Тайны Сент-Ривера - Ольга Бэйс

– А почему, – спросила я, – здесь несколько линий, я вроде одна была в этот момент в залах галереи, нет, вдвоем с господином Торесом, – исправилась я, – но здесь линий гораздо больше.

– Датчики реагируют не на человека, а на последствия его взаимодействия с пространством вокруг охраняемых объектов, если так можно выразиться, программа фиксирует малейшие отклонения от нормы, температуры, влажности и некоторых более сложных параметров. Ваши графики внушили бы мне подозрение, и я бы обязательно проверил, кто вы, если бы не знал. Слишком уж нестандартно вы себя проявили, – улыбнулся Тэд Моран.

– Понятно… – и в этот момент меня осенило, – а не было до неприятности с Вероникой у кого-нибудь из посетителей столь же неординарного графика?

– Я только хотел вам сказать, действительно был, дней за пять до неприятности, как вы ее назвали.

– И можно выяснить, кто в это время посещал залы «Уникума»?

– Да, это был Гарри Макгроу, но тогда ничего не пропало, просто он оказался слишком темпераментным человеком, не обремененным излишками воспитания и образования.

– Макгроу?! – не удержалась я от восклицания.

– Вы его знаете? – господин Моран явно был удивлен.

– Ну, не то, чтобы знаю… Но слышала, – улыбнулась я.

Наверное, в этот момент я чувствовала, что потянула за нужную ниточку, и клубок событий вокруг Вероники вот-вот распутается. Во всяком случае, меня уже не интересовали особенности охранной системы галереи, меня очень интересовал господин Макгроу. Версий похищения, точнее подмены миниатюры, у меня пока не было, но появился подозреваемый. Я поблагодарила Тэда Морана за интересную беседу и, не попрощавшись даже с господином Торесом, отправилась в полицейское управление, разумеется, не пешком, а на такси. По дороге я связалась по телефону с комиссаром Катлером и попросила его никуда не уходить, поскольку у меня к нему очень срочное дело. Мне удалось его заинтриговать, но события приняли неожиданный оборот.

– Ну, выкладывайте, коллега, что вы там накопали? – встретил меня комиссар вполне ожидаемым вопросом.

Я рассказала Эрику Катлеру о фактах и своих соображениях по поводу этих фактов, и тут же поняла, что несколько увлеклась догадками и совпадениями, а вот подлинной, вполне логичной, версии у меня как не было, так и нет, на это обратил внимание и комиссар.

– Я согласен, – прокомментировал он мои рассуждения, – что господин Макгроу – личность весьма любопытная и в качестве подозреваемого почти идеальная. Но не вижу ответа на главный вопрос. Как и когда он мог подменить Веронику? Есть еще пару вопросов, не менее интересных. Например, какое отношение может иметь этот Макгроу к убийству Смоллера? А как вы впишите в свои предположения тот факт, что после того, как господин Файн поднял переполох, электричество в «Уникуме» было действительно отключено на несколько секунд. А ведь о подмене экспоната, до этого момента никто даже и не подозревал.

– А что уже установлено, что Смоллер был убит? – решила уточнить я, хотя интересовало меня сейчас совсем не это.

– Ну, не так однозначно, однако некоторые факты заставляют рассматривать эту версию в первую очередь, вы ведь тоже не любите совпадений, – усмехнулся Катлер.

– Вынуждена согласиться, что, если это самоубийство, то очень удобное и своевременное для того, кто все это затеял…

– Вот именно!

В это время на столе комиссара зазвонил внутренний телефон. Эрик Катлер выслушал довольно длинное сообщение и ответил единственным словом: «Пропустите»

– Ну, вот, – обратился он ко мне, положив трубку, – на ловца и зверь бежит. Сейчас мы сможем побеседовать с господином Макгроу, поскольку он настоял на встрече со мной и сейчас появится здесь.

В этот момент дверь резко распахнулась, и в кабинет вошел человек, которому трудно было бы подобрать более неподходящую фамилию, чем Макгроу. Он был небольшого роста, худощав, смугл, темноволос, да еще и носил очки с внушительными стеклами, свидетельствующими о сильной близорукости.

– У меня к вам убедительная просьба, комиссар, не заявлять прессе о ваших подозрениях по поводу моей особы до послезавтра, – зачастил он буквально с порога.

– Откуда вы взяли, что вас подозревают? – Эрик Катлер не смог скрыть своего удивления.

– Странно было бы, если бы этого не произошло, – прозвучал неожиданный ответ, – у меня самая значительная коллекция лаковых миниатюр, и я вот уже год пытаюсь выкупить у Файна его Веронику, разве вам еще это неизвестно?

