Я дрался на Т-34. Третья книга - Артем Драбкин

В марте 1942 года состоялся наш выпуск, мы получили звание лейтенанта и прибыли в Нижний Тагил, где формировались и отправлялись в действующую армию маршевые танковые роты.

На конвейере работали почти сплошь женщины и подростки, все голодные, и я отдал все свои продовольственные талоны рабочим. Затем – погрузка в эшелон, танки ставили на платформы, и по «зеленой улице» мы поехали на запад. Командование роты: командир, политрук и зампотех – присоединилось к нам по пути. На какой-то станции танкисты обнаружили в тупике цистерну со спиртом, побежали к ней с ведрами и котелками, набрали «горючего» на дорогу, и на фронт мы ехали весело, как говорится, «спаивание личного состава» состоялось само собой.

За несколько дней мы добрались до места назначения, где формировался 5-й танковый корпус, которым командовал Герой Советского Союза Семенченко.

А дальше – передовая: Западный фронт, 70-я танковая бригада. Здесь мне достался танк под номером 777. Перед своим первым боем я не боялся, что меня сегодня могут убить, совсем об этом не думал, настроение у всех ребят было боевым, нас было много, а в коллективе страха не чувствуешь.

– Кто командовал 70-й бригадой и конкретно вашей ротой?

Бригадой командовали: сначала Коротеев, а потом его сменил Абрамов, молодой и смелый полковник. После Абрамова был какой-то майор, но и он быстро выбыл из строя по ранению. Фамилию своего первого комбата уже не помню.

Ротой командовал старший лейтенант Александр Фомин, политруком роты был неплохой парень, бакинец Григорий Задов, а зампотехом был техник-лейтенант Чайка.

Зампотех Чайка у нас считался «слегка контуженным». Как-то рота шла в бой по узкой гати, проложенной через болото, и три танка, один за другим, сползли с гати в «кювет». Следующим должен был идти мой танк. Чайка подскочил ко мне с пистолетом в руках и заорал: «Если в кювет слетишь – застрелю!» Но обошлось, мой танк прошел по гати без ЧП…

Экипажами в моей роте командовали Ястребов, Бухтин, Морозов, Яровой, Гнедаш, Кондратьев, Бибиашвили, и никто из них не дожил до сорок третьего года… Сорокалетний лейтенант Яровой был в роте самым старшим по возрасту, и он сгорел в танке в первом наступлении. Других ребят, командиров танков, сейчас уже точно по фамилиям не помню. В нашей бригаде были танки Т-34 и Т-70.

– Свой экипаж в 70-й ТБр помните?

Когда из тыла мы прибыли в бригаду, то многие экипажи маршевой роты поменяли.

Ко мне в экипаж пришел опытный механик-водитель Василий Конкин, который своим мастерством в бою не раз спасал себя и нас. Заряжающим у меня был очень хороший человек по фамилии Павлик. Стрелком-радистом был молодой парень, «западник», родом откуда-то из Бессарабии, а вот его фамилию я сейчас запамятовал. Мы были как одна семья.

Летом 1942 года меня хотели перевести в соседний батальон бригады, поменять местами с моим товарищем Зямой Фуксом. Фукс был очень прямой и принципиальный человек: кто-то его «задел по нации», а он не смолчал, поднялся шум, и комбриг приказал «рокировать евреев местами», видно, хотел в духе интернационализма вместо «плохого буйного Фукса» прислать «хорошего спокойного Бараша». Я, как только узнал об этом, пришел к комбригу и начал его просить, чтобы он не отлучал меня от моего экипажа, а если перевод в другой батальон неизбежен, то пусть переводят весь экипаж вместе с танком, мы же как братья стали.

Комбриг меня услышал, понял и отменил свой приказ.

Экипаж танка действительно должен быть как семья, как монолит, иначе – не выжить…

Все у танкистов делится на всех поровну: и кусок хлеба, и смерть…

Все лето и осень 1942 года нас постоянно перебрасывали с места на место вдоль нашей передовой линии, а на каждой стоянке экипажу надо вырыть аппарель для танка – 28 кубов земли для боевой машины и еще 8 кубов земли под землянку. По негласному правилу механик-водитель в земляных работах не участвовал, он приводил танк в порядок, проверял механизмы и натяжку гусениц. А мы втроем копали землю, и даже мысли не возникало, мол, я – командир и лейтенант, чего вдруг я лопатой должен махать? Стреляли по немцам со своих позиций, но наши танки часто бросали в разведку боем или в настоящие лобовые атаки.

– Хотелось бы услышать про наступление на Сычевку в конце 1942 года.

Посмотрел сводки донесений по 5-му ТК… Просто по цифрам потерь можно представить накал боев. 5-й Танковый корпус на 11/12/1942 в своем составе имел 131 танк, через два дня всего 24 танка в строю. 5-я МСБр за два дня наступления превратилась в усиленную роту: из 1700 человек личного состав в строю осталось 160 бойцов и офицеров… Как наступали на Сычевку?

Так на Сычевку мы наступали и летом, и еще в ноябре, и потери тогда были ничуть не меньше декабрьских… А дело было так: на узком участке, на месте предполагаемого прорыва, собрали сразу два танковых корпуса, наша бригада оказалась на левом фланге.

Нам передали приказ: «Прорваться вперед и захватить рокадную железную дорогу, ветку Ржев – Сычевка».

Поддерживать нас должна была какая-то стрелковая дивизия, но, когда появилась эта пехота, мы сразу поняли, что «с ними каши не сваришь», пехота подошла к исходным позициям после длительного марша по заснеженным дорогам, стрелки от усталости еле передвигали ноги, а винтовки волочили за собой как плуги, за ремни…

Все танки выстроились в две линии, как на параде, потом была жиденькая артподготовка минут на пять, затем, по сигналу ракеты, танки рванули вперед, и моментально немецкая артиллерия открыла по нам огонь. Наступление не было подготовлено должным образом, разведка проворонила немецкие противотанковые минные поля, и батальон, который шел в атаку слева от нас, почти все свои танки потерял на подрывах на минном поле.

Немцы открыли огонь из ПТА, а когда мы все-таки прорвались вперед, то они поставили на прямую наводку 88-мм орудия… Одним словом, до линии железной дороги из двух корпусов дошло всего двадцать танков, и тут выясняется, что мы отрезаны от своих, пехота нас не поддержала, а немцы уже «подсуетились» и закрыли брешь в обороне за нашей спиной…

Мне ротный Фомин приказал погрузить на броню тяжелораненого комбата и еще нескольких раненых танкистов и прорываться к своим, иначе комбат истечет кровью. Через немцев мы прошли на скорости, как нож через масло, в нас не смогли попасть. Мы сгрузили раненых в санчасти, и я прибыл к штабу бригады. Мне приказали взять в танк какого-то незнакомого старшего лейтенанта, вернуться к месту прорыва на левом фланге и найти на минном поле подорвавшийся танк комбрига, сказали, что комбриг ранен и его надо срочно вывезти с поля боя.