Свидетельство - Лайош Мештерхази

Теперь они пошли вниз по улице Кадьло. Мины пока еще изредка посвистывали над головами, но с Дуная слышалась сильная пулеметная трескотня.

Ласло и его спутники успели добраться до Главной улицы, когда начался сильный минометный обстрел.

В воротах Радецких казарм уже чернела густая толпа. Офицеры с нилашистскими нарукавными повязками и партийные «фюреры» носились по коридорам. Прибывавших заносил в список какой-то сержант, расположившийся прямо при входе, под аркой. Ласло показал ему свое удостоверение, но сержант только мотнул головой и, отняв у Ласло его драгоценный документ, приказал: «Ждите вместе с остальными». Оказалось, что здесь у всех изымали удостоверения об освобождении, о непригодности к службе и разные справки с места работы. Тем, у кого не было вообще никаких документов, тоже велели ждать вместе со всеми. Затем собравшихся повели в подвал на медицинский осмотр. Осмотр проводил молодой, невысокого роста врач в белом халате и большом, не по голове, полевом кепи с козырьком. Похоже было, что и его самого извлекли точно так же из какого-нибудь бомбоубежища. С испуганным видом он осматривал, выстукивал проходивших перед ним людей, и было ясно, что не он, врач, решал их судьбу, а стоявший за его спиной верзила-капитан. Это он бросал писарю неизменное: «Годен! Годен!» И только про хромых, слепых, безруких или особенно настойчиво размахивавших своими справками ронял: «На работы». Впрочем, однорукого пономаря из храма св. Анны он все же ухитрился определить в число «годных». «Ну и ну! Дело швах», — подумал, увидев все это, Ласло. И, улучив момент, перебрался в группу уже прошедших осмотр, а затем, пользуясь темнотой, царившей в подвале, смешался с отобранными на работы.

Проделал он все это с удивительной легкостью, почти весело, и только когда все уже было позади, сердце у него екнуло.

…Они прождали еще с четверть часа, затем их повели в канцелярию, на второй этаж. Канцелярия оказалась тесной комнатенкой. За письменным столом сидел тощий, бледнолицый нилашист, а перед ним толпой стояло человек сорок. Дверь то и дело открывалась, впуская в комнату все новых и новых людей: посыльных, офицеров, нилашистов. Какой-то белобрысый прапорщик с курчавыми усиками, словно в отместку за свой невзрачный рост, истошно орал на канцеляриста:

— Немедленно выделите мне тридцать человек! Понятно? Иначе нам не добраться до передовой! Вся дорога до фуникулера завалена трупами, падалью, обломками… Извольте немедленно выделить мне тридцать человек!

— Знаешь, брат, брось горланить! — отмахнулся от него нилашист, сел к пишущей машинке и неуклюже принялся тыкать пальцами в клавиатуру. — Лучше скажи, как будет по-немецки «заявка».

Прапорщик заорал еще пуще прежнего:

— Да вы что? Не понимаете, что ли? Тридцать человек!.. И немедленно! Мы не можем добраться до передовой. Там уж два дня стоят в карауле люди, их сменять нужно, провиант нужен. Что это за свинство? — И он принялся виртуозно ругаться.

Нилашист как ужаленный подпрыгнул на своем стуле.

— Черт побери! Битый час не могу закончить донесение в ставку. Дай мне сперва сделать одно дело, я потом я выдам тебе на них солдатские книжки, и можешь забирать с собой всю эту гоп-компанию. Минутное дело!

«Этак, чего доброго, на фронт укатают!» — подумал Ласло, и в голову ему пришла еще более смелая, чем полчаса назад, мысль.

— Говорите, брат, что нужно писать, — решительно протиснувшись к столу, обратился он к нилашисту. — Давайте, я напишу за вас это донесение.

Нилашист, оторопев, с мгновение поколебался, потом коротко сказал:

— Садитесь к машинке.

Выяснилось, что писать нужно не донесение, а самую обычную заявку на продовольствие. Ловкие, натренированные пальцы Ласло проворно бегали по клавишам. Нилашист посматривал на него все более приветливо, а когда письмо было готово, довольно кивнул и спросил:

— Как зовут вас, брат?

— Ласло Саларди.

— Саларди? Что-то я не вижу вас в списке.

Но Ласло уже вставил новый лист в машинку, всем своим видом подчеркивая, что готов выполнять дальнейшие указания, и только через плечо как бы о чем-то второстепенном, бросил:

— Есть я там, брат, есть.

Нилашист, еще раз просмотрев список, досадливо хлопнул ладонью по столу. Затем схватил ручку и от руки приписал его фамилию в конце списка, переспросив:

— Саларди? Через «и» обычное или через «ипсилон»[38]?