– Известно…

– Ну, и кого же вам еще подозревать?!

Мне стало почти весело.

– А почему до послезавтра? – вмешалась я в этот бесподобный диалог.

– Это уже деловой подход, – господин Макгроу переключил свое внимание на меня, -я решил продать свою коллекцию с аукциона и не хочу чтобы неосторожные измышления журналистов сбили мне цену! После торгов – я к вашим услугам!

– В эту коллекцию вы включили и Веронику? – не слишком удачно пошутила я.

Но нашему посетителю моя шутка пришлась по вкусу, и он рассмеялся неожиданно громко и очень весело, настолько, что и мы с комиссаром не удержались от улыбок.

– Никаких заявлений прессе я не планирую пока, – ответил, наконец, комиссар, – но обещать, что журналисты не докопаются до информации о вашей коллекции, не могу.

– Ну а я могу обещать, что попрошу не писать об этом Дэвида Сомса, – добавила я.

Тем не менее, Макгроу, похоже, остался вполне доволен результатом своего визита в полицию и, перед тем как покинуть кабинет, горячо поблагодарил нас за понимание.

Все это представление, по идее, должно было усилить мое подозрение, но я решила, что настало время обсудить другие версии.

– Так что нам сказала экспертиза о причинах смерти господина Смоллера? – спросила я, как только мы опять остались вдвоем с комиссаром.

– Умер он от отравления газом, – ответил Эрик Катлер, – но перед этим принял большую, однако не ставшую прямой причиной его смерти, дозу снотворного. Вино он тоже употреблял в этот вечер, и закуска была легкой, какую иногда подают к хорошему десертному вину: фруктовый салат и шоколад. Но на столе стоял только стакан с остатками снотворного растворенного в воде.

– Он не выпил то снотворное, которое себе приготовил? Или он думал, что в стакане просто вода?

– Ход ваших мыслей мне понятен, но господин Шульц, именно он делал вскрытие, предположил с большой долей вероятности, что Смоллер вообще не пил этого снотворного, то есть того, что было в этом стакане, он считает, что снотворное попало в организм покойного с вином.

– Тогда действительно есть все основания считать, что электрик «Уникума» был убит, причем кто-то хотел, чтобы все выглядело как самоубийство, или хотя бы могло так выглядеть, – произнесла я и задумалась.

Понятно, что этот свидетель был очень неудобным. Рано или поздно полиция все равно должна была бы его заподозрить, но этого не мог не понимать и сам Смоллер. Значит, существовало какое-то другое решение этой проблемы. Тогда почему же совершено убийство? Для похитителя Вероники, наверняка лучше было бы, если бы электрик просто исчез. Был бы реальный шанс увести следствие по ложному следу. Нет, тут что-то не так. Может, действительно все это было сделано Файном?

– Скажите, комиссар, а где был господин Файн в тот вечер, когда произошло убийство Смоллера? – задала я вопрос, вытекающий из моих размышлений.

– Да, это очень важный момент. В связке с возможностью устранения свидетеля и соучастника, Файн вполне бы всех устроил, как подозреваемый. У него был и великолепный мотив и несомненная возможность для похищения Вероники и получения приличной страховки. Кроме того, нам удалось выяснить, что он последнее время очень нуждался в деньгах. Все бы могло сойтись на нем, если бы не его алиби.

– У него есть алиби? И оно непоколебимо? – произнесла я с сомнением и надеждой в голосе.

– Дело в том, что именно в то время, когда господин Смоллер принимал у себя гостя, который, скорее всего, был и его убийцей, Файн торчал в аэропорту Мэрвика из-за грозы.

– Но он вполне мог воспользоваться и машиной, купив билет на самолет, чтобы обеспечить себе алиби.

– Вряд ли он мог обеспечить себе грозу, вам не кажется? – усмехнулся комиссар, – кроме того, его видели суетящимся в аэровокзале человек десять. Теоретически все могло быть, но с очень большой натяжкой.

– Пожалуй, следствие опять зашло в тупик, – невесело заключила я.

– Ну, не так все плохо, – неожиданно возразил мне комиссар, – давайте попробуем разобраться, как всегда, с мотивами и возможностями, глядишь – что-нибудь важное и поймем.

Особого энтузиазма эта реплика у меня не вызвала. Слишком странным и ненадежным выглядел тот набор фактов, которым мы располагали.

– А что нам еще остается? – тем не менее, заметила я, – но давайте пока разделим похищение, или подмену экспоната в галерее и убийство Смоллера.