Прощай, Калифорния! - Алистер Маклин

– Смотрите на проблему шире. Лучшей встряски для самого психованного города в мире и не придумаешь. Отличный повод отпустить поводья и дать выход скрытым фобиям и неврозам. Для фармацевтических магазинов наступит горячая пора.

– Судя по всему, – сказал Паркер, – этот тип не уверен, что его второго предупреждения достаточно, иначе он не стал бы упоминать о чертовых бомбах. Господи Иисусе, представляю себе, какие требования он выдвинет!

– А мы вот не представляем, каковы могут быть эти требования, – вздохнул Данн. – Целых два часа ждать! Чертов ублюдок. Хорошо знает, как довести всех до психоза. – Он ненадолго задумался. – Интересно, а почему он не стер упоминания о пытках? Ведь это портит его имидж, как вы считаете?

– Вы ему поверили? – спросил Райдер.

Данн кивнул.

– В том-то и дело. Это была не игра, это была реальность. Убедительность и достоверность. Меня больше интересует, действительно ли Моро становится беспечным или просто он настолько самоуверен, что позволил себе сказать так много. Почему он запретил Аахену сообщать характеристики бомб, а позднее сам любезно довел до нашего сведения, что одна из них размером пятьдесят на сто сантиметров? Это не в его стиле. Обычно он говорит мало, к тому же в этой информации не было необходимости. Если бы он позволил Аахену сообщить нам детали, они были бы более точными. Допустим, Моро ничего особенного нам не сообщил, но у меня есть легкое подозрение, что названные им размеры далеки от действительных. И если это так, зачем ему понадобилось нас обманывать?

– Я за вами не поспеваю, – сказал Данн. – К чему вы клоните?

– Если бы я знал к чему. Неплохо бы выяснить, какого типа бомбы обычно проектировал Аахен. Не мог же он не знать, как выглядят бомбы, если осуществлял контроль за их созданием? Было бы славно, если бы вам удалось выяснить.

– Я позвоню директору и попытаюсь узнать, хотя особых надежд не питаю. Это сверхсекретная информация, и есть организации, относительно которых ФБР имеет лишь ограниченное право на расследование. К ним относится и Комиссия по атомной энергии.

– Даже в случае общенациональной угрозы?

– Я же сказал, сделаю все, что в моих силах.

– А вы бы могли разузнать о прошлом шерифа Хартмана? Только не по полицейским материалам. Думаю, Левинтер и Донахью сделали все возможное, чтобы материалы, имеющиеся на него в полиции, были подправлены.

– Тут мы вас опередили, сержант. Все уже сделано.

– Что ж, спасибо. А теперь, в свете услышанного, как вы относитесь к моему намерению нарушить гражданские права Левинтера?

– Левинтера? А кто такой Левинтер?

– Вот именно, – сказал Райдер и вышел из кабинета в сопровождении Паркера и Джеффа.

Они остановились у здания, где располагалась редакция газеты «Экземинер». Райдер поднялся к Аарону, издателю, быстро с ним переговорил и через несколько минут вышел из здания с плотным конвертом в руке. Внутри машины он вынул из конверта фотографию и показал ее Паркеру и Джеффу. Паркер изучал ее с интересом.

– Красавица и чудовище? Рассвет и закат? Как ты думаешь, сколько нам отвалит «Глоб» за этот шедевр?

Левинтер сидел дома и, судя по всему, никуда не собирался выходить. Если он и испытывал теплые чувства к своим посетителям, то умело скрывал это. Напротив, он выразил явное неудовольствие, когда трое полицейских втолкнули его в его же собственную шикарно обставленную гостиную. Паркер заговорил первым:

– Мы из центрального управления. Нам нужно задать вам несколько вопросов.

– Я судья. – Прежнее холодное высокомерие исчезло из голоса Левинтера. – Где ваш ордер?

– Вы были судьей. Впрочем, были вы судьей или все еще являетесь им, в любом случае вы болван. Для вопросов не нужно ордера. И это приводит нас прямо к первому вопросу: почему вы предоставили Донахью подписанные пустые бланки ордеров на обыск? Разве вы не знали, что это нарушение закона? А еще судья! Или будете все отрицать?

– Конечно, буду.

– Это очень глупо для такого опытного судьи. Неужели мы стали бы вас обвинять без достаточных оснований? Они у нас имеются. Вы сможете ознакомиться с ними в управлении. Ну что ж, начало положено. Мы установили, что вы лжец. Впредь каждое ваше заявление будет автоматически подвергаться сомнению, пока мы не получим независимого подтверждения. Вы по-прежнему будете все отрицать?

Левинтер ничего не ответил. Паркер великолепно умел устрашать и запугивать.

– Мы обнаружили ордера в сейфе у Донахью, – продолжал Паркер, – когда обыскивали его дом.

– На каком основании?

