— Я утомляю тебя, — обратился он к Энн. — Ты уже все это слышала.

— Ошибаешься, — ответила она. — Ты никогда не рассказывал об этом. Мне, во всяком случае.

— Ну, а я об этом наслышана, — заметила Мэри.

— А кто тогда летал на МиГах? — спросил лейтенант Конли. — Русские? Корейцы?

— Может быть, вначале, но потом это были сплошь вьетнамцы. — Базз глотнул вина. — Видите ли, этих людей можно научить всему.

Разговор явно сбивался на сравнение способностей представителей разных рас.

— С первых курсантских лет, — обратился Бенни к Конли, — я заметил, что тригонометрия ближе азиатским людям.

Какое-то время все сохраняли серьезный вид, потом дружно рассмеялись — все, кроме Джоан Конли.

— Неужели? — спросила она.

— Здесь обучается масса вьетнамцев, — заметил Базз, обостряя тему, — чтобы отомстить за своих отцов.

— Кому? — спросила Энн.

Лейтенант Конли заговорил о «Челленджере» — космическом челноке, во время взлета которого погибли все, кто был на борту, и среди них очаровательная школьная учительница.

— Ужасно, — тихо произнесла Мэри Уорд.

— После этого у нас с Беном был литературный спор, — сказал Базз, — не так ли, Бен?

— Это единственный раз, когда Базз оказался неправ, — заявил Конли.

— Базз? Неправ? — удивилась Энн. — Расскажите нам об этом. Я никогда не замечала за ним ничего подобного.

— Когда произошла катастрофа, — начал лейтенант, — я был шокирован так же, как и все. Затем я прочел об этом и почувствовал гордость. — Он произнес последнее слово с неуловимой страстью, которая присуща вообще чернокожим. — Потому что там были все. Все.

— Негр, — пояснила Джоан Конли, когда он не стал продолжать, — еврейка, американец японского происхождения, белый протестант.

— Это был ужасный момент, — продолжил Конли, — но вместе с тем и великий. Я хочу сказать — вдохновляющий момент.

— И на Бена произвела неизгладимое впечатление, — сказал Базз Уорд, — поэтическая тирада тогдашнего президента.

— Я вырвался из мрачных оков земного притяжения, — продекламировал Конли, — и витал в небесах на крыльях божественного наслаждения.

Энн смотрела на молодого офицера, который верил в моменты вдохновения, и едва сдерживала пьяные слезы. Джоан сидела в напряженной позе с поджатыми губами.

— Эта поэма помогла мне принять решение стать летчиком, — пояснил Конли. — А мой учитель, — он показал на Базза, — считает, что это плохая поэзия.

— Боюсь, что да, — подтвердил Базз. — Летчик во мне ликует, а вот английский учитель настаивает на том, что это плохая поэзия.

— Ладно тебе, Базз, — вмешалась Энн. — Это совершенно прелестные стихи. Очень красивые.

Базз лишь покачал головой.

— Но они трогают душу, — убеждала его Энн. — Это очень даже хорошая поэма.