Время красного дракона - Владилен Машковцев

Ежов достал из ящика стола пузырек с репейным маслом, накапал на ладонь, смазал волосы, тщательно причесался — с прямым пробором. Надо было каким-то образом нейтрализовать Коробова, смягчить его. На прием к Хозяину он явится через три часа. Можно с ним встретиться как бы случайно, поговорить по-дружески, душевно.

И Коробов столкнулся с Ежовым возле приемной Сталина.

— Здравствуйте, Павел Иванович, рад вас видеть, — крепко и улыбчиво пожал Ежов руку директора магнитогорского завода.

— Здравствуйте, — холодно ответил Коробов.

— Как у вас дела, Павел Иванович? Зашли бы ко мне, поговорили. Мне посоветоваться с вами необходимо.

— По какому вопросу?

— Вопросов много. У нас диапазон интереса широк. Экономика, промышленность тоже в поле нашего зрения. А завод ваш перестал расти, сбои. Захромал металлургический гигант. Конечно, главная причина — в сокращении капиталовложений. Но есть ведь и другие причины, наверно. Я вот информацию имею, чутье мне подсказывает, что ваше местное НКВД перегибает палку, вырубает у вас лучшие кадры, специалистов. Враги народа пробираются и в НКВД, и в прокуратуру.

— С этим полностью согласен, — потеплел Коробов.

— А как вы относитесь, Павел Иванович, к вашему прокурору Соронину, к начальнику НКВД Придорогину? У меня лично ощущение, что они вредители.

— Хуже вредителей.

— Почему же вы не сигнализировали, Павел Иванович? Мы ведь на вас надеялись. В Магнитке вы — хозяин!

— Я обращался к Меркулову, к Вышинскому.

—А обо мне забыли, Павел Иванович. Я бы помог вам сразу. Для меня ваше слово повыше мнения Вышинского. Давайте дружить. А с Придорогиным и Сорониным мы разберемся. Уничтожим их, как бешеных собак.

Коробов зашел в кабинет Сталина, не зная, о чем говорить. Претензии к Ежову отпали сами собой. Остался один вопрос: о капиталовложениях.

Цветь двадцатая

В любом столетии, при любой тирании — много счастливых из люда простого. В первомайской колонне не было хмурых лиц. В мире улыбок, цветов, знамен, лозунгов и надежд единились люди по своей мере радостные и счастливые. Кто-то получил квартиру и справил новоселье. Металлурги и строители только что продырявили орденоносно лацканы своих пиджаков. После отмены карточек можно было купить и хлеб, и сахар, и масло. Рождались здоровые и крикливые детишки. В одной из колонн дед ликовал, ибо вчера только выбросил развалюхи-чуни, приобрел сапоги. Женщины зацвели: в канун праздника ситцем и сатином забогатели. Молодежь от весны искрилась. Площадь заводоуправления торжествовала трибуной кумачовой. На трибуне возвышались — директор завода Коробов, секретари горкома партии, глава строителей Гуревич, сталевар Грязнов, прокурор Соронин, начальник НКВД Придорогин. И все кричали неистово, от всего сердца:

— Ура! Да здравствует товарищ Сталин!

Но по этой же жизни протекала черная река, на которую никто не хотел смотреть. И кто попадал в нее, тот исчезал или погибал в мучениях. Через две недели после первомайской демонстрации в мартеновском цехе состоялось комсомольское собрание, на котором обсуждалось персональное дело Лены Коровиной. Комсорг Максим Оськин вел собрание плохо, выступил сумбурно. Слово взял присутствующий на собрании член горкома комсомола Михаил Разенков:

— Товарищи комсомольцы! Весь советский народ объединился под знаменем Ленина, под руководством партии и великого вождя товарища Сталина. Но мы должны быть бдительными. С победой социализма классовая борьба обостряется. В наши пролетарские ряды проникают вредители и враги народа. Взять к примеру ваш коллектив. Проглядели вы, товарищи. Молодой сталевар Коровин, которого вы рекомендовали в партию, оказался убийцей, злейшим врагом советской власти. А его молодая жена, гражданка Коровина, до сих пор у вас числится в комсомоле. Но какая же она комсомолка? От мужа-врага она не отреклась, на первомайскую демонстрацию не пошла. Так сказать, проигнорировала международную рабочую солидарность. Имеет ли Коровина моральное право находиться в героических рядах ленинского комсомола? Не имеет она такого права!

