Христианство и спорынья - Денис Абсентис

Тезис Маэрта о том, что «поедание мозгов положительно влияет на умственные способности», тоже, по крайней мере, не случаен. Станислав Лем в «Summa technologiae», отмечая, что «сейчас каннибализм признают иногда творческим фактором антропогенеза» (отметьте: книга Лема вышла в 1967 году, до работ Маэрта и Поршнева, а Лем ссылается на уже существующие взгляды), объяснял такие теории так: «Итак, «изобретение каннибализма» явилось ускорителем умственного прогресса, поскольку из-за внутривидовой борьбы выживали только особи с наиболее сообразительным умом». Но Маэрт вкладывал другой, куда более биохимический смысл в свое выражение «Разум можно съесть!» Выражение это могло иметь смысл совершенно буквальный — ведь автор должен был знать о нашумевших тогда (и совершенно забытых сейчас) странных опытах с планариями. Эти эксперименты Джеймса Макконнелла (McConnel, 1962) из Мичиганского университета с червями-планариями стали примечательной страницей истории изучения памяти. В поисках вещества — носителя памяти — ученый экспериментировал с «обучением» планарий. В частности, один из вариантов таких опытов — скармливание необученным планариям массы, состоящей из тел обученных планарий. Планарии-каннибалы при этом обучались значительно быстрее контрольных. Макконнел и его сотрудники вырабатывали у планарий условную реакцию на включение лампочки, которое сопровождалось электрическим ударом. Поскольку планарии — это животные, пожирающие себе подобных, исследователи растирали в порошок обученных планарий и скармливали необученным. Черви-каннибалы, питавшиеся «образованными» сородичами, обучались быстрее и лучше тех, что питались «неграмотными», условные реакции на свет формировались у них гораздо быстрее. Далее — выделенная из планарий-доноров РНК вводилась планариям-реципиентам. При этом тоже был достигнут эффект переноса навыка. Сходные результаты были получены Макконнеллом в 1970 году на крысах. В ходе экспериментов планарий не только скармливали друг другу, но и нещадно резали на кусочки. Результат был тот же. «Планария — ходячая загадка и бесконечный повод для философских суждений на тему: «Что есть разум? — поражался профессор Глэдис Брейв тому, что обе половинки разрезанного червя помнят о пытках током, — когда память о негуманном эксперименте сохраняет червь, бывший головой планарии, это понятно, а вот когда все помнит червь, бывший, миль пардон, попой… Действительно, что есть разум?»

Итак, оказывается, никому ранее не ведомые черви-планарии могли, запоминать не только головами, но и задницами, а необученные крысы, получив в пищу мозги своих обученных собратьев, становились умней. Сенсации стали проверять во многих странах. И на этом, собственно, все и кончилось. Все сообщения на эту тему, вызвавшую довольно большой резонанс в 60-х, заканчивались фразой «опыты продолжаются». Вроде бы гипотеза РНК не прижилась, хотя с другой стороны, разрушая РНК с помощью рибонуклеазы, удавалось стирать всякую память.

Значит ли это, что в с вященном каннибализме действительно есть какие-то биохимические предпосылки? И только ли планарии навели Маэрта на такую мысль? В западном обществе, воспитанном на постулатах христианства, тема каннибализма всегда была предметом повышенного внимания богословов. Хоть и прикрытая эвфемизмами «хлебобога», она плотно рассматривалась Фомой Аквинским в «summa contra gentiles». Вопрос о воскрешения тела, волновавший св. Аквината, был так сформулирован Расселом: «Какая судьба должна постигнуть, вопрошает святой, того человека, который всю свою жизнь питался одним человеческим мясом и родители которого делали то же самое?». И такой животрепещущий вопрос Аквинат к радости христианской теологии благополучно разрешил. Вывод святого — да, «людоед может при воскрешении получить то же самое тело, даже если оно и не составлено из того же вещества, из которого тело его состояло в момент смерти». (Б. Рассел). Так же серьезно богословами рассматривалась и характерная для средневековья проблема — что происходит со «Священными Дарами», если их съели мыши. Падет ли на мышей благодать Божия? Ведь мышь вкусила «Тело Христово». Не превратится ли мышь прямо по Булгакову в Шарикова-Мышникова? При такой вере в пресуществление не удивительно, что христиане относятся с пиететом каннибализму и сегодня. «Для нас, иудео-христиан» — утверждает Мишель Турнье, — «каннибализм и евхаристия … этапы одного, единого, устремленного вверх пути». Задавшись вопросом: «в чем же различие между евхаристией и людоедством?», Турнье приводит ответ ортодоксального теолога Оливье Клемана: «В том, что каннибал ест мясо мертвое, причащающийся же христианин приобщается к истине живой». Это отнюдь не странно. «Христианин, который размышляет о святых тайнах, естественно приходит к мысли, что он тоже каннибал», — писал явно сочувствующий христианству самый знаменитый в мире религиовед Мирча Элиаде, проникнувшись литургией и вспомнив о своих «православных корнях».

