Одержимость. Переворот в сфере коммуникаций GE - Билл Лейн

После одного из собраний в «Бока-Ратоне» я оказался с Гэри в одном карте для гольфа. Я сидел на месте водителя, пока мы слушали краткий инструктаж. Гэри был очень нетерпелив и громко выкрикивал:

– На кой черт нам вся эта чушь; поезжайте к лунке!

Мне пришлось бы проехать прямо мимо инструктора гольф-клуба, а я не мог себе позволить такую грубость.

– Нет, Гэри. Подождем немного.

– Ну же, поехали, – и он попытался просунуть свою ногу, чтобы нажать на газ. Я заслонил педаль своей ногой.

– Еще минуту. Постойте, Гэри!

Около двадцати игроков, остолбенев, слушали эти крики, в то время как инструктор пытался закончить свою беседу.

Мне было очень неловко и хотелось провалиться сквозь землю или уступить – что было бы проявлением трусости.

Сказать по-честному, я бы тронулся с места, если бы рядом со мной сидел Уэлч, но Джек никогда не позволил бы себе подобную выходку, особенно когда речь шла об имидже GE.

К счастью, инструктаж наконец закончился, и армада картов направилась к лункам.

Но у себя в Стэмфорде, на своем поле, Гэри позволял себе внезапно отъехать.

Однажды пятеро начинающих докладчиков выступали на тему какой-то сделки. Гэри, довольно обходительный и внимательный в течение первых десяти минут, вдруг стал вертеться, будто ему потребовалась бумага или необходимо было сделать срочный звонок. Потом он резко выбежал из зала. Докладчики сидели, спокойно ожидая его возвращения. Потом стали потихоньку разговаривать, посматривать на часы, так как время истекало, и нервно посмеиваться.

Прошел час. Еще полчаса. Один из них отважился выйти из конференц-зала и подойти к секретарю, чтобы узнать, где господин Вендт. Она странно и с каким-то сочувствием посмотрела на него. Она не знала, что все это время они сидели в зале. А Гэри уже пересек два штата на борту Canadair Challenger – наверное, чтобы там послушать другую, более интересную презентацию.

52. Без социального пакета

В целом 80-е годы в GE были отмечены целым рядом увольнений людей, которые не проявляли достаточного, по мнению Уэлча, интереса к тому, к чему должны были его проявлять. Парадокс заключался в том, что огромное богатство, накопленное высокопоставленными лицами за период роста стоимости акций, позволяло им устремить свои взоры в сторону Флориды, что было результатом неплохого вознаграждения, полученного от опционов.

В 90-е (особенно в середине и в конце) не было ни одного человека из высшего руководства, кто оказался бы без шансов на успех, потерял бы привычное для него положение.

Выходное пособие, соцпакет получали люди, которые потерпели неудачу или же (как Гэри) не вписались в видение Джека относительно будущего компании. Никто из тех, кто не проявил страстной увлеченности или фанатичности в своей деятельности, не достиг больших высот. Я пишу не о драматической, театральной увлеченности – часто фальшивой и воспринимаемой как обман. Я пишу об активном поиске единомышленников среди коллег.

Лучшие, наиболее значимые и привлекавшие к себе внимание презентации из когда-либо слышанных мною делали немногие очень тихие, не отличающиеся особой живостью люди. Сила их выступлений заключалась не в размахивании руками и не в драматических жестах, а в высоте мыслей, организационном подходе – своевременности подготовки и отточенности выступления – и, самое важное, в значимости того, чем они делились с коллегами.

Степень переживания за свое дело выражается не громкостью голоса или экспрессивностью выступающего, хотя это тоже не помешало бы хорошему оратору.

Мой друг Боб Нельсон, бывший вице-президент GE и финансовый аналитик Джека, часто выступал и в «Бока-Ратоне», и на собраниях членов правления. Джек говорил: «Впиши Боба в программу, пусть расскажет о базисных услугах или о каких-нибудь финансовых или стратегических директивах».

Боб говорил в своей убийственной профессиональной манере, но то, о чем он должен был сказать, всегда имело огромную важность.

Я попытался припомнить, были ли случаи, когда Джек выступал с чем-то, что его не волновало бы, но вспомнил только несколько таких.

Он вынужден был ежегодно обращаться к членам правления и генеральным директорам с просьбой о пожертвованиях для Комитета политических действий. Это была неприятная задача. Он не любил этим заниматься, но как CEO должен был убеждать группу высокооплачиваемых должностных лиц внести свой личный вклад в поддержку комитета – легального и законного средства, используемого GE для защиты своих интересов на политическом уровне в Вашингтоне или на уровне властей штата. Он делал то, о чем его просили, и получалось очень действенно. Это была своего рода рекламная пауза среди множества проблем и вопросов, которые его действительно волновали и о которых он должен был говорить.

Эта озабоченность ни у кого не вызывала сомнения – особенно в «Бока-Ратоне». Посмотрите несколько фрагментов из его речей на закрытиях в начале 90-х в «Бока» – предвосхищавших его самые важные выступления года. Мы использовали эти фрагменты, взяв их за основу при составлении письма CEO в ежегодном отчете, подготовку к которому начали по горячим следам уже через неделю.

О переменах:

«…Каждый из нас должен себя полностью изменить. Над нами с Ларри все время посмеивались по этому поводу: вы, два хвастуна, сами не стали бы следовать такому совету и стараться изменить себя – будь вы на нашем месте.

Но мы действительно изменились, слава богу, а если вы остались такими же, какими были три года назад, то вы не имеете никаких шансов.

Если за последний год в вас ничего не изменилось, вы ни на что не годитесь.

Вы видели, что произошло в 80-х с теми, кто не пытался изменить себя. Им позволено было уйти».

О глобализации:

«Мы сотрем географические границы. Вы помните, что на всех наших собраниях, где мы безумно спорим и воюем, всегда обсуждаются вопросы о том, кого нам послать директором, например, в Даллас. И что слышим в ответ: „Пусть Гарри поедет. Они с Мэри всегда хотели попутешествовать. Их ничто не держит, они хотят поездить. И мы можем вполне обойтись без него здесь“.

Больше такого не будет. Мы будем отправлять за границу самых лучших и выдающихся менеджеров, как мы сделали в двух наших направлениях – реактивных двигателей и пластмасс. Это станет нормой: туда поедут лучшие, они будут говорить на другом языке. И географические барьеры будут уничтожены…»

Я сомневаюсь, что кто-то еще из CEO получал такое наслаждение от работы и от жизни, как Джек. Он считал, что нет ничего лучше, чем быть CEO в этой огромной компании, которую он так любил.

Однажды (это было в 80-е) я сидел напротив Джека у него в кабинете, и Розанна соединила его с кем-то по телефону. Джек какое-то время слушал собеседника, а потом ответил: