Не устоять! - Сюзанна Энок

— Мэй?

Тишина. Затем вопрос:

— Что?

— Прости меня.

Личико снова показалось в дверях.

— Правда?

Он утвердительно кивнул:

— Правда. Ну так что — мы снова друзья?

Она задумалась, потом тряхнула головой:

— Ладно. Только тебе надо извиниться перед Лис.

— За что? Она же хотела, чтобы ты танцевал с ней, а ты не танцевал!

— Понял. — Рейф дописал письмо, сложил лист и надписал адрес. — Ну что ж, зато мы потанцевали с ней потом, когда ты уже видела десятый сон. — Он поднялся со стула и потянулся. Даже после всех обессиливающих вчерашних событий он так и не смог сомкнуть глаз. Осознание того, что чем дальше, тем больше он проникается нежной заботой о Фелисити Харрингтон, начинало его страшить.

— Кому ты писал?

Он запечатал письма и протянул их Мэй.

— Моему брату и другу в Лондон.

— Роберт Ф… Фолдс, — запинаясь, прочитала она.

— Не Фолдс, а Филдс, крошка, — поправил он девочку, затыкая пробкой бутылочку с чернилами. — Не хочешь съездить со мной в Пелфорд и отправить письма?

— Сначала Мэй придется разобраться с таблицей умножения.

Рейф обернулся на голос вошедшей в комнату Лис, и от охватившего его ликования сердце забилось заметно сильнее. Этим утром она была на удивление хороша в зеленом муслиновом платье, которого он на ней еще ни разу не видел. Держала она себя в руках замечательно — правда, до тех пор, пока их глаза не встретились. Рейф желал любви Лис, желал здесь, желал прямо сейчас…

— Лис, я хочу поехать с Рейфом, ну пожалуйста! — захныкала Мэй.

— Доброе утро, — поздоровался он.

— Доброе утро, — коротко ответила она и снова все свое внимание обратила на сестру: — Про арифметику мы сразу забыли? И сделай любезность, сходи посмотри, есть ли у нас сегодня яйца на завтрак.

— Чтоб они лопнули… — пробурчала Мэй, с явной неохотой направившись к двери.

Годы, проведенные за картежным столом и в армии, научили Рейфа проницательности, и, как правило, ему не составляло труда понять по выражению глаз Лис, какие чувства обуревают молодую женщину. Но сегодня утром проницательность ему изменила.

— Как спалось? — осторожно поинтересовался Рейф. Фелисити молча кивнула, рассеянно перебирая валявшиеся на столе безделушки. Когда дверь за Мэй громко захлопнулась, она оставила это занятие, пересекла кухню, подошла вплотную к Рейфу и обняла за талию. Когда она прижалась щекой к его плечу, он осторожно обнял ее и легонько привлек к себе.

— Доброе утро, — еще раз поздоровалась она и призывно склонила головку.

Рейф поцеловал ее в губы, мгновенно почувствовав кипение ответной страсти.

— Вот теперь утро действительно доброе, — негромко заметил он.

— Ты, похоже, всю ночь не спал? — Она провела пальцами по пробившейся щетине на его подбородке.

— Да. Когда я начинаю размышлять, на это уходит какое-то время.

— Понятно. Дай Бог, — рассмеялась Фелисити.

Рейф всерьез начал подумывать, а не забаррикадировать ли им дверь гостиной от Мэй. Он снова поцеловал Фелисити, и когда та ответила не менее горячим, исполненным желания поцелуем, тяжесть вины, лежавшая с прошлой ночи у него на сердце, ушла.

— Не жалеешь, милая Лис?

Она вгляделась ему в лицо, помолчала и внешне спокойно произнесла:

— Пока нет.

Теперь настала его очередь рассмеяться:

— Вот и хорошо. Я бы не возражал, если бы вчерашняя ночь повторилась, только без камней под боками. — Рейф опустил руки ей на бедра, накрыл ладонями ягодицы и с силой привлек молодую женщину к себе. — А если прямо сейчас?

Она тихонько простонала и судорожно сжала его плечи. Потом неохотно отстранилась:

— Нет. В любой момент может вернуться Мэй.

— Это единственное, что тебя сдерживает? — осведомился Рейф.

— Господи, конечно, нет. Просто эта причина самая очевидная. — Фелисити повернулась и указала рукой на письма, которые Мэй положила на письменный стол. — Брату?

— Да, когда я уезжал из Лондона, мы малость повздорили, но вот теперь напомнил ему, какой я очаровательный и любящий брат. Даст Бог, он пришлет мне то, о чем я прошу/

Исполненный веселой страсти взгляд Фелисити посерьезнел; она отвела глаза и, повернувшись к окну, с наигранным безразличием поинтересовалась:

— Могу я узнать, сколько ты у него просишь?

— Разумеется. Ты же у меня ведешь всю бухгалтерию. Две тысячи соверенов. Надеюсь, не такие уж это и деньги, чтобы он из-за них стал хорохориться. Фортон-Холл же получит скромную новенькую конюшню и, по крайней мере, подновит фасад порушенного крыла.

— Ты прикидывал, сколько времени все это может занять?

Рейф залюбовался ее стройной фигуркой; лучи утреннего солнца просвечивали сквозь края ее платья, и от этого Фелисити казалась ему ангелом, сошедшим с небес. Хотя девушка спокойно стояла на месте, ему вдруг почудилось, что она неожиданно отдалилась на многие сотни миль. Почему? Как? Она должна вернуться!

— Месяц или два. Если он вышлет деньги сразу. А ведь может и не выслать. — Рейф подошел к ней, с нежностью обнял за талию и осторожно прижался к ее спине. — В чем я провинился с утра?

Она приняла объятие, не пытаясь высвободиться, даже немного расслабилась.

— Ни в чем. Просто этим утром я… я была сбита с толку.

— Прекрасно.

— Прекрасно? — Она обернулась и удивленно заглянула ему в лицо.

— Мне в голову приходят несколько слов, которые я не надеялся услышать из твоих уст. «Сбита с толку» более чем приемлемо. Я себя чувствую точно так же.

— Прекрасно, — рассмеялась в ответ Фелисити.

Рейф мог понять ее смятение. Он, черт возьми, понятия не имел, что ему делать дальше, но хотя бы переживать по этому поводу ему приходилось только за себя.

— Знаешь, — прошептал он в копну ее волос, — если тебе предложат хорошее место, ты вовсе не обязана оставаться здесь и присматривать за усадьбой.

— Если ты подыщешь себе покупателя, то вовсе не обязан ждать до тех пор, пока я не найду себе хорошее место!

Рейф прикрыл глаза, потому что в душе снова поднялась волна неясных надежд и желаний при одной лишь мысли о том, что, в конце концов, она уедет.

— Лис, я…

Она мягко высвободилась из его рук и посмотрела прямо в глаза:

— Пойми, Рейф, я ни о чем не жалею. Я хочу остаться с тобой. Но при всем при этом я не дурочка.

Он смотрел, как она скрылась в дверях, чтобы отыскать куда-то запропастившуюся Мэй.

— Да, ты не дурочка, — негромко проговорил он. — Только вот отчего-то я с каждым днем выгляжу все большим дураком.

— Господи, какая же я дура!

Фелисити машинальными движениями взбивала масло, стараясь при этом разглядеть через открытую кухонную дверь, что делается во дворе.