Подобными мыслями также прониклись почти все известные маньяки. От Альберта Фиша, воспринимающего поедание тел жертв и питье их крови как «Святое Причастие» (Шехтер Х., Эверит Д.) до священника Джека Уэйна Роджерса — «хирурга» и каннибала. От африканского священника-каннибала Уилберфорса до американского священника-каннибала Гэри Хейдника, от африканского императора и «13-го апостола Христа» Бокассо, причащавшегося подданными, до нашего православного Чикатило, который отгрызал в жажде «Святого Причастия» жертвам губы, уши, половые органы и съедал их. Ничем не хуже недавний немецкий каннибал Армин Мейвес. В нашей прессе о религиозных подоплеках дела не сообщалось, отмечалось только, что старший брат каннибала, Вольфганг, — священник из Берлина. Западная пресса была менее щепетильна и об акте каннибализма расспросила подробно. «С каждым куском его плоти я проникался им. Это было как Святое Причастие» — откровенничал Мейвес а интервью. Профессор Килани из Института антропологии Лозаннского университета, обсуждая разницу между Чикатило и Мейвисом, высказался прямо: «каннибальские импульсы прочно присутствует в нашей культуре и структурирует наше воображение. … вспомните … о христианстве». Случайно ли К. Райкова, всемирно известный чешский психиатр, задавалась вопросом: «Почему все до единого сексуальные маньяки, насильники и убийцы, мои бывшие пациенты, столь набожны? — спрашивала я себя. — Не коренятся ли их сексуальные перверсии в том религиозном учении, приверженность к которому они демонстративно подчеркивают, и в самом нашем христианизированном обществе?»

Так что не в зависимости от правильности или ложности выводов теории Маэрта, стоит ли забывать о наличии у него серьезного повода к возникновению таких мыслей и идей — ведь Оскар Кисс Маэрт был не только «теоретиком каннибальской эволюции», но и католическим священником?

Но если не выглядит особо странным, что бывший немецкий католический священник приходит к такой своеобразной концепции «первородного греха», встречаясь, как считается, с племенами каннибалов на Яве и Папуа Новая Гвинея и заказывая там в ресторанах сырые обезьяньи мозги, то чем были вызваны одновременно высказанные (1974 г.) очень близкие мысли советского профессора Поршнева? Один просто как-то узнал о работе другого, или мы имеем здесь дело с неким архетипом мышления?

* «У нас есть наш господь Иисус Христос и наша мать Дева, и маленькая дева Гваделупская. Разве они не наши защитники? — Хорошая куча защитников, — сказал дон Хуан насмешливо. — разве они научили тебя лучшему образу жизни?» (К. Кастанеда)

Глава 19

Россия и спорынья. Навеки вместе

А в час, когда хлеба созреют,

Они вернутся — кто сумеет.

И кто вернется, станет ждать —

Придет ли Господь ниву жать.

Кто будет — мать, а кто — отец,

А кто возьмет себе венец

Терновый, колкий…—

Спорынья

Лежит в основе бытия.

Победив большую часть Европы, спорынья и рожь вместе с христианством добрались и до России.

В своей патриархальной простоте наши предки довольствовались весьма не многим: полусырая пища, мясо, коренья и шкуры диких или домашних животных удовлетворяли их нужды. Наши предки долго не знали роскоши, в ХI веке они питались еще просом, гречихою и молоком, потом уже выучились готовить яства и прочее, но и в старь они отличались хлебосольством.

Изведав выгоды гражданской оседлой жизни русские стали заниматься земледелием для получения хлебного зерна и тогда же стали печь хлебы и готовить квас.

С началом распространения ржи (и, соответственно, эпидемий эрготизма) и христианства в России происходит все то же самое, хотя и в меньшем масштабе, что до того имело место в Европе: массовое помешательство и психические эпидемии, бесоодержимость, сожжения ведьм и еретиков, распространение деструктивных христианских сект, которые зачастую доходят до каннибализма. Отличались только названия: если в Европе были флагелланты-самобичеватели, пляски Витта или Гюи и конвульсионеры, то в России — кликуши, хлысты (христы) и их разновидности — секты «трясущихся», «молокан-прыгунов», «скакунов», скопцов и т. д.