Завещание Петра - Велиханов Никита

В свободное время Большаков в горьком недоумении предавался размышлениям, как же хваленая интуиция не предостерегла его от опрометчивого поступка, и клял судьбу, называя её самыми грубыми словами. Как обычно в минуты жизненных невзгод, он по-страусиному спрятал голову в компьютер, пытаясь забыться в виртуальных глюках.

Через несколько дней прокуренный и хмурый начальник оторвал его от этого занятия, приказав организовать утечку информации с принесенной им дискеты на КСКР-2. Печальный Большаков приказание выполнил.

Ещё через несколько дней Борисову позвонил его старый боевой товарищ подполковник Тимашов и пригласил провести выходной за городом, на его, подполковничьей, даче неподалеку от Абрамцева. Позвонил на работу, по секретнейшему служебному телефону, знать который ему было не положено. Сидя в своем кабинете с телефонной трубкой в руке, майор невольно распрямил позвоночник. Но это не было вытягивание в струнку младшего по званию, отнюдь. Скорее это было инстинктивное движение хищного животного из обширного семейства кошачьих, когда оно, прячась в засаде, напряженно вытягивается вдоль самой земли при виде добычи. Борисов тянул с ответом, не зная, что стоит за этим приглашением, но Тимашов произнес вдруг несколько другим, совсем нетимашовским тоном: «Да ты приходи, приходи. Разговор есть...» В голосе его проскользнули непривычно властные интонации, а также — подтекстом —обещание: без вранья, засады нет, надо потолковать.

К Тимашову он; конечно, поехал. Тот встретил его дома, в кругу семьи: жены и дочери с традиционным радушием, что было уже добрым знаком. Но в Абрамцево на дачу к Тимашову они поехали на его «Вольво» одни. Подполковник показал сад и дом, угостил свежеприготовленным яблочным соком, говорил о пустяках.

Борисов ещё никогда не был у Тимашова на даче. Он с удовольствием пил сок и осматривался. В окна заглядывало клонившееся к горизонту солнце. Липучие августовские мухи садились на сетку окна, через которую на веранду медленно тек теплый, но свежий воздух загородного сада, напоенный запахом травы и яблок. Тимашов поставил свой стакан на стол, присел в плетеное кресло, блаженно улыбаясь, вытянул ноги и спросил:

— Ну, и долго она ещё будет жить у тебя в Хлебниковом?

Борисов давно ждал этого вопроса, но, вынуждая Тимашова высказаться подробней, спросил:

— В смысле?

— Я говорю про Анну Сан, которую ты привез из Оренбурга. Четвертый месяц девушка живет у вас, родители там с ума сходят, розыск объявили. Мы, правда, велели одному человеку позвонить и успокоить, что дочь жива и в надежных руках —у тебя ведь надежные руки? —но они не очень-то поверили. Я бы тоже не поверил. Что ты собираешься с ней делать? В штат зачислишь поварихой? Полномочия у тебя большие, не спорю. Я в курсе, ты не думай: права у тебя аномально большие для майора. Но права единолично решать кадровые вопросы — нет.

— У тебя есть какие-то предложения?

— Должен тебя разочаровать: предложение у меня всего одно, и судьбы Ани Сан оно касается только опосредованно. В первую очередь у меня есть вопросы. Первый из них я уже задал. Вопрос второй и главный: как ты намерен распорядиться добытой в боях с нами информацией? От твоего ответа будут зависеть и наши решения, и наши предложения, и наши действия.

Это был уже какой-то другой, незнакомый подполковник Тимашов. Тот Тимашов, которого раньше знал Борисов, был весельчак, добряк и балагур. Новый Тимашов, к которому приходилось привыкать, был холоден, жесток и ироничен. Традиционное добродушие его оказалось используемой для общения с коллегами и легко снимаемой маской.

— Вы — это отдел по борьбе с терроризмом?

— Шутник. Мы — это Братство. Иногда по борьбе, иногда и наоборот. Так какие у тебя планы?

— Изучить новый вирус и постараться вылечить девочку. Внушить ей, чтобы забыла, где находилась, а ещё лучше — нарисовать на этих месяцах ложные воспоминания. Вернуть родителям. С вашего разрешения, конечно. Если позволите. Могу я быть уверенным, что она останется жива? Ты лично можешь мне поручиться?

— Я лично не могу ни за что поручиться, пока ты не ответишь на мой главный вопрос. Ты сумел добыть информацию о Братстве. Что ты намерен в связи с этим предпринять?

— Мне тоже не хотелось бы связывать себя опрометчивыми обещаниями. У меня тоже есть кое-какие уточняющие вопросы. Моё решение будет зависеть от ответов на них.

Тимашов усмехнулся.

— Зря ты создаешь патовую ситуацию. У меня нет полномочий отвечать на твои вопросы, пока я не знаю твоих намерений. Да и если бы я под свою ответственность рассказал тебе все, что знаю... Юрий Николаевич, когда мы получили твой файл, мы решили, что ты просёк главное, самую суть зацепил. А ты, похоже, попал пальцем в небо и. сам этого ещё не понял. Что ты хочешь спросить? Ты хочешь знать, какие намерения у Братства? Так?

—Так. И какими средствами оно намерено своих целей добиваться. От средств тоже много зависит.

— Про намерения ты знаешь: величие и самостоятельность России. Видишь ли, у матушки-истории уродился великан, так что ж теперь, ему согнувшись по дому ходить — или на коленях стоять, чтоб вровень с другими? Полного равноправия не бывает ни среди людей, ни среди народов. В великой стране живем, согласен?

— Жили.

— И живём, Николаич, не прикидывайся, что ничего не понял. А насчет средств... Мы, конечно, знаем, что твой Большаков у нас успел скачать. На основании этих файлов ты мог сделать правильные выводы. Правильные в моём понимании. А мог сделать и такие, которые правильные только в твоём. Ты ведь знаешь, что такое масонская ложа? Тем более наше Братство. Представляешь себе, что такое уровни посвящения?

— Приблизительно.

—Достаточно. Юрий Николаевич, я не хочу морочить тебе голову. Так вот, я могу прямым текстом попытаться высказать всю правду, которую знаю на своем уровне. Ты ведь должен понимать, что Великого магистра для встречи с тобой не пришлют. Вовсе не потому, что он такой зазнайка, а ты для нас —мелкая сошка. Вовсе нет, от снобизма у нас быстро излечиваются, мы люди простые. Да будь ты хоть истопником... Просто вы лично не знакомы, а из этого следует что? Тайный характер организации такие знакомства возбраняет. Нельзя магистру посвящать новых людей в секреты Братства, его должны знать только те люди, которые уже его знают. Хотя не исключено, что ты с ним уже где-нибудь встречался, он имеет право посмотреть, что ты за человек. Не раскрывая своего положения в Братстве, конечно.

— Это не Литий Нукзарович, часом?

— А кто это?

— Главврач оренбургской психушки.

Подполковник от души рассмеялся. Он постепенно превращался в прежнего Тимашова.

— А ты всё так же ядовит, Николаич, поверь старому боевому товарищу. Я лично не знаю Великого магистра. А если бы и знал, тебе не сказал бы. Может, он и психиатр. Так вот. Мы подошли ко второму выводу. Беседовать с тобой могли поручить только хорошо знакомому тебе человеку. Больше доверия, меньше лишних контактов. Мы с тобой давно знаем друг друга. Ты ещё не потерял ход мысли?

— Ты говорил о степени своей посвященности.

— Именно. Так вот, даже если я выскажу тебе все, что знаю о намерениях и средствах Братства так, как это у меня получится, —во-первых, ты поймешь только то, что тебе на данный момент доступно. А лишняя информация может и повредить —тебе и не только тебе. Такие случаи бывали, и у них были тяжелые последствия. Все беды от недоучек, энергичных дураков, которые понимают все в меру своей испорченности. Во-вторых, я знаю не всё, у тебя будет потом масса возможностей упрекнуть меня, что я тебя обманул. События-де пошли не так, и получилось совсем не то. Хотя в основных документах все сказано открытым текстом — вот что меня всегда удивляло, когда я переходил на новую ступень посвящения. Каждый раз делаешь такие новые для себя открытия... Где были мои глаза, как говорится? Так что не надейся понять всё сразу, Николаич, довольствуйся тем, что уже успел просечь. Так что ты решил?