Под тенью Феникса - Андрей Годар

– Любезные судари… в нашей армии сложилась неожиданная ситуация, требующая глубокого осмысления её истоков и решительных мер пресечения. Я говорю о мятеже. Благодаря усилиям рядового Гаврана, – он кивнул в сторону также смотревшего в пол паренька, – являющегося по совместительству агентом нашей внутренней разведки, мы смогли вовремя узнать о назревающем заговоре. Предлагаю сейчас заслушать его доклад, после чего мы все вместе разберёмся в происходящем и примем взвешенное мудрое решение. Прошу!

После слова «мятеж» Томми не сделал никакой паузы, и пробежавшее по генеральским лицам выражение крайнего смятения моментально уступило место сосредоточенному прищуру. Услышав приглашение к докладу, Гавран мелко кивнул, поднял неожиданно спокойный взгляд своих чёрных глаз и заговорил:

– Гавран, агент первого выпуска школы разведки. В четвёртый отряд меня внедрили во время последнего переформирования, шесть с половиной месяцев назад, с заданием отслеживать настроения в коллективе, фиксировать возможное появление альтернативной иерархии среди военнослужащих и вести наблюдение за бойцами, попадающими в категории подозрительных и неблагонадёжных личностей.

Начиная с самых первых отчётов, я обращал внимание на рядового Ацтека, как на физически очень сильного человека с крутым характером и склонностью командовать другими. Учебный лагерь он закончил в семнадцатилетнем возрасте с идеальным личным делом, никак свою индивидуальность не проявив. Высочайшие показатели по всем физкультурным нормативам, теория и матчасть – «хорошо», стрелковая подготовка – «удовлетворительно»… В составе отряда он первые дни держался особняком, а затем уверенно начал преобладать над окружающими в психологическом плане. Влезал в чужие конфликты, разнимая спорщиков, позже сам задирал сослуживцев. Давил авторитетом, угрозами физической расправы, постепенно выдвинулся вперёд, как неформальный лидер, и необходимость давить отпала, все и так слушались. С командиром отряда и генералом группы держался абсолютно спокойно и невыразительно, в отсутствие командования опять превращался в неформального лидера. В других отрядах группы были свои лидеры, но Ацтека они почитали за старшего.

Параллельно с укреплением авторитета Ацтека, накалялась ситуация в отношениях с расквартированными по соседству отрядами других войск, большей частью гарнизонными. Началось всё с того, что у гарнизонных пропал компьютер, и по их жалобе наш офицер не вполне правомочно устроил досмотр личных вещей. Ацтек с несколькими наиболее приближенными бойцами пошли на разборки и там произошёл какой-то конфликт… О его сути они не распространялись, но с тех пор соседи были обозначены нашими верными и прямыми врагами. Теперь взаимное воровство и диверсии происходили постоянно, и офицерам, по понятным причинам, никто не доносил. Рукоприкладства избегали всеми силами, хотя планы строили постоянно. Гарнизонные Ацтека с его сворой откровенно побаивались, но не верили, что он осмелится нарушить устав. Однако, в конце концов, это случилось – возникла перебранка, соседи перегнули палку с провокациями, и дело обернулось серьёзной дракой с двумя сломанными носами, одним переломом руки, отбитыми почками и помятыми рёбрами. На разбирательстве все гарнизонные указали на Ацтека как зачинщика драки, и посторонние свидетели их слова подтвердили. Все участники потасовки со стороны экспедиторов получили гауптвахту и наряды. Ацтека лишили поощрений за спортивные достижения и вычеркнули из всех списков на повышение в звании, что он принял особенно близко к сердцу.

После того случая, группа участвовавших в драке стала ещё плотнее, даже по отношению к другим, абсолютно преданным Ацтеку бойцам. Это никого не настораживало и не удивляло, в том числе и офицера Мороза, что теперь можно смело засчитать ему в проступок… Мы как раз были в долгой экспедиции дальше Серова, никакого другого общения, кроме как со своими, не было. Мне кажется, это во многом ускорило развитие событий.

Штрафники всякий раз, как появлялась возможность, уединялись и много говорили – мне не удавалось подобраться поближе, чтобы выяснить, о чём именно. Затем в их компанию начали вливаться другие бойцы, и здесь я получил шанс разговорить их. Выяснилось, что Ацтек всерьёз планирует подстроить аварию в бараках гарнизонных бойцов и, помимо того, собирается организовать покушение на Мороза, причём таким образом, чтобы было похоже на несчастный случай. Сам Ацтек планирует каким-то образом на всём произошедшем поправить свою репутацию и быстро получить офицерский чин. Он не слишком сообразителен, но далеко не туп, и, скорее всего, у него действительно есть хороший рабочий план. Здесь меня почти раскрыли. Были очень сложные разговоры, еле-еле получилось отбрыкаться, но… моя миссия здесь завершена. Последнее что, удалось выяснить – в четверг вечером у заговорщиков будет очень важная сходка. Уверен, что можно будет взять с поличным. Информация эта поступила ещё вчера, но за мной сейчас внимательно наблюдают, поэтому пришлось потратить время, чтобы симулировать язву, и улизнуть через медсанчасть. Сообщить офицеру я не мог, это привело бы к… нежелательным последствиям, как для него, так и для меня самого.

– Вот такая ситуация, – прервал воцарившееся молчание Томми, – о серьёзной угрозе говорить не приходится, но прецедент нехороший. Что делать будем? Как считаешь, Монгол?

Монгол разжал пальцы и на стол со стуком выпали две половинки сломанного карандаша. Его лицо кривилось, будто от сильнейшей изжоги. Поборов волнение, он встал, походил взад-вперёд по зале, потом развернулся лицом к собранию и сказал:

– Ну а какие тут могут быть варианты? Я своей вины в этом бардаке не отрицаю, хотя мы все понимаем, что эта каша могла завариться в любом корпусе. Моё мнение как генерала такое, что нужно брать их, а затем казнить, публично. В уставе у нас это чётко прописано.

– Поддерживаю, – поспешил вставить Ерш.

– Кого именно казнить? Весь отряд или только зачинщиков? А что делать с остальными? И сколько их, этих остальных?

Все взгляды устремились к Палычу, вывалившему сразу столько вопросов. Опершись на трость, он тоже встал, но выходить к центру залы не стал, продолжив с места:

– Вы понимаете, к каким последствиям это может привести? Устраивая массовые репрессии, мы, во-первых, открыто признаём, что в нашей армии могут случаться серьёзные мятежи. Во-вторых, показываем, что серьёзно боимся их. И, в-третьих, даём будущим смутьянам идола, погибшего борца против системы Ацтека. Бред? Для всех нас, собравшихся сегодня здесь за этим столом – безусловно. Но для рядовых бойцов, многие из которых ещё прошлым летом за коровой кизяки убирали, это может стать красивой романтической идеей. Сами ж были молодыми, вспомните, сколько дурного энтузиазма вызывали всякие разговоры о сопротивлении, о бунте как таковом. Я готов спорить, что половина из вас превратилась, в своё время, в атаманов, очень вовремя сбросив с насиженного места своего поселкового князька. И сделали вы это вместе со своими сторонниками, которых сначала было тоже совсем немного. Сейчас кучка беспредельщиков не может представлять для нас опасности, но она может подать пример другим горячим головам, в которые пока ещё слишком часто ударяет подростковая моча. Уничтожим один очаг, но сколько их может появиться в дальнейшем? Пацаны поймут, что под них копает разведка, и оттого станут более осторожными. Чтобы опережать их, нам придётся всё больше и больше сил тратить на внутреннюю безопасность, но кто знает, как долго мы сможем заниматься этим? Нам нужно бороться с самим явлением бунта, предвидеть и отсекать все его метастазы, понимаете? Нельзя принимать вот эту дурную игру, нужно перевернуть стол и швырнуть карты в морду сдающему! Я закончил.

– Дело говоришь, Палыч, – заметил Томми. Его глаза снова начали сужаться в сверкающие хитростью щелочки, – на корню проблему решать надо. Любезные судари, вы согласны?

Собрание одобрительно загудело. Монгол нахмурился, и взгляд его заметался по лицам присутствующих. Палыч, по своему обыкновению, смотрел прямо в стол и поглаживал бороду, которая стала уже совсем белой, с отдельными прядями мышиного цвета. Томми схватил чью-то чашку, опрокинул в себя остатки плескавшейся в ней жидкости и громко хлопнул ею о блюдце:

– Что ж, отлично! В кои-то веки по первому же замечанию у нас образуется полное единодушие взглядов. Я так понимаю, что вас уже распирает от замечательных идей. Давайте, кто первый оккупирует наше внимание?

Удивительным образом каждый из присутствующих нашёл с кем переглянуться.

– Ты же к чему-то ведешь, да? – пробасил с другого конца стола Велес.

– Веду, конечно. У нас есть замечательная абстрактная мысль, а конкретики не хватает. И кажется мне, что ранее никто обо всём этом не задумывался, верно? На одном благоразумии Палыча далеко не уедем.