Нэнуни-четырехглазый - Валерий Янковский

За последние дни уже несколько толстых маток осторожно проследовали в ярко зеленеющий лесной массив, но он их не тревожил. Рано. Пусть обживутся там и разрешатся…

Однако в это утро Михаил Иванович наконец увидел то, чего так настойчиво ждал. Из леса, на усыпанное одуванчиками поле вышла пастись пятнистая самка, Он навел на нее бинокль и взволнованно прошептал:

— Ага! Так, так. Значит, пора!

За маткой, цепляясь и запинаясь за все кустики и стебельки, покачиваясь, как пьяный, ковылял на длинных неокрепших ножках незаметный издали олененок. Янковский приподнялся, высматривая, как лучше подкрасться. Но легкий ветер внезапно изменил направление, потянул в сторону оленей. И хотя их разделяло несколько сот шагов, мать сразу уловила запах человека. Она вскинула голову, потянула носом. Потом, вздрогнув, подала какую-то команду малышу и быстрым шагом скрылась в лесу. Детеныш, хотя и неуклюже, но довольно проворно засеменил следом за ней.

Спутав и пустив пастись своего коня, Михаил Иванович сбежал с горы и осторожно ступил в чащу с подветренной стороны. Он был уверен: где-то здесь схоронилось еще несколько мамаш, но нужно поднять такую, которая принесла детеныша если не сегодня, то хотя бы вчера. Более взрослого не догнать.

В сыром полумраке весеннего леса пахло прелью, из-под ног прыгнула лягушка. Сквозь прошлогодний потемневший лист робко проглядывала острая травка, маленькие лопушки. Сочными коричневыми крючками пробивался любимый дальневосточниками съедобный папоротник-орляк.

Михаил Иванович двигался против ветра медленно и осторожно, мягко отводя ветки, заглядывая под каждый куст. Шел зигзагами. Миновал половину рощи, но ничего не обнаружил. Он остановился, соображая: «Чтобы наткнуться на роженицу, нужно особое счастье. Взять собаку — опасно, она в миг задавит такую крошку. Лучше завтра привести всех ребят, прочесать лес цепью…»

И вздрогнул — в нескольких саженях от него вскочила на ноги крупная, рыжая, в белых пятнах матка! Широко расставив большие уши, она несколько мгновений стояла не шелохнувшись. Потом, как обычно при тревоге, веером распушила белую шерсть окружающего хвост «зеркала», растерянно оглянулась, хрипло свистнула и запрыгала в чащу. Михаил Иванович пробежал вперед и заметил в кустах какое-то движение. Покачиваясь, словно длинноногий лесной паучок, между деревьев пробиралось миниатюрное пятнистое существо.

Пригибаясь под кустами, охотник барсом ринулся за малышом. Тот сделал несколько неуверенных движений, споткнулся и упал. Не дав ему опомниться и подняться, Михаил Иванович в прыжке накрыл олененка, Только бы не помять!

И вот он уже осторожно прижимает к груди живое горячее тельце. Человеку, имеющему опыт ловли шустрых жеребят, поймать новорожденного олененка оказалось не так трудно.

Малыш бился недолго. Пискнул, взбрыкнул несколько раз и притих. Даже прикрыл глаза. Михаил Иванович вытянул одной рукой из кармана припасенный бинт и связал по две вместе тонкие, с крошечными копытцами ножки. Тот снова затрепыхался, запищал, но вскоре, уткнув под мышку влажный носик, тихо засопел. И только бурно колотилось испуганное маленькое сердце.

Добравшись до лошади, Михаил Иванович запеленал олененка в прихваченную из дома старую простыню, уложил в мешок и, оставив снаружи только комолую головку, приторочил к седлу. Так, осторожно, больше шагом, довез до дома.

Ольга Лукинична не поверила глазам.

— Поймали?! Ах ты, маленький. Вот красавчик!

— Красавчик, говоришь? А я ехал и все думал, — как его окрестить. Значит, будет наш первый домашний олень — Красавец. Дай-ка нам, Оля, теплого молочка. Если мы сумеем его вырастить, он станет главой нового, ручного стада.

В кухню с шумом вбежала Нюта с гостившей подругой.

— Ой, какая прелесть!

Нюта обняла малыша и пыталась его поцеловать. Тот вырвался, запрыгал, но копытца заскользили на крашеном полу, ножки разъехались, и олененок упал на бочок.

— Тише ты со своими нежностями. Сейчас мы попробуем его накормить: парень уже часа два голодает.

Ольга Лукинична налила в блюдечко слегка подогретого молока и подала мужу. Он присел на корточки перед олененком, обмакнул в блюдце палец и осторожно поднес к его губам. Малыш понюхал, понюхал, потом потянулся и вдруг лизнул палец!

Девушки в восторге захлопали в ладоши. Красавец вздрогнул и отпрянул.

— Да спокойно же вы, егозы! Большие, а не понимаете. Сидите тихонько или марш отсюда. Это же дикое существо…

Успокоившись, телок снова лизнул палец и потянулся за ним. Хозяин опустил его в блюдце и не вынимал. Красавчик сунулся за пальцем, фыркнул и облизал побелевший нос.

— Не удобно ему. Давай, Оля, налей-ка молока в бутылочку. Нюта, беги, принеси соску, из которой мы подкармливали теленка, когда тигр задрал корову…

Красавец очень скоро понял, что такое бутылка с соской. Он сосал азартно, время от времени поддавая головой, как будто перед ним было материнское вымя. Дети пищали от восторга.

Назавтра в Длинную падь отправилась целая группа верховых ловцов, а сзади шел «обоз»: в телеге, на мягкой подстилке из сена, ехали Павлик и Митюков.

Михаил Иванович расставил всех, кроме карауливших лошадей «обозников», в частую цепь. Проинструктировал и, встав в центре, повел в лес против ветра. А к вечеру Павлик и Митюков доставили Ольге Лукиничне еще двух новоселов, двух самочек — Машку и Глашку. На следующий день поймали Мальчика.

Период основного отела тянется две-три недели, редко месяц. Охотники обшарили соседние распадки, и в июне в специальной загородке, построенной возле дома, уже резвилось более двух десятков домашних пестрючков. И ни один не был покалечен.

Оленята быстро крепли и росли. Самых ручных выпускали на общий двор и даже водили «в гости» домой. Взрослые и дети по нескольку раз в день заходили в загородку, наливали в корыто воды, кормили с рук. Некоторые оленята, выйдя, ложились отдыхать во дворе рядом с собаками. Те вскоре так привыкли к домашним оленям, что начали затевать совместные игры: носились друг за дружкой в догоняшки, прыгали через изгороди. Но подросшие оленята в пылу игр начали перемахивать такие высокие заборы, что эти полеты оказались псам не по силам. Они с ходу останавливались и, опустив хвосты, исподлобья смущенно оглядывались на хохочущих хозяев и гостей.

Скоро молодые олени научились жевать травку и мелкие веточки, отказались от молока. Осенью легко перешли на дубовые веники и сено. В углу ограды им построили теплый загон и навес, куда они забирались по ночам, прятались в непогоду.

Когда в ворота оленника въезжала запряженная волом или лошадью телега, ее окружали плотным кольцом. Возница не успевал разгружать траву или сено: олени тащили корм не только из рук, но и прямо из-под возчика…