Игра по-черному - Сергей Иванович Зверев

а вот это от президента Лурембо. Так что моя миссия не только спасительная, но и еще дипломатическая.

Аламо взял письма, распечатал одно, потом второе, пробежал текст глазами и, повернув голову к помощнику, тихо произнес по-французски:

– Я узнаю почерк президента. Он писал ручкой, как и генерал.

– Не будем мешать вам, господин Аламо, – сказал Погодин и кивнул Халилову, чтобы они отошли в сторону. Тишина в лагере стояла довольно долго. Только слышно было, как спецназовцы заводят свои машины, разворачиваются в джунглях, чтобы можно было уехать назад или, наоборот, выехать на дорогу чуть дальше на юге.

Прошло не менее часа, а Аламо все не говорил о своем решении. Его бойцы торчали на дороге. Машины были выстроены и готовы к движению, а он все сидел в машине с кем-то из своих помощников и что-то решал или чего-то ждал. Погодин связался со столицей. Было бы неплохо, если бы Аламо лично поговорил с генералом. Но Сафонова не было на месте. Надеяться, что президент Лурембо послушает российского капитана и тоже станет по радио говорить с мятежной провинцией, глупо. Политически это невозможно. Терпение лопалось не только у спецназовцев. Рядом шатался, засунув руки в карманы, и Морис Леви. Был он хмур и сосредоточен. Двое спецназовцев, которым Погодин поручил не спускать с француза глаз, находились неподалеку. И когда на дорогу вышел Аламо, спецназовцы сразу переместились поближе к командирам и французскому легионеру. Погодин и Халилов ждали Аламо, не двигаясь с места.

– Хорошо, капитан, – произнес Аламо медленно. – Вы убедили меня как солдат. И я поверил вам как солдату. Нельзя верить политикам, потому что они не кинутся в бой ради своей цели, в настоящий бой. Они предпочитают баталии за столами и дорогими винами. А вы идете в бой, не зная, останетесь ли живы, идете в бой за своих товарищей. Ведь пропавший мужчина – полковник вашей армии?

– Да, господин Аламо. И спасти его – наш долг, это дело чести.

– Военные тоже могут предавать, – вдруг заявил Леви. – Особенно если есть такой приказ. А в армии приказы принято выполнять!

– Морис, о чем вы? – нахмурился Халилов и скороговоркой перевел Погодину слова француза.

– Я о том, – глядя в глаза Аламо, продолжил говорить Леви, – что вы напрасно верите всем и напрасно считаете себя в безопасности. И сегодняшний бой тому вам подтверждение.

Аламо молча слушал и ждал, угрожающе наклонив голову. Кто-то из его бойцов медленно протянул руки к оружию. Погодин понял, что ситуация выходит из-под контроля. И все, что было сделано, вдруг могло рухнуть в один момент. Капитан шагнул к французу, но тот остановил его жестом.

– Вы думаете, что находитесь в безопасности здесь, в своей провинции? Но вас здесь хотели убить эти люди, что устроили засаду, к вам будут подсылать наемных убийц. Даже я получил приказ сорвать поиски русских заложников и при случае убить вас, Аламо.

Халилов и двое спецназовцев бросились к Леви и схватили его за руки. Бойцы Аламо рванули автоматы и, закрывая своего патрона, навели оружие на русских. Спецназовцы тоже подняли оружие, приготовившись к бою и заняв позиции вокруг. Установилась зловещая тишина. Было слышно напряженное дыхание бойцов, казалось даже, что слышно, как бьется сердце каждого, как напряжен палец каждого бойца на спусковом крючке автомата. Погодин лихорадочно думал, как остановить это безумие, как исправить ситуацию, как предотвратить трагедию. Первый выстрел – и тут начнется бешеная стрельба и прольется море крови. И тогда не только судьба Нестерова и Алены будет предрешена, тогда у судьбы провинции и страны в целом может оказаться самая мрачная перспектива. Черт бы побрал этого француза!

– Опустите оружие, – оскалившись в какой-то безумной улыбке, проговорил Леви. – Я же сам вам признаюсь. Я сдаюсь. И я говорил правду. Обыщите меня: у меня под одеждой пружинный пистолет, стреляющий отравленными стрелами. Один укол – и все. Но я не хочу этого делать.

Спецназовцы по приказу Погодина медленно опустили автоматы, а Халилов, едва сдерживая бешенство, толкнул француза в сторону людей Аламо. Там легионера быстро обыскали, вытащили небольшой пистолет, больше похожий на карманный арбалет. «Пусть делают с ним, что хотят», – со злостью подумал Погодин, но потом взял себя в руки. Леви сражался со спецназовцами бок о бок. Сражался честно и не щадил себя. Каким бы он ни был, но он солдат, и участь быть повешенным или зарезанным и брошенным в канаве не для него. Пусть судят, выносят приговор и казнят, но не как собаку.

– Господин Аламо! – резко сказал Погодин, подходя к французу. – Я прошу вас быть справедливым политиком и лидером своего народа. Этот человек признался в том, что послан убить вас, но он сражался, он добровольно отказался от своих намерений. Я прошу вас допросить этого человека и решить его судьбу, как и положено, по решению суда, который вы назначите. Я и мои люди выступят свидетелями по делу Мориса Леви.

– Говорите, Леви! – разозлился Халилов. – Говорите, или вас пристрелят как собаку!

– Я должен был сорвать операцию по спасению русских заложников, – угрюмо стал отвечать француз.

Аламо подошел к нему, сверля ненавидящим взглядом, но Леви, глядя поверх его головы, продолжал уверенно говорить:

– Ничего личного, просто приказ. Это удобно для оппозиции, которая готовит антиправительственный переворот в столице. Это должно стать доказательством несостоятельности спецслужб и армии защитить иностранных граждан, своих граждан. Это еще один толчок к свержению настоящей власти в Майдозу. Я не знаю, кто там похищен с этой женщиной. Должен был быть похищен американский бизнесмен. Это похищение должно было сорвать договоры по новому инвестиционному пакету, отпугнуть иностранных инвесторов, вернуть влияние Парижа на политику вашей страны, влияние французского бизнеса.

– Какого черта, Леви? – не выдержал Халилов. – Вы же офицер, вы солдат!

– Вот потому, что я солдат, я и оказался среди солдат! – заорал в ответ Леви. – Мне мои командиры поручили грязное дело. Но это не дело армии, это не достойно чести офицера Иностранного легиона. Это дельцы из Европы хотят нашими руками провернуть свое дельце. Можете мне не верить, можете пристрелить меня, но я свое слово сказал!

– Когда должен начаться переворот в столице? – неожиданно спросил Аламо.

– Через две недели.

– Кто, какими силами?

– Я этого не знаю. Меня не посвящали в такие тонкости. Но про вас говорили, что вы реальный претендент на место президента, а значит, вас надо убрать. Вас считают в оппозиции самой сильной фигурой. И эта засада не случайность. Вас не выпустят из этого района. Думаю, засада должна вас остановить, но какие-то наемники