Пламя Дракона - Робин Бейли

И тут появился запыхавшийся Шубал вместе с Доу и Валисом:

— Что стряслось?

Эрик не стал объяснять. Он побежа дальше и услышал за спиной глухие удары: кто-то из его друзей решил удостовериться, что чолы, пойманные сетью, больше не доставят им хлопот.

В густом дыму было невозможно понять, куда надо бежать, и все же Эрик не останавливался. Вдруг откуда-то послышались грохот и крики. Он пошел на звук и обнаружил беглеца, который отчаянно молотил в богато изукрашенные медные двери, что-то крича на своем языке.

По красоте и роскоши отделки Эрик догадался, что двери ведут в тронный зал. Страж в ужасе обернулся, собираясь заслонить проход; оружия у него не было. Эрик почти пожалел его за напрасно растрачиваемую верность.

Даже здесь, перед тронным залом, лежала дюжина изрубленных трупов.

— Прочь с дороги!

Страж дрожал, но с места не трогался. Эрик обозлился и ударил его коленом в пах, схватил за рубашку и отшвырнул в кровавую лужу. Бедняга попытался встать и снова броситься на Эрика, но удар кулака Доу заставил его отказаться от выполнения служебных обязанностей.

Эрик толкнул двери. Они не были заперты, просто страж не решался войти без дозволения своего господина.

Собственно, это был не тронный зал, а храм. В центре стоял большой дымящийся котел, по краям — треножники с горящими благовониями. В глубине возвышался каменный алтарь, за ним виднелось исполинское безликое изваяние из черного оникса, фигура которого смутно напоминала женскую.

Все остальные вбежали вслед за Эриком и остановились, пораженные.

Перед алтарем преклонил колени Каджин Луре, он сложил руки и горячо молился. Плащ спадал с обнаженных плеч. Каменный череп лежал у его ног. Услышав, что кто-то вошел, маг встал и медленно обернулся, сжимая в руке топор.

На лице его была смесь отчаяния и решимости. Он небрежно отбросил плащ. Отблески горящих углей сияли на бледной полупрозрачной коже и правильных чертах лица. Это было впечатляющее зрелище.

— Не отдам свою жизнь в руки ублюдков из Владений! — Сверкая темными глазами, он взял с алтаря чашу и осушил ее. По подбородку стекали струйки жидкости, явно более густой, чем вино. Он презрительно швырнул чашу в пришельцев, резко развернулся и, воздев руки, заговорил:

— Агиа! Агиа! Ком ми Этна сунимие шу, Агиа?

Каджин Луре обеими руками высоко поднял топор и опустил его на собственный череп, потом рухнул на алтарь, судорожно хватаясь за него, и сполз на пол.

Эрик застыл на месте. Он собирался сам убить безумца, невзирая на риск встречи с разгневанным духом, но не был готов к такому повороту событий и чувствовал себя обманутым.

— Я не понимаю этого языка. Что он сказал?

Шубал старался сохранять спокойствие, разглядывая труп человека, погубившего его народ; лицо его напоминало мрачную маску.

— Это было обращение к Сердцу Тьмы. Он называл ее матерью и спрашивал, почему она покинула его.

Эрик вздрогнул и крепко зажмурился. Ему безумно захотелось уйти.

Он прошел мимо мертвого властителя, мимо алтаря и встал перед статуей. Он узнал ее — даже безликую, под капюшоном — слишком уж часто видел во сне. Эрик достал из колчана бесполезные теперь стеклянные стрелы и швырнул их к ногам изваяния, потом с горестным криком толкнул ближайший треножник. Этого оказалось недостаточно, и он перевернул все под молчаливыми взглядами друзей.

И они покинули горящий храм.

— Домой, — сказал Эрик, когда они снова вышли во двор. Горел дворец, горел город — куда бы он ни глянул, казалось, что весь мир охвачен огнем.

— Домой — в Шерен Хиава? — спросил Валис. Эрик покачал головой и достал гармонику. Повсюду было пламя, и оно напоминало о Кэти и Роберте.

— Домой, — едва слышно прошептал он. — В Гуран.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Кэти сидела над обрывом, глядя на равнину Назрит. Был пасмурный вечер. Она провела рукой по волосам, пытаясь пригладить непослушные рыжие пряди. «Расческу, полцарства за расческу»[8].

Равнина оказалась до странности голой — ни травинки, ни самого жалкого кустика. Перед Кэтрин расстилалось огромное серо-коричневое пространство, сплошь покрытое пылью и камнями. Однообразие пейзажа нарушали лишь мелкие неровности рельефа. Она сидела на скале и доедала остатки сыра.

Равнину Назрит пересекали линии явно искусственного происхождения — следы какого-то странного монументального замысла, воплощенного с невероятной геометрической точностью. Некоторые линии шли прямо, другие изгибались, образуя знаки, непонятные Кэти; пока что ей удалось различить лишь самое крупное изображение паука.

Остальные рисунки представляли собой гигантскую паутину. Паук смотрел на юг, в направлении Но-Фериена. Изображение носило отпечаток странной, пугающей красоты.

Салит называла это место священным. Надо же, а ведь выглядит совершенно заброшенным. Когда-то давным-давно она ходила через старое кладбище к дому своего дяди. Почти все могильные камни были перевернуты, надписи стерлись. Это было печальное и завораживающее зрелище, и сейчас Кэти испытывала очень похожие эмоции. Назрит явно что-то говорил самому дальнему и одинокому уголку ее сердца.

Она коснулась рюкзака, который держала между колен. Энергия камня чувствовалась даже сквозь нейлон. Много дней Кэти прислушивалась к жужжанию заключенной в рубине осы и заметила, что оно становится все сильнее, что в нем проявляются нетерпеливые, «голодные» нотки. Что же все-таки создала Салит?

Нечто волшебное, колдовское, предназначенное для мести.

Солнце еще не село. Она отложила сыр и отхлебнула воды из последней фляжки. Драгоценные запасы подходили к концу. Все легко умещалось в рюкзаке. Она взяла его и вернулась на тропу — крутую, но сравнительно безопасную.

Спускаясь, она еще раз бросила взгляд на юг. Над далекими вершинами Лурун-Бара поднималась завеса черного дыма, мешаясь с облаками. Огонь. Ей была ненавистна сама мысль о нем. Большую часть дня Кэти смотрела туда и гадала, что же горит. Она отвернулась и постаралась не думать о дыме — как-никак, он не имел отношения к обещанию, которое она дала Салит.

Сапфир висел на тонкой цепочке и раскачивался в такт ее шагам. Идти приходилось по грязи, по камням, но наконец Кэти спустилась на равнину и вытерла пот и пыль со лба. Ноги болели от многодневной ходьбы.

Стоя внизу, было значительно труднее разобрать рисунки, но она точно помнила местоположение паука. Из-под ног взвивались облачка пыли, ветер то и дело поднимал тонкую бурую завесу из мельчайших частиц почвы. Кэти достигла первой борозды, около четырех футов шириной и примерно такой же глубины, и перебралась через нее. На противоположном краю она остановилась и посмотрела вниз. С утеса равнина казалась голой и безжизненной, но на дне рытвины попадались сухие травинки.