Жизнь собачья и кошачья. Повести и рассказы - Владимир Свинцов

К вечеру кошка, наконец, подошла к городу. Лес кончился, а вместе с лесом исчезла опасность встретиться с дикими зверями. Начался пригород с деревянными и кирпичными домами. Здесь появилась другая опасность — собаки. Задолго до того, как кошка подошла к крайнему огороду, она уже услыхала разноголосый лай, а затем учуяла и запах. Лай и запах неслись со всех сторон. И кошка не решалась идти по улице днем, а присела под забором, чтобы дождаться темноты. Ее дом находился на другом конце города.

От усталости кошка, очевидно, задремала, а когда очнулась, увидела прямо перед собой большую лохматую собаку. Кошка не успела принять боевую позу, она только жалобно мяукнула и сжалась в комочек. Собака, привыкшая к отчаянному сопротивлению, удивленно уставилась на кошку и принюхалась. Кошка была какая-то странная, и запахи от нее исходили совсем другие, не такие, как от обычных домашних кошек. Эта кошка пахла лесом, зверем, травами. Она была такая худая, такая грязная и жалкая, что собака не тронула ее.

Дождавшись темноты, кошка двинулась дальше. Шла она медленно, крадучись вдоль заборов, часто останавливалась и припадала к земле. Она отвыкла от запахов, которые окружали ее теперь. Вот завоняло бензином, маслом машинным, резиной, загремело железом, загрохотало громко… Кошка вжалась в землю, распласталась на обочине, затаила дыхание — автомашина промчалась мимо. Кошка вскочила, бросилась через дорогу и чуть не попала под колеса мотоцикла. Все же она благополучно миновала вторую, третью, четвертую улицы… Впереди лежал пустырь, заваленный мусором, за этим пустырем светились огнями высотные дома. Запахи, идущие с пустыря, были так разнообразны, так сильны, что уже сами по себе пугали. Здесь пахло железом и цементом, гниющими овощами и трупами животных, прелым деревом и шлаком, горелой резиной и еще чем-то таким, чего кошка не знала. Здесь была какая-то своя жизнь — где-то что-то стучало, пищало, скрипело, хлопало, бродили неясные тени… Кошка очень боялась. Она как можно ниже пригнулась к земле, стараясь сделаться невидимой, и шагнула в этот страшный мир. И чем дальше она углублялась в него, тем осторожнее становились ее движения, тем стремительнее она перебегала от одной кучи мусора к другой.

Внезапно посветлело. Перед кошкой высились громады каменных домов с одинаковыми формами и одинаковыми запахами. Яркие фонари бросали вокруг много света. Теперь кошка могла издали заметить опасность, правда, и сама она была видна издалека… Но ничто уже не могло остановить кошку. Она даже забыла про боль в израненных лапах, про голод. Она чувствовала, что еще совсем немного и начнутся знакомые места.

Вскоре дома опять стали ниже, чаще попадались деревянные, одноэтажные. Кошка бежала теперь не остерегаясь. И вот, наконец, знакомый забор, лазейка в нем, крыльцо… Кошка уселась на верхней ступеньке крыльца и принюхалась. Запахи были нестрашные, привычные. Вот запах собаки, которая долго враждовала с кошкой, а последнее время даже подружилась с ней. Вот запах хозяина. Он проступал везде и так ясно, что кошке даже почуди-лась рука, поглаживающая ее по спине. А вот запах котенка, того самого, что недавно принес хозяин, и которого кошка успела полюбить…

Да, наконец-то кошка была дома. Ей нечего было больше опасаться и некуда спешить. И она, почувствовав это, успокоилась, закрыла глаза и задремала. Сквозь дрему ей послышались быстрые шаги, и кошка по привычке напряглась, подбирая израненные лапы. Из-за угла дома выбежала собака и, узнав кошку, бросилась к ней, приветливо замахав хвостом. Но кошка пока не доверяла ей, слишком много врагов встретила она на своем пути за последнее время. Поэтому, сильно хромая, подошла к лестнице, ве-дущей на чердак, тяжело взобралась на первую перекладину и уселась на ней, дожидаясь, когда собака уйдет. Затем слезла на землю, вновь направилась к крыльцу, где заметила маленькую неясную тень. Этой тени кошка не испугалась, наоборот, потянулась к ней, ласково мурлыча. Это был тот самый котенок, которого хозяин принес недавно. Котенок долго обнюхивал кошку, и, очевидно, запахи, шедшие от нее, рассказали о тяжелом пути. А может, он вспомнил, как недавно кошка ласково обошлась с ним, напуганным незнакомым домом. И котенок принялся старательно вылизывать кошку, приводя в порядок ее шерсть.

