Вспомни о Флебе - Бэнкс Иэн М.

Уилгр поднял одну из своих пухлых синих рук и бросил в толпу за ограждением несколько сотых монеток. Люди бросились поднимать их. Уилгр всегда примешивал к сотым монеты более крупного достоинства. Несколькими годами ранее, во время игры на луне, летящей в черную дыру, он вместе с мелочью выкинул миллиард, одним движением руки облегчив свой карман приблизительно на десятую долю процента своего состояния. В результате престарелый астероидный бродяга, которого только что отвергли в качестве Жизни – он был одноруким, – смог купить себе планету.

Остальные игроки тоже являли собой довольно цветастую компанию, но, за одним исключением, Хорзе они были незнакомы. Трое или четверо из остальных были встречены криками и фейерверками – можно было предположить, что они хорошо известны; остальных публика не знала либо не испытывала к ним симпатии.

Последним игроком, поднявшимся по пандусу, был Крейклин.

Хорза, улыбаясь, откинулся к спинке кресла. Вожак вольного отряда сделал себе временную пластическую операцию – возможно, подтяжку, – выкрасил волосы в каштановый цвет, начисто выбрился, но остался вполне узнаваемым. На нем был светлый костюм из цельного куска материи. Может быть, другие члены отряда и не узнали бы его, но Хорза изучил его довольно тщательно (узнавая теперь его осанку, походку, выражение лица), и мутатор мгновенно выделял Крейклина среди прочих, как булыжник среди морской гальки.

Когда все игроки расселись, их Жизни были выведены и посажены в секторах непосредственно за ними.

Все Жизни были гуманоидами и по большей части выглядели как покойники, хотя физически пребывали в полной целости. Одного за другим их сажали на сиденья, пристегивали, надевали на голову шлем. Легкие черные шлемы целиком закрывали их лица, оставляя только глаза. Большинство из них, как только оказались пристегнутыми, тут же повисли на ремнях. Несколько человек остались сидеть прямо, но никто не поднял глаз, чтобы оглядеться. У всех постоянных игроков был полный разрешенный набор Жизней; некоторые игроки готовили их специально, тогда как другие полагались в этом на своих агентов. У небогатых и малоизвестных игроков, вроде Крейклина, были подонки общества, набранные в тюрьмах и сумасшедших домах, и несколько жертв депрессии, которые завещали свой гонорар кому-то другому. Нередко удавалось уговорить членов секты Унылых: они соглашались стать Жизнями либо без всякой оплаты, либо за взнос в пользу дела, которому они посвятили себя, но сегодня Хорза не видел их приметных многоярусных головных уборов и символов в виде кровоточащего глаза.

Крейклину удалось найти только три Жизни, и, судя по всему, он не должен был продержаться долго.

Беловолосая женщина, сидевшая на зарезервированном кресле в переднем ряду, потянулась и со скучающим лицом пошла прогуляться по балкону между креслами и диванами. Как только она поравнялась с креслом Хорзы, на балконе позади них возникло какое-то волнение. Женщина остановилась и посмотрела туда. Хорза повернулся. Даже сквозь поле бесшумности до него донеслись человеческие крики. Похоже, там завязалась драка. Охранники пытались урезонить двоих, которые катались по полу, сцепившись между собой. Зрители с этого балкона собрались вокруг дерущихся в кружок и наблюдали за происходящим, деля свое внимание между подготовкой к игре и стычкой. Наконец дерущихся подняли с пола, но при этом скрутили не обоих, а лишь одного – моложавого человека, показавшегося Хорзе странно знакомым, хотя тот, видимо, и пытался скрыть свое истинное лицо, напялив светлый парик, который теперь наполовину слез с его головы.

Второй из участников драки вытащил из кармана какую-то карточку и показал ее кричащему молодому человеку, после чего двое охранников в форме и тот, что демонстрировал карточку, увели молодого. Обладатель карточки вытащил что-то маленькое из-за уха схваченного, пока того волокли к туннелю. Беловолосая молодая женщина скрестила руки на груди и пошла вверх по балкону. Кружок людей на балконе наверху снова сомкнулся, как дыра в облаке.