– Вы больше не судья. А Донахью арестован.

Левинтер, похоже, забыл, что он больше не судья.

– На каком основании?

– Взяточничество и коррупция. Ну, вы знаете, шантаж и отмывание грязных денег с помощью продажных полицейских. Впрочем, большую часть сумм он удерживал в свою пользу. – Паркер укоризненно посмотрел на Левинтера. – Вам следовало научить приятеля основным вашим трюкам.

– О чем, черт побери, идет речь?

– Об умении хранить незаконные деньги. Знаете ли вы, что у него на восьми счетах полмиллиона долларов? Ему следовало быть умнее, правда? Этот идиот разместил деньги в местных банках. Другое дело Швейцария, номерной счет, как у вас в Цюрихе. Кстати, мы его знаем, банк пошел с нами на сотрудничество. Притворный гнев во взгляде Левинтера тут же сменился на патетику.

– Если вы намекаете на то, что я, главный судья штата Калифорния, замешан в каких-то финансовых махинациях...

– Заткнитесь и оставьте эти словесные построения для настоящего судьи. Мы ни на что не намекаем. Мы знаем. Может быть, вы объясните, каким образом на десяти тысячах долларов, обнаруженных у Донахью, появились отпечатки ваших пальцев?

Левинтер ничего не стал объяснять. Глаза у него забегали из стороны в сторону, но не потому, что в его мозгу зашевелилась мысль о бегстве; просто он боялся встретиться с холодными, осуждающими взглядами трех пар полицейских глаз.

Паркер поймал Левинтера на крючок и не собирался его отпускать.

– Причем это не единственное, в чем обвиняется Донахью. К несчастью для вас, не единственное. Ему придется понести наказание за попытку убийства и совершение убийства. Свидетели и соответствующее признание имеются. В деле об убийстве вы будете проходить в качестве соучастника.

– Убийство? Убийство!

За свою долгую судебную практику Левинтер слышал это слово тысячи раз, но, как ни странно, только теперь вдруг осознал его значение.

– Вы ведь друг шерифа Хартмана?

– Хартмана? – Левинтер начал терять нить разговора.

– Именно так его зовут. В конце концов, вы провели сигнализацию от своего сейфа в его кабинет.

– А, Хартман!

– Да, Хартман. Когда вы видели его в последний раз?

Левинтер нервно облизнул губы, точно так же, как это делали сотни подсудимых, прошедших через его руки за многие годы.

– Не помню.

– Надеюсь, вы хотя бы помните, как он выглядел. Потому что никогда больше не сможете его увидеть. Поверьте мне на слово. Ему оторвало полголовы. Как нехорошо с вашей стороны так поступать с друзьями!

– Да вы сошли с ума! Совсем рехнулись! – Даже новоиспеченному студенту медицинского колледжа не понравился бы странный цвет лица Левинтера, которое приобрело здоровую бледность трупа. – У вас нет никаких доказательств!

– А вы не оригинальны. «Нет доказательств» – именно так говорят все, кто виноват. Кстати, где ваша секретарша?

– Что еще за секретарша? – Последний поворот разговора совсем парализовал мыслительные способности судьи.

– Господи, помоги нам! – Паркер обратил взгляд к небесам, словно взывая о помощи. – Точнее, Господи, помоги вам. Я говорю о Беттине Айвенхоу. Где она?

– Извините, – сказал Левинтер.

Он направился к бару, налил себе бурбона и выпил одним глотком. Однако легче ему от этого не стало. Паркер сказал:

– Думаю, вам действительно нужно было выпить, но вы не поэтому пошли за выпивкой, а чтобы выиграть время на размышление. Так где она?

– Я дал ей выходной.

– Виски вам явно не помогло. Ответ неверный. Когда вы в последний раз разговаривали с ней?

– Сегодня утром.

– Опять ложь. Она со вчерашнего вечера находится под охраной. Оказывает помощь полиции, отвечает на все вопросы. Так что дать ей выходной вы не могли. – Паркер бил без всякой жалости. – Похоже, это у вас выходной. Почему вы не сидите в суде и не вершите правосудие в вашей обычной беспристрастной манере?

– Я плохо себя чувствую, – ответил Левинтер. Его вид соответствовал заявлению.

Джефф посмотрел на отца, надеясь, что он остановит безжалостный допрос, но Райдер взирал на Левинтера с глубочайшим безразличием.

– Плохо себя чувствуете? Ну, по сравнению с тем, что вы почувствуете довольно скоро, когда вам в вашем же суде придется отвечать за убийство, вы сейчас в добром здравии. А дома вы остались потому, что один из ваших преступных сообщников, один из ваших хозяев, если хотите, позвонил из Бейкерсфилда и приказал лечь на дно. А теперь скажите мне, насколько хорошо вы знаете мисс Айвенхоу? Вам, конечно, известно, что ее настоящая фамилия Иванова?