Политэкономия войны. Заговор Европы - Василий Васильевич Галин

рассматривать как более важные, нежели тот краткий всплеск активности, вызванный отмененной раньше, чем она успела начаться, миссией Шнурре. Даладье даже подумывал о визите в Париж Г. Геринга — именно Геринг был ответственным за германский четырехлетний экономический план, — Бонне тоже был заинтересован в возможности заключения крупных контрактов»885. Литвинов в этой связи расценивал срыв Гитлером экономических переговоров с СССР как провокационную акцию, целью которой было оказание давления на Францию и Англию. По его словам, Германия «не прочь использовать советский козырь в своей игре с Англией и Францией, но не решается на соответствующие политические жесты, которые она хочет заменить, если возможно, экономическим сближением»886.

Речь в данном случае шла о Польше, Германия стремилась «купить» лояльность Запада в польском вопросе предложениями выгодного экономического сотрудничества. Официального политического соглашения после Мюнхена английскому и французскому правительству не позволило бы заключить общественное мнение обеих стран. Наоборот, оно активно настаивало на союзе с Советской Россией. И как мы помним, Чемберлен и Даладье в марте под давлением общественности были вынуждены обратиться к России.

Решающую роль в этом сыграла знаменитая речь Сталина от 10 марта. Д. Дэвис, бывший посол США в Москве, в своем дневнике отмечал: «Это открытое предупреждение правительствам Англии и Франции, что Советы устали от «нереальной» оппозиции агрессору. Это… действительно представляет угрозу для переговоров… между британским Форин оффис и Советским Союзом. Это настоящий сигнал опасности…»**7. Спустя десять дней Дэвис сообщал сенатору Питтману: «… Гитлер предпринимает отчаянные попытки настроить Сталина против Англии и Франции. Если Англия и Франция не пробудятся, то, боюсь, ему это удастся»888.

Между тем английское и французское правительства, демонстрируя на публике свою активность, на деле продолжали свою прежнюю политику, о которой Д. Леви говорил: «Московская Кассандра продолжает призывать к энергичным действиям, с которыми нельзя медлить ни часу, но она видит, что никто не прислушивается к ее словам и чувствует, что никто им не доверяет, поэтому голос ее мало-помалу становится слабее, а тон все более горест-ным»>ю. «Отклонение англо-французами многочисленных советских инициатив, направленных на улучшение отношений в период между мировыми войнами и на создание анти-нацистской коалиции, особенно в 1935–1938 гг., — констатирует М. Карлей, — в большой мере усилило недоверие и породило даже некий цинизм советского руководства»890.

17 апреля, на следующий день после того, как Литвинов выдвинул свои предложения о заключении пакта о взаимопомощи между Англией, Францией и СССР, советский посол в Берлине, перед своим отъездом в Москву, нанес визит в МИД к Вайцзекеру. «Как записал статс-секретарь, это был первый визит Мерекалова за все время пребывания на занимаемом посту… Посол говорил приблизительно следующее: «Русская политика всегда следовала прямым курсом. Идеологические разногласия мало повлияли на отношения между Россией и Италией, не должны они повлиять и на отношения с Германией. Россия не воспользовалась существующими трениями между государствами Запада и Германией и не намерена ими воспользоваться, поэтому нет причин, по которым между нашими странами не могли бы существовать нормальные отношения. А нормальные отношения всегда могут улучшиться»891. Тайна необычного визита советского посла прояснилась 3 мая, в этот день Литвинов освобожден от должности Народного комиссара иностранных дел, на его место был назначен В. Молотов.

«Если у Британии были основания для подозрений в отношении России, то и у России (как пишет верный приверженец Черчилля Макмиллан) были свои основания для подозрений: враждебность западных держав после Первой мировой войны, интервенция, потеря Россией территорий — ничто это не было забыто. И все же при Литвинове русская политика была направлена на поиски безопасности посредством Лиги Наций и союза с Западом. Мюнхен был шоком892, но все же Россия выдвинула 16 апреля 1939 года предложение о союзе с Британией и Францией. Это был последний шанс Литвинова, но это был и последний шанс Запада»893.

«Смещение Литвинова означало конец целой эпохи. Оно означало отказ Кремля от всякой веры в пакт безопасности с западными державами и возможность создания Восточного фронта против Германии», — считал У Черчилль894. Однако точка в этом вопросе еще не была поставлена, на смену «прозападному идеализму» Литвинова была поставлена «реалполитик» Молотова.

ЛИТВИНОВ

Влияние Литвинова на советскую внешнюю политику до сих пор вызывает споры. Особенно остро этот вопрос поднимается в работах последних лет в среде левых ревизионистов[52]. По мнению левых ревизионистов германофобские настроения и личностные мотивы Литвинова сделали невозможным заключение прочного советско-германского, антианглосаксонского союза. Только в этом случае мировой войны, по их мнению, можно было избежать.

В подтверждение своих выводов левые ревизионисты приводят многочисленные факты. И не только они. Односторонняя приверженность СССР коллективной безопасности с откровенно враждебно настроенными в отношении к СССР Англией и Францией вызывала недоумение многих исследователей. Так например, человек, весьма далекий от ревизионизма, М. Карлей пишет: «Принимая во внимание эту англо-французскую предвзятость и недоброжелательство — о которых были прекрасно осведомлены Литвинов и его послы, может показаться даже удивительным, как долго Советское правительство не отказывалось от мысли наладить механизм коллективной безопасности. Можно предположить, что только неприкрытая враждебность ГитлераудерживалаСоветский Союз от поисков альтернативной линии поведения. Но, как указывал британский посол Чилстон, у советского правительства просто не было возможности вести себя иначе, поэтому оно так и держалось за коллективную безопасность, насколько бы неэффективной она ни оказывалась»895.

На деле отношение Лондона и Парижа к Советскому Союзу были еще более враждебны, чем Берлина.

Веймарская республика, а затем Гитлер, несмотря на антисоветскую риторику, пускай и вынужденно, но поддерживали с Советской Россией режим экономического благоприятствования, они давали СССР кредиты, ни того ни другого никогда не делали ни Англия, ни Франция, ни США. Политика последних ничем не отличалась от настоящей Холодной войны.

Весьма наглядную картину, отражающую настроения правящих кругов Запада, рисуют дневниковые записи посла У. Додда: русский посол «весьма приятный и умный человек, но коммунист. В Берлине его игнорируют почти все дипломаты…»896. «Бедный русский, вероятно, самая светлая голова среди здешних дипломатов, был почти в полном одиночестве…»897, «я посетил советского посла в его великолепном особняке, значительно большем, чем итальянский. Но в его кабинет меня провел один только дворецкий, в то время как другие посольства имеют по нескольку слуг. Он ничем не показал, что жаждет получить чаевые, — это единственное место в Берлине, где вам не надо давать полмарки или целую марку при каждом визите…»898. Советский посол — «безукоризненный джентльмен во всех отношениях: в манерах, одежде, поведении; даже французский посол не может превзойти его. Хотя, как сообщают, русские должностные