Хорза увидел, как женщина прошла по балкону мимо кресел, потом сошла с него; тут Хорза потерял ее из виду. Он поднял голову. Животные продолжали свой поединок, с прыжками и разворотами, их белая кровь, казалось, сияла, покрывая косматые шкуры. Звери, безмолвно рыча, драли друг друга длинными, когтистыми передними лапами, но в их акробатических упражнениях и схватках уже не чувствовалось первоначального запала; вид у них становился все более усталым, движения – неловкими. Хорза перевел взгляд на игровой стол: все уже были готовы, игра вот-вот начнется.

Ущерб был причудливой карточной игрой, основанной частично на опыте, частично на везении и частично на умении блефовать. Интересной ее делали не только высокие ставки и даже не тот факт, что каждый раз, теряя жизнь, игрок терял Жизнь – живое, дышащее человеческое существо, – а сложные, изменяющие сознание, двусторонние электронные поля, создаваемые вокруг игрового стола.

С картами на руках игрок мог изменять эмоции другого игрока, а иногда и нескольких. Страх, ненависть, отчаяние, надежда, любовь, дружелюбие, сомнение, восторг, паранойя; любое эмоциональное состояние, свойственное человеку, могло быть спроецировано на любого из игроков и на самого себя. Если смотреть с достаточно большого расстояния – или с близкого, но находясь под защитой специальных экранов, – эта игра могла показаться времяпрепровождением для недоумков или простаков. Игрок с сильными картами на руках мог вдруг ни с того ни с сего сбросить их, а тот, кто не имел вообще ничего, мог поставить на кон все свое имущество; один игрок мог внезапно разрыдаться или неожиданно зайтись в хохоте, другой вдруг начинал признаваться в любви партнеру – своему злейшему врагу – или рвал удерживающие его ремни, чтобы вцепиться в глотку лучшему другу.

Они могли также покончить с собой. Игроки в Ущерб не имели возможности освободиться и встать со стульев (если бы такое случилось, то судья-ишлорсинами оглушил бы этого игрока из тяжелого парализатора), но могли уничтожить себя. Напротив каждого играющего имелась игровая консоль: она излучала соответствующие эмоции, показывала количество оставшихся Жизней, на ней разыгрывались карты. И еще на консоли была небольшая кнопка, внутри которой пряталась иголка с ядом, готовая вонзиться в любой нажавший на кнопку палец.

Ущерб представлял собой одну из тех игр, в которой было неблагоразумно наживать слишком много врагов. Только игроки, обладавшие по-настоящему сильной волей, могли подавить в себе позыв к самоубийству, передаваемый соединенными усилиями половины игроков за столом.

В конце каждой партии поставленные деньги забирались тем, кто набрал больше всего очков. Остальные игроки теряли свои ставки, а также по одной Жизни. У кого не оставалось Жизней, тот выходил из игры, так же как и тот, у кого кончались деньги. Согласно правилам, игра заканчивалась, когда Жизни оставались только у одного игрока; на практике же – когда оставшиеся игроки решали, что продолжение игры поставит под угрозу их собственные Жизни. Под конец игра могла становиться весьма интересной – в тот момент, когда уничтожение было уже на носу, партия продолжалась уже некоторое время и в банке скопились огромные деньги, а один или несколько игроков не соглашались закончить игру. Тогда возникало четкое разделение на игроков умудренных и тупоголовых, и игра в еще большей степени становилась противостоянием нервов. Довольно много лучших игроков в Ущерб погибли, пытаясь взять соперников на испуг, пересидеть друг друга в подобных обстоятельствах.

С точки зрения зрителя, особая привлекательность Ущерба состояла в том, что, чем ближе ты находился к генератору того или иного игрока, тем больше эмоций, испытываемых участниками, воздействовали на тебя. На эти эрзац-чувства подсела целая субкультура людей, возникшая за несколько сотен лет после того, как Ущерб стал игрой для избранных, но в то же время популярной. Принадлежавшие к этой субкультуре назывались эмоти.