Сияние богов - Антон Грановский

– Насколько я успел понять, ваш пастырь не из тех, кто расстраивается по пустякам, – холодно проговорил Глеб.

Он аккуратно отстранил толстяка рукой и зашагал вниз по улочке. Глеб чувствовал, как вся община смотрит ему в спину, и от взглядов этих странных румяных людей ему сделалось неуютно. В былые времена случалось, что вот так же в спину ему смотрели волколаки, оборотни и упыри, но даже тогда он не ощущал себя таким уязвимым и незащищенным.

«Вероятно, во всем виноват яд водяной гадюки, – решил он. – Должно быть, это дерьмо расслабляет волю».

Почувствовав острое желание выпить, Глеб почти машинально открыл сумку-ташку, притороченную к поясу, и увидел в ней оловянную бутылочку с водкой. Секунду поколебавшись, он достал бутылочку, свинтил крышку и быстро к ней приложился. Водка горячей волной прокатилась по пищеводу. В мозгах слегка прояснилось.

Глеб хотел двинуться дальше, но вдруг все вспомнил! Стол с ужасными яствами, чудовищ, пожирающих гниль…

Некоторое время Глеб стоял посреди улочки, уставившись в землю, и растерянно моргал. Две реальности, виденные им, никак не могли соединиться в одну. А потом он поднял взгляд и увидел, что Андрей, Петр и Матвей стоят у него на пути.

6

Спиной Глеб почувствовал взгляды других посельчан. Вероятно, рыбаки окружили его, спрятавшись за домами.

Что-то нервировало и раздражало Глеба, и он не сразу понял, что причина была в запахе. А вернее – в страшной вони, исходившей от трех рыбаков. Так пахнет морской берег после шторма, выбросившего на песок гальку, гнилые водоросли и дохлых, успевших разложиться на утреннем солнце рыб и медуз.

Стараясь вдыхать воздух ртом, Глеб нащупал под балахоном приклад ольстры и сказал рыбакам:

– Уйдите с дороги, ребята. Я сыт по горло вашими играми, и если вы не уйдете, я за себя не ручаюсь.

Петр разомкнул губы и хмуро проговорил:

– Ты не можешь уйти, Гавриил.

– Ты не можешь уйти, – подтвердил Матвей. – Никто не уходит из поселка.

– Попробуйте меня остановить, – холодно прищурившись, предложил Глеб.

Андрей облизнул мокрые, странно бледные губы и сказал:

– Ты не понимаешь, странник. Никто не может покинуть поселок без разрешения Навина.

– Ну, передайте ему, что я прошу разрешения, – небрежно произнес Глеб. – Надеюсь, он мне не откажет. Ведь Бог должен быть не только всесилен, но и всеблаг.

Матвей вздохнул.

– Ты все еще не понимаешь нас, Гавриил. Ты не уйдешь из поселка. Никто не уходит. Никогда.

Глеб усмехнулся и хотел ответить, но вдруг заметил, что все три рыбака были мокрыми, и с одежд их на песок стекала мутная, коричневая вода.

«Что за черт? – изумленно подумал Глеб, прикинув, что до озера отсюда не меньше полутора верст. – Где это они успели выкупаться?»

И тут рыбаки сдвинулись с места и медленно зашагали к Глебу. И чем ближе они подходили, тем страшнее становились их лица. Сердце Первохода учащенно забилось, а по спине пробежала ледяная волна, когда он понял, что лица у рыбаков темные и распухшие, а в волосах запутались гнилые водоросли и мелкие ракушки.

Рыбаки подходили все ближе, и Глеб невольно отступил на несколько шагов.

Из темной, распухшей, дырявой щеки Матвея высунулся черный крабик. Однако, увидев перед собой Глеба, крабик поспешно скрылся.

Глеб выхватил из-под балахона ольстру и нажал на спусковой крючок. Пуля с отвратительным чавканьем вошла Матвею в мокрую грудь, но рыбак не остановился.

Глеб тщательно прицелился и выстрелил рыбаку в колено. Тот споткнулся и повалился на землю, но и тут не остановился, а пополз к Глебу, глядя на него безумными, полными лютой злобы глазами и подволакивая за собой простреленную ногу.

Первоход глянул по сторонам и увидел, что поселок самым жутким образом переменился. Вместо чистеньких домов вдоль улицы стояли покосившиеся от времени лачуги с изъеденными древоточцем бревнами. Заборы были черны и повалены, огороды поросли высоким, жухлым бурьяном. На всем был налет глубокого запустения, будто в этих лачугах и в этих дворах никто не жил и не ходил уже много-много лет.

Со всех сторон Первохода окружали люди с синими, опухшими лицами. Одежда на них была насквозь мокрая и обвитая водорослями.

И тут нервы у Глеба сдали. Он выстрелил подползающему Матвею в лицо, а затем принялся палить из ольстры в посельчан. Но пули не причиняли им никакого вреда.

– Опусти свой громовой посох, странник! – услышал Глеб громкий голос Навина.

Первоход повернулся на голос и увидел проповедника. Тот стоял возле колодца и внимательно смотрел на Глеба.

– Твой громовой посох здесь бесполезен, – сказал тот. – Нельзя убить того, кто уже мертв.

Глеб почувствовал, как быстро и судорожно забилось его сердце, а ольстра дрогнула у него в руках.

– Ты хочешь сказать… – хрипло начал Глеб, но остановился, перевел дух и договорил окрепшим голосом: – Ты хочешь сказать, что все они мертвы?

– В обычном понимании этого слова – да, – спокойно ответил Навин. – На живых людях Господь давно поставил крест. Они смотрят и не видят, слушают и не слышат.

Проповедник нахмурился и продолжил с горечью в голосе:

– Когда я пришел дать им свободу, они встретили меня кольями и вилами. Я оживил их старосту, но вместо благодарности они испытали ужас. Люди, жившие в этом поселке, были неразумны, а их уши и сердца были глухи к моим словам. Мне пришлось истребить весь поселок.

– Как? – хрипло спросил Глеб.

– Я велел им пробить в днищах ладей дыры. А потом заставил их сесть на ладьи и отплыть подальше от берега.

– И они послушались?

– Да, – ответил Навин. – Они подчинились мне. Не могли не подчиниться, ибо я – десница Божья и трубный ангельский глас.

Он снова замолчал. Помолчал несколько секунд, глядя на Первохода внимательным, спокойным взглядом, а потом сказал:

– Я очень долго жил здесь один, брат. И скорби моей не было предела. Пастырь без паствы… Учитель без учеников… Но внезапно на меня снизошло озарение. Я понял, что по силе своей и по своему могуществу равен Богу. И значит, я могу вернуть себе паству единым актом божественного творения. И я сделал это. Поднял их со дна озера. Всех до одного.

Глеб обвел взглядом мертвые лица окруживших его утопленников, облизнул пересохшие губы и снова посмотрел на проповедника.

– Ты утопил людей, а вернул монстров, Навин! Я видел, как эти чудовища ели человеческую плоть!

Некоторое время Навин молча смотрел на Глеба. Потом сухо проговорил:

– За два дня до тебя к нам пришли два странника. Но они были не так чисты и крепки духом, как ты, и мне пришлось убить их. Иногда я позволяю своей пастве полакомиться плотью. Мертвецы голодны, странник. Они всегда голодны, и мне приходится постоянно держать их в узде. Но теперь… – Взгляд Навина, устремленный на Глеба, смягчился, и на губах его появилась улыбка. – Теперь нас будет двое, странник. Двое живых в этом удушающем царстве мертвых. Двое зрячих в стране слепых. И это будет началом нового мира.