— Через «ипсилон», — кивнул Ласло для пущей важности.

Так Саларди стал писарем в шестом отделе нилашистской штаб-квартиры.

В его обязанности входило заполнение справок, уже подписанных и заверенных печатью о том, что «такой-то явился на призывной пункт и был признан годным к службе в рабочем батальоне и тогда-то обязан явиться в часть» или же: «К военной службе не годен».

Иногда Ласло поручали написать какое-нибудь письмо по-немецки, составить заявку или сочинить приказ ка немецком и венгерском языках.

Начальник канцелярии оказался человеком тихим, с удивительно кротким нравом. Иногда он даже пускался в неслужебные разговоры с Ласло — о своей жизни «на гражданке», тех временах, когда он был счетоводом на мукомольном заводе «Гизелла». Зато прапорщик с курчавыми усиками по десять раз на дню на чем свет стоит костерил Ласло, не удостаивая его при этом даже взгляда. Но Ласло не обращал на его ругань внимания: офицерик был одинаково груб со всеми и, вероятно, являлся самой большой шишкой в казарме.

«Орешь? — думал Ласло. — Ну-ну, ори!» Столь важной должности, как теперь, у Ласло еще не было никогда, но он думал только о том, как бы поскорее от нее освободиться. Впрочем, он твердо верил, что такой случай ему обязательно представится…

— Да восславится Иисус Христос! Да здравствует Салаши!

Распахнув железную дверь убежища, на пороге встал, растопырив ноги, приземистый человечек. Две молоденькие девушки, подняв головы с узких деревянных нар, стоявших прямо в коридоре убежища, увидели его мохнатые брови, заросшее щетиной лицо и испуганно натянули на себя грубое, как конская попона, покрывало. Коротышка был одет в коричневую сутану, подпоясанную ремнем и спереди для удобства подоткнутую за пояс. Из-под сутаны виднелись черные брюки навыпуск и сапоги со шнуровкой, на толстой подошве. Весь он был увешан полосатыми ручными гранатами, на плече болтался венгерский автомат с деревянным прикладом, рукав сутаны украшала трехцветная ленточка. За его спиной в сумраке лестницы маячило еще около десятка мрачных фигур нилашистов. Странный полупоп, полусолдат, увидев перепуганных девушек, рассмеялся:

— Не бойтесь нас, сестрички! Не съедим. Мы только жидочков ищем. А пока дайте-ка мне взглянуть и на ваши документики…

Он старался изобразить на своем лице приветливую улыбку, но от этого у него только высоко, как у пса, обнажились десны и острые, криво натыканные зубы. Впрочем, и одного его взгляда достаточно было, чтобы посеять в человеке ужас.

— И что же вы здесь делаете? — продолжал он допытываться у девушек.

— Живем. Мы служанки здесь, в доме, — едва слышным голосом промолвила одна из девушек, Жужа Вадас, раньше своей подружки собравшаяся с духом.

Коротышка в поповской сутане подошел к нарам и, потрепав девушку по щеке, снова засмеялся:

— Я и то подумал: не графини, ежели только в коридоре и нашлось для вас место.

И он снова ощупал одну и другую своим колючим, недобрым взглядом.

— Может, лучше к нам служить пойдете? А? Работа не пыльная, и это самое было бы!

Он подмигнул толпившимся за его спиной нилашистам. Те с готовностью заржали.

— Ну, ладно! Где тут у вас дверь в убежище?

Нилашисты, бухнув за собой железной дверью, прошли в убежище. Двое остались стоять у порога.

— Да восславится Иисус Христос! Да здравствует Салаши! — гаркнул предводитель нилашистов. — Предъявить документы, братья! Евреев ищем!

Зашевелились, завозились, разом просыпаясь, жильцы, кто-то зажег свечку.

— У тебя какие документы есть? — спросила Жужа свою подружку, Аннушку Кёсеги.

Та, все еще спросонья, поскребла в затылке и сказала:

— Не знаю. Может, мне «Книжку по найму» показать?

— Что ты? — испуганно зашептала Жужа. — Этого для них мало.

— Листок прописной еще у меня есть.

— Нет, и это не то.

Уже два месяца Жужа Вадас скрывалась от облав в доме на Туннельной улице, куда ее устроил в середине ноября знакомый кладовщик кожевенного магазина. С той поры ей пришлось расстаться со своей подружкой по несчастью Магдой Фабиан. По новой версии, Жужа находилась в услужении у директора магазина и его жены. «Хозяева» не потребовали от новой прислуги никаких документов, кроме «Книжки по найму». Да у Жужи и не было ничего, кроме поддельного свидетельства о крещении. Даже не метрика, а простое церковное свидетельство!