Седьмой сын - Хатчинс Дж. К.

— Пока еще нет.

— Слушай, сделай одно дело. Позвони моим коллегам в департамент полиции. Скажи, чтобы они не тревожились. Многие из них знают, что я вчера собирался на шоу Ларри Кинга. Наверное, они беспокоятся, почему я там не появился.

— Ладно.

По звуку ее голоса можно было подумать, что она проглотила горсть валиума.

— Майк, может, мне позвонить кому-то еще?

Ого, какой вопрос! Теперь нужно намекнуть на свое местоположение и на то, что ты собираешься слетать этим вечером в Лос-Анджелес. Или лучше сделать так, как тебе сказали? Придержать язык?

Он услышал, как Рошель выдохнула струю дыма. Она ожидала ответ.

Что же делать?

— Майк, ты все еще здесь?

«Оседлай волну. Перестань рулить и оседлай волну. Посмотри, куда она принесет тебя».

— Забудь об этом, — сказал он.

— Ты уверен?

Доктор Майк закрыл глаза и покачал головой.

— Слушай, Рошель. Мне пора идти. Я знаю, как много ты сделала, чтобы получить это интервью. Мне действительно жаль, дорогая.

— Я верю тебе.

— Хорошо. Скоро увидимся.

— Буду молиться об этом, Майк.

— Можешь не стараться, Рошель. Я атеист.

— Это еще одна причина помолиться за тебя, — сказала она и повесила трубку.

Килрой 2.0 сидел за столом, наматывая телефонный шнур на указательный палец. Он смотрел на стены — точнее, в стены — и ждал, когда они заговорят. Пока день шел неплохо. Конспирация разрасталась, как и его мессианская роль на этой засекреченной базе. Клоны — пешеходы и мелкие сошки — ничего не могли сделать без его помощи. С таким водоворотом информации мог справиться только он. И все развивалось согласно плану. Прошлой ночью стены сказали абсолютную правду. Он был началом и концом. Пророком.

Килрой 2.0 закрыл глаза и молча призвал духов, обитавших в стенах. Они откликнулись и многое рассказали — дали сотни инструкций и советов. Ему казалось, что беседа длилась несколько часов. Но мерцавшие цифры на настольных часах показывали, что прошло три минуты.

Толстый хакер размотал шнур с пальца и приподнял телефонную трубку. Он набрал по памяти номер, нажал на «мажор», затем добавил четыре цифры: 4-3-5-7.

H-E-L-P. ПОМОГИ!

Повесив трубку, он с улыбкой посмотрел на стены.

Джей не ожидал, что голос Патрисии будет таким спокойным. Впрочем, она всегда была лидером в их браке. Он беспокоился, тревожился, мрачнел и потел, заполняя квитанции, счета по кредитам и страховым полисам. Джей даже не задумывался, почему он так суетился — почему так не верил в боевой корабль, называемый государственной системой. Или в то, что другие называли жизнью. Он воспринимал мир в терминах равенства и честности. Он знал, какими нечестными и двуличными были правила социума. Джей подозревал, что его цинизм возник из-за работы по защите прав человека: взгляни на достаточно развитую нацию, и ты увидишь, что неравенство существует во всем. Ты дышишь им в воздухе. Ты чувствуешь его вкус в питьевой воде.

Однако, с учетом откровений прошлого дня, Джей начал сомневаться в своих взглядах на мир. Его вновь обретенные братья относились к жизни по-другому. А он мог бы стать одним из них: солдатом, музыкантом, ученым или священником. И он не стал ими по неким причинам, которые находились за гранью его понимания.

«Это похоже на комиксы, которые я читал в школе, — рассуждал он несколько часов назад, пока группа решала головоломку Альфы. — Их герои странствовали по параллельным мирам, где жизнь развивалась иначе… где история сворачивала не направо, а налево и все становилось другим. Эта встреча с собратьями-клонами напоминала те сюжеты. Как будто я, заглянув в зеркальную вселенную, увидел людей, которыми не стал. И я мог бы стать одним из них, если бы не был таким слабым и безвольным».

Вот почему Патрисия главенствовала в их браке. Вот почему она вела себя спокойнее, чем он ожидал. И вот почему ему было приятно — божественно приятно — услышать ее голос.

— Я увидела нетронутую курицу в холодильнике и подумала, что тебя срочно вызвали на работу, — сказала она. — Ты мог бы оставить сообщение.

Джей представил дощечку для записей, закрепленную на дверце холодильника, — белый пластик с размытыми и призрачными следами других сообщений, которые они годами писали друг другу, а затем стирали поролоновой губкой: «Позвони Филиппе — срочно… Не забудь купить курицу… Чек на получение гонорара… Закажи нам еще один фильм с садо-мазо… Встреча с „Прада“ в среду…» Джею захотелось заплакать.

— Прости, — ответил он. — У меня не было времени.

«Нет, мне заклеили рот липкой лентой и приставили к голове пистолет. А когда грабитель требует отдать бумажник, тебе лучше сделать это. Если только ты не хочешь проблем…»

— Значит, тебя вызвали на работу?

Ее голос был таким же мягким и уверенным, как в тот день, когда они встретились годы назад.

— На работу? Да… Это тоже правительственная работа, но она не связана с ООН. Послушай, Пэтти… Выслушай меня внимательно! Ты знаешь, что я часто веду себя как мальчишка, но сейчас все по-другому. У меня проблемы. И думаю, у тебя тоже.

— Что ты хочешь сказать?

Ее голос по-прежнему звучал спокойно. Немного встревоженно, но в основном спокойно.

«Милая, я заперт в одной комнате с шестью людьми, и все они помнят первый поцелуй с Пэтти Росс, когда мы возвращались домой после игры. Они помнят мятную жвачку, твою эльфийскую прическу и пурпурный шарф. А мне хочется кричать, детка. Просто кричать. Потому что они помнят тебя. Они целуют тебя в своих воспоминаниях. И еще я хочу кричать из-за того, что тебя на самом деле целовал не я… а другой парень, называвшийся Джонни. Этот парень вырос и стал очень опасным человеком. Меня удерживает от безумия только мысль, что именно я, единственный из нас, нашел тебя снова. Случайно. Через годы. В Рокфеллер-центре».

— Люди, с которыми я сейчас работаю, снабдили меня кое-какой информацией, — ответил Джей. — Они утверждают, что мне грозит опасность. Я не могу сказать тебе большего. Но если моя жизнь находится под угрозой, то, думаю, твоя — тоже.

Патрисия хранила молчание. Затем она спросила:

— Ты шутишь?

— Нет, мятная резиночка. Клянусь, что не шучу.

Последовала еще одна пауза, которая длилась секунду или две. Для Джея она растянулась на вечность. Ему хотелось сказать ей — точнее, прокричать — о тысяче вещей. Но линия прослушивалась. Они ждали. Они были везде… как все эти годы. Аналитика ООН анализировали пятнадцать лет. И если они постоянно следили за ним, то где гарантия, что и Альфа не вел наблюдение?

— Что, по-твоему, я должна сделать? — спросила она.