Кошка не знала, да и не могла знать, что появление этого маленького котенка так отразится на ее судьбе. С первого дня она взяла его под свое покровительство. Успокоила, приласкала, ночью обошла с ним все комнаты. Вывела через отдушину в подполье во двор, слазила на чердак и на крышу сарая. А к утру они, оба усталые, заснули на диване, тесно прижавшись друг к другу. Это было счастливое время, когда кошка чувствовала себя почти матерью. Ей было о ком заботиться, и котенок нежно на эту заботу отвечал. Но люди рассуждают иначе, и закон людей жесток — зачем в одном доме две кошки?

И однажды утром хозяин позвал обычным голосом:

— Кис-кис-кис!

И кошка поднялась с постоянного места на диване, стараясь не потревожить спавшего там котенка. Потянулась, зевнула. Бесшумно спрыгнула на пол и поспешила на зов. Подошла, потерлась о ногу хозяина, изгибая от удовольствия хвост. Хозяин взял ее на руки, и она, довольная его вниманием, ласково замурлыкала. А он опустил ее в ме-шок, вынес из дома и положил в кузов поджидающего грузовика.

Утро застало кошку там же, на верхней ступеньке крыльца. Чисто вылизанная котенком, она спокойно отдыхала рядом с ним. Солнце осветило двор, заиграло на стеклах окон. И кошка услыхала знакомые звуки — зазвенел будильник. Заскрипела кровать под тяжестью тела хозяина. Он закашлял спросонок, зашлепал тапочками к двери. Загромыхал засов. И кошка поспешно поднялась, чтобы приветствовать своего хозяина. Вот сейчас откроется дверь, и она, как бывало, войдет, потрется о его ноги, и он погладит ее, приласкает… Дверь открылась. На пороге появился хозяин. Он увидел старую кошку, узнал ее и, пнув изо всей силы, сбросил с крыльца. Потом закричал собаке:

— Взять ее! Взять! — и затопал ногами.

Собака выскочила из конуры и кинулась к воротам. Но хозяин вновь приказал, указывая рукой на кошку:

— Взять ее! Ее взять!

Собака растерянно заметалась по двору. Она не могла понять хозяина. Тогда он сбежал с крыльца, теряя тапки, размахнулся… Но кошка не стала дожидаться удара, убежала в сарай, забилась в дальний угол, затаилась. Она поняла, что хозяину больше не нужна. Кошки это быстро понимают.

До вечера кошка просидела в сарае, а как только стемнело, в сопровождении котенка и собаки, сгорбившись, обошла двор и медленно пошла по улице. Она шла мимо заборов, подворотен, и собаки молчали, не лаяли на нее.

Кошка вышла к оврагу, остановилась на краю обрыва, присела под кустом и закрыла глаза. Нет, она не вспоминала прошлое. Кошка пришла сюда не за этим. Просто кошки никогда не умирают дома…

А хозяин? При чем здесь хозяин?! Он же не бросил ее в старый колодец, не повесил в проволочной скользящей петле, не утопил в реке… Он проснулся утром, намылил щеки, шею, подбородок. Глянул в зеркало и твердой рукой повел бритвой по надутой щеке. Острое лезвие с мягким треском срезало щетину, и мыльные пузырьки с еле слышным шорохом лопались. Потом сполоснул лицо холодной водой из-под крана, промакнул полотенцем досуха, брызнул одеколоном и поморщился от легкой боли. Плотно позавтракал. Налил молока котенку, пощекотал его за ушами. Вышел из дому и не спеша зашагал на службу знакомым маршрутом, как ходил каждый день вот уже много лет…

МОЙ ДРУГ СЕНЬКА

Щенок лежал в траве у забора и отчаянно скулил. Был он еще совсем маленьким, слепым и беспомощным и возбуждал такую жалость, что мы с сыном Игорем, не колеблясь ни минуты, понесли его домой. Коричневая короткая шерстка, очевидно, грела еще плохо, и щенок сильно дрожал. Но на руках быстро пригрелся, засопел крошечным носом и затих.

Дома Игорь соорудил щенку ужин — подогрел молока, налил в блюдце. Но он еще не мог самостоятельно есть. Слабые лапки плохо держали, и щенок ползал на брюхе возле блюдца, тыкался незрячей мордашкой в пол и плакал:

— Ой-ой! Ой-о-ой!

Выходило это у него так тонко, так слезно, что даже кошка оставила своих котят на коврике у печки и с любопытством уставилась на плаксу. Потом стала осторожно красться к нему, усиленно нюхая воздух.

— Это еще что за чудо? — говорил весь ее вид. — И чего он так пищит? И вдруг грозно выгнула спину, встопорщила шерсть, зашипела, но, сообразив, что в щенке и собачьего-то всего один запах, брезгливо фыркнула:

— Фу! Не собака, а так себе… — и принялась лакать из блюдца молоко, которое мы налили щенку. Делала она это не спеша, аккуратно, с достоинством.

Щенок на мгновение замер, прислушиваясь. Потом пополз к кошке, отчаянно взвизгивая: