Возвращенец - Майкл Панке

По приказу Хокера расчёт отсыпал тридцать драхмов пороха в пороховую мерку, хранившуюся в блокгаузе для этой цели. Хокер направил медное жерло пушки в небо, и расчёт засыпал в неё порох. Затем они заложили в ствол пыж из ветхой одежды размером с кулак и прибойником дослали до казенной части орудия.

Пока они дожидались возвращения пальника, Хокер развернул промасленную тряпку, в которой хранились запалы - трёхдюймовые трубочки из полого гусиного пера, заполненного порохом и запечатанного с обоих концов воском. Один из запалов он вставил в небольшое запальное отверстие в казеннике орудия.

Когда пальник поднесут к запалу, тот расплавит воск и воспламенит порох внутри трубочки, которая в свою очередь подожжет заряд в стволе.

Траппер с пальником уже карабкался по лестнице. Пальник представлял собой длинную палку с отверстием на конце. В нее был вставлен кусочек каната, пропитанный селитрой. Хокер подул на тлеющий кончик пальника, и яркий свет озарил его лицо красным отсветом. С важностью кадета Вест-Пойнта Хокер закричал:
- Товсь!

Стоящие внизу трапперы устремили взгляды на блокгауз в предвкушении колоссального разрыва. Несмотря на то, что он лично держал пальник, Хокер скомандовал.
- Пли! - и поджег запал.

Тлеющий фитиль пальника быстро расплавил воск. Запал с шипением загорелся и - бах! Вместо ожидаемого оглушительного взрыва, пушка выпалила не громче хлопка.

- Это что еще за чертовщина? - раздался крик на фоне улюлюканья и смеха. - Почему бы тебе просто не ударить по кастрюлям?

Хокер уставился на пушку, огорчённый тем, что показательное представление ужасным образом провалилось. Это следовало исправить. 
- Да разогреваюсь я! - прокричал он. И затем уже резким голосом скомандовал:
- Канониры, по местам!

Но два канонира подозрительно уставились на Хокера, внезапно осознав угрозу своей репутации.

- Да пошевеливайтесь, идиоты! - прошипел Хокер. - Утройте заряд!
Побольше пороху, вот что решит проблему. К тому же, может, вся загвоздка в малом количестве пыжей. Больше пыжей, заключил Хокер, создадут большее сопротивлении, и выстрел выйдет громче. Получат они у меня свой взрыв.

Итак, в ствол засыпали тройной заряд. Но что использовать в качестве пыжей? Хокер порвал свою кожаную рубашку и загнал её в ствол гаубицы. Нужно ещё. Хокер перевёл взгляд на своих помощников. 
- А ну давайте-ка свои рубашки, - рявкнул он им.

Оба помощника озабоченно переглянулись.
- Холодно ведь, Хокер!

- Давайте мне ваши чёртовы рубашки!

Трапперы неохотно подчинились, и Хокер прибавил к пыжу одежду. Пока Хокер свирепо заряжал большое орудие, улюлюканье продолжалось. Когда он закончил, весь ствол пушки был до отказа забит спрессованной кожей.

- Товсь! - завопил Хокер, взяв тлеющий пальник. - Пли! 
Он поджег запал, и пушка взорвалась. В прямом смысле взорвалась. Кожа действительно создала сопротивление, да такое, что орудие разлетелось на тысячи сверкающих осколков.

На один ослепительный миг пламя от взрыва осветило ночное небо, и огромное облако едкого дыма скрыло из вида блокгауз. Люди шарахнулись назад, когда осколки разрыва врезались в деревянные стены форта и с шипением зарылись в снег. Взрыв смел с края блокгауза помощников Хокера и сбросил их во двор. Один сломал при падении руку, другой - два ребра. Оба могли бы умереть, не приземлись они в глубокие сугробы.

Когда гуляющий ветер рассеял на блокгаузе дым, все взоры устремились вверх, выискивая бравого артиллериста. Мгновение все молчали, пока капитан не позвал:
- Хокер!

Наступило долгое молчание. Вихри ветра унесли дым с блокгауза. И тут они увидели показавшуюся из-за края стены руку. За ней появилась вторая, а потом и лицо Хокера, почерневшее от дыма. Шляпу при взрыве сдуло, а из ушей текла кровь. Даже держась за блокгауз, он шатался из стороны в сторону. Все ждали, что он сейчас завалится и умрет. Но вместе этого он прокричал.
- С Новым Годом, мерзкие сукины дети!

Громкие восторженные крики наполнили ночь.

Хью Гласс провалился в сугроб, удивившись, как быстро нанесло столько снега. На руке, которой он стрелял, Хью не носил рукавицы. Гласс поморщился от жалящего холода. Он просунул руку под капоте, чтобы согреть. Снегопад налетал отдельными порывами, и невозможно было укрыться от него одеялом. Гласс теперь осознал свою ошибку.

Он оглянулся по сторонам, пытаясь определить, сколько осталось до заката. Метель ограничила видимость, высокие горы в отдалении напрочь исчезли. Он смог разглядеть лишь узкую гряду песчаника и одинокие сосны-стражи.

В остальном даже подножие горы, казалось, слилось с серыми бесформенными облаками. Гласс радовался наличию верной тропы вдоль реки Йеллоустоун. Сколько до заката, час? Гласс извлек рукавицу из ягдташа и надел на закоченевшую мокрую руку. Всё равно не во что стрелять при такой погоде.

С тех пор как Гласс вышел из Форт-Юниона, прошло пять дней. Теперь он знал, что Генри со своим отрядом прошел по этому пути; двигаться по следам тридцати человек не составляло труда. Из изученных карт он помнил об оставленном Мануэлем Лайзой форте на Бигхорне. Не было сомнений в том, что дальше Генри не пойдет, по-крайней мере, не в этот охотничий сезон. Гласс примерно помнил расстояния. Но сколько миль он прошёл? Оставалось лишь гадать.

Когда началась метель, температура ощутимо упала, но Гласса тревожил ветер. Ветер усиливал холод, придавая тому способность проникать под каждую складку одежды. Сперва ветер кусал ничем не защищенную кожу носа и ушей. От ветра у Гласса слезились глаза и текло из носа, а озноб усилился. Пока он пробирался среди вырастающих сугробов, острая боль медленно перешла в перешла в онемение, превратившее его подвижные пальцы в обрубки непослушной плоти. Нужно найти укрытие, пока он ещё может раздобыть хворост для костра и пока его пальцы смогут управиться с кремнем и кресалом.

Противоположный берег круто возвышался над рекой. За ним можно укрыться, но реку не перейти. Местность вдоль этого берега реки была безжизненной и плоской, не предоставляя укрытия от разгулявшегося ветра. В миле впереди Гласс заметил полоску тополей, едва различимую на фоне пурги и сгущающихся сумерек. Чего я жду?

Ему понадобилось двадцать минут, чтобы добраться до них. Хлещущий, как бичом, ветер местами расчистил поверхность до самой земли, но в других местах снег по-прежнему доходил до колена. Снег забился в мокасины, и Гласс корил себя за то, что не запасся гетрами. Его штаны из оленьей кожи намокли от снега и затем задубели, жёсткой коркой покрывая ноги. Когда он добрался до тополей, то уже не чувствовал пальцев.