Карл VII. Жизнь и политика - Филипп Контамин

англичане могут удерживать все, чем они владеют в Гиени к югу от Дордони, при условии, что французские пленники будут освобождены или, по крайней мере, за низ будет назначен разумный выкуп.

Если мир еще не был возможен, то, по крайней мере, было заключено перемирие, условия которого Карл VII изложил в письмах от 28 августа, "скрепленных его большой печатью желтого воска". По просьбе Амадея VIII, герцога Савойского, и ради достижения мира он счел своим долгом "воздержаться от войны" между его подданными и подданными его кузена из Бургундии[281]. Англичане, если они были согласны на эти условия, могли быть тоже включены в перемирие, которое распространялось на весь регион к северу от Сены, от Ножан-сюр-Сен до Арфлера, за исключением некоторых мест на Сене. Кроме того, герцог Бургундский мог принимать участие в обороне Парижа (этот пункт был крайне важен). Перемирие, в результате которого установилось статус-кво, должно было продлиться до 25 декабря 1429 года и гарантировало, что люди короля откажутся от набегов на Амьен, Абвиль, Понтье, Нуайон, Сен-Кантен и их окрестности. В целом, все это было очень выгодно Филиппу Доброму, тем более, что, согласно послания, адресованного городу Бове (12 сентября), герцог считал, что получил от Карла VII под свою опеку Бове, Крей, Компьень и Санлис.

1 сентября король прибыл в Санлис. После нескольких дней сопротивления неоднократным требованиям герцога Алансонского он наконец, поздно утром 7 сентября, вошел в Сен-Дени. В то время бытовало мнение, что Жанна д'Арк привела бы "короля в Париж", если бы это зависело только от нее.

Результатом перемирия от 28 августа стало то, что герцог Алансонский, а не король, должен был написать парижанам, чтобы убедить их сдаться. Мы не знаем текста этого письма, но оно упоминается в Дневнике Парижского Буржуа. "В это время арманьяки прислали письма скрепленные печатью герцога Алансонского. Эти письма, составленные в учтивой форме, адресовались, названным по именам, парижскому прево, купеческому прево, эшевенам и купцам, во многом преследовали цель, перессорить парижан друг с другом. Но эта хитрость была разгадана и в ответ отослано предложение больше не присылать подобных писем, потому что на них не будут обращать внимания"[282]. Более того, началась контрпропаганда, отголосок которой можно найти в Дневнике Клемана де Фокамберга: "Жители города объединились с гарнизоном, чтобы отразить нападение предпринятое Карлом Валуа [для парижан он не был королем и даже не Дофином] поскольку считали, что он собирается уничтожить Париж и всех его жителей, включая женщин и детей, во что было нелегко поверить, но во что, тем не менее, верили"[283]. В то же время в Нормандской хронике (Chronique normande) Пьера Кошона (Pierre Cochon, не путать с епископом Pierre Cauchon) говорится о чрезвычайно жестоком нападении с применением ручных кулеврин, которое могло бы увенчаться успехом если бы не вмешался Жорж де Ла Тремуй (была бы большая беда "поскольку нападавшие имели намерение убить всех жителей и сжечь город"). Согласно того же источника, герцог Бургундский прислал к Карлу VII герольда, чтобы сообщить, что он выполнит свои обещания, если штурм прекратится: "И поэтому упомянутый Карл приказал прекратить штурм, и если бы они не отступили, полагаю, что они захватили бы упомянутый город Париж, если бы им было предоставлено это сделать"[284]. Можно ли предположить, что Ла Тремуй в случае успеха, опасался массовой резни?

Всего пыла Девы и отваги ее соратников оказался недостаточно и штурм 8 сентября потерпел горькую неудачу, как в военном, так и в моральном плане. Казалось, что удача наконец-то покинула Жанну д'Арк.

9 сентября королевские войска отошли в Сен-Дени после того, как Карл VII  запретил новый штурм столицы, на этот раз с левого берега. Король не преминул заказать мессу в память о своем отце, и 12 сентября назначил Карла, графа Клермонского, генерал-лейтенантом всех отвоеванных территорий и тех, что предстояло отвоевать к северу от Сены. 13 сентября Карл VII сообщил клирикам, буржуа и жителям Реймса, которые уже опасались, что подвергнутся мести со стороны англичан и тем более бургундцев, что он действительно заключил перемирие с Бургундией, которое продлится до 25 декабря следующего года, и, что он больше не может держать свою армию в поле, так как это означало бы полное разорение страны, но что его намерение состоит в том, чтобы по окончании перемирия "восстановить всеми силами" свое королевство, и для этого он лично совершит "длинный поход по реке Сене".

Отъезд короля из Сен-Дени состоялся утром 13 сентября . Первая остановка на обратном пути была сделана в Ланьи-сюр-Марн, где Карл VII провел сутки. Затем через Провен, Брей-сюр-Сен (15 сентября ), брод через Йонну, недалеко от Санса, который все еще находился в руках враг, Куртене, Шаторенар король добрался до Жьена, где и отобедал (21 сентября). Как пишет Персеваль де Каньи в своей хронике, законченной в 1438 году, "так исчезла удача Девы и королевской армии"[285].

В XIX веке большое количество историков, опираясь на суждения современников, например, автора Хроники Турне (Chronique de Tournai), упрекали Карла VII за нерешительность, особенно во второй половине августа, отсутствии предусмотрительности, мужества, веры в Деву и двуличие. Короче говоря в слабохарактерности. Если бы он был более решительным, многие другие города, включая Сен-Кантен, Корби и Амьен, перешли на его сторону, Филипп Добрый смирился бы и запросил мира, парижане добровольно открыли бы ворота или штурм столицы увенчался бы успехом, а Бедфорд, в лучшем случае, сохранил бы за собой лишь Нормандию, хотя и она могла быть отвоевана. Считалось, что злыми гениями короля были Рено де Шартр и прежде всего Жорж де Ла Тремуй, возможно, из-за его старых бургундских симпатий, которые до поры до времени им скрывались. Давайте послушаем, что писал Жан Жувенель дез Юрсен в своем послании королю в 1440 году: во время Вашего путешествия на коронацию "бедный но верный народ, обрадованный Вашим приходом, открыл Вам ворота городов Труа, Шалон, Лаона, Реймса, Санлиса, Компьеня, Бове, Мелёна, Линьи и некоторых других. И если бы дело было доведено до конца, Вы бы без труда вернули себе все свое королевство"[286].

Во всех этих рассуждениях не учитывается тот факт, что английская армия во главе с Бедфордом, базировавшаяся под Мантом и Руаном, представляла нешуточную угрозу или, по крайней мере, производила впечатление таковой. Филипп Добрый, со своей стороны, взвесив все за и против, остался верен договору в Труа и этого не скрывал. Но прежде всего парижане, несмотря на отдельные заговоры и интриги, укрывшиеся за своими мощными укреплениями, в душе оставались в основном настроенными пробургундски.

Как пишет Монстреле, позицию Карла VII можно объяснить опасениями, что герцог Бургундский разорвет достигнутое перемирие или надеждой побудить последнего заключить "хороший договор".

В конце этой более чем наполовину успешной экспедиции, несмотря на разочарование или фрустрацию в конце, Карл VII, кроме решительного укрепления своего политического статуса, сохранил большое количество опорных пунктов в Шампани, Иль-де-Франс и вплоть до границ Нормандии, где он поставил решительных капитанов под командование своих лейтенантов, графов Клермонского и Вандомского, а затем только последнего. Баланс сил значительно и навсегда