На собрании присутствовали Марина Олимпова и Партина Ухватова. Комсомольцы явно жалели Ленку Коровину, молчали, не знали, что сказать. Положение спас Разенков:

— Предлагаю прекратить обсуждение. И поставить вопрос на голосование. Мы единогласно исключим гадюку из своих рядов.

Партина Ухватова бросила реплику:

— Если бы моего мужа арестовали, я бы пришла в НКВД, попросила наган и без малейшего сожаления расстреляла врага народа.

— Потому у тебя мужа и нет! — хохотнул какой-то несознательный комсомолец.

Марина Олимпова обращалась к собранию:

— Товарищи! Выступайте активнее. Мне материал надо делать для радио.

— Промеж прочим, товарищ Олимпова, ваш муж Гейнеман тоже арестован недавно, — опять выкрикнул кто-то.

Партина Ухватова постучала карандашом по графину:

— Не возводите клевету, товарищи. Марина давно почувствовала в своем супруге потенциального врага народа. Она выгнала его из квартиры. И написала заявление в НКВД, прокуратуру. В сущности, Марина и разоблачила замаскированного изменника родины. Всем нам надо брать пример с Мариши Олимповой.

Лену Коровину исключили из комсомола почти единогласно: при трех воздержавшихся. В числе тех, кто не поднимал руку за исключение, был и комсорг Оськин. Он сделал вид, будто что-то читает, записывает. Разенков внес еще одно предложение: ходатайствовать перед администрацией об увольнении с работы лаборантки Коровиной.

— Может быть, мы попросим перевести Лену в уборщицы, понизим ее в должности, — неуверенно произнес Оськин.

— Жене врага народа нельзя доверить и метлу! — жестко воспротивилась Партина Ухватова.

Удары судьбы обрушивались на Лену со всех сторон. Ее исключили и с вечернего факультета в институте. Студенты сначала пытались защитить Леночку, но после выступления Лещинской смолкли. Лещинская вскрыла вражескую суть однокурсницы:

— Кого вы защищаете, товарищи комсомольцы? Коровина — антисемитка! Она меня обозвала жидовкой, при свидетелях! А евреи дали миру Маркса, Эйнштейна, Ленина.

— Разве Ленин из евреев? — глупо спросила Лена.

— Не будем обсуждать этот вопрос, — навела порядок преподаватель Жулешкова. — Давайте говорить по существу. Коровина, безусловно, с душком.

— Все вы пресмыкающиеся, ящеры! — вспыхнула гневом Лена.

— Вот и слетела с нее маска! — визгнула Лещинская. В деканате разговор был коротким:

— Возьмите свои документы. И больше здесь не появляйтесь.

Лена дерзила:

— Этот институт — вовсе не институт, а инкубатор по выпуску подлецов, идеологических инвалидов и негодяев от патриотизма!

Жулешкова хрустнула пальцами:

— Еще вчера вы имели другое мнение. Бедная страна, где люди меняют свои взгляды, как носовые платки. Я не разделяю ваших воззрений и абсолютно не приемлю вашей морали.

Из квартиры Лену Коровину и Эмму Беккер выселяли в один день. После ареста мужа — Виктора Калмыкова — Эмма не падала духом, не паниковала:

— Виктора освободят. Он же у меня патриот. Произошла какая-то ошибка. Да и твой Гришка — горлан, коммунист. Все хорошо будет, Леночка.

Квартиры Коровиных и Калмыковых были в одном подъезде, на одном этаже. Выселяли их днем, не таясь. Матафонов вытолкнул Эмму в кухонном халатике:

— Пшла, жидовка! Не пузыри гляделками. Все твое имущество конфисковано. Дуй, пока не пнул под зад.

И Лену выгнали в одном платье, не позволили взять даже полушалок и поношенное демисезонное пальтишко, ключи от квартиры отобрали.

— А куда мне пойти? — заикалась Лена, обращаясь к сержанту.

— Нас энто, милая, не касается, — беззлобно ответил Матафонов. — Скажи слава богу, што тебя самуе не загребли.

Сержант отдал Леночке только куклу. Не понравилась она Матафонову. Большая деревянная кукла.

— Ты, гляжу, затежелелая. Кукла тебе пригодится, возьми. А все другое отдать — нету у меня прав.

Куклу вырезал из березового полена Григорий. Руки и ноги у нее были укреплены подвижными шарнирами, которые управлялись хитроумным пружинным механизмом. Полешко Гриша внутри высверлил, там скрывалась машина из часовых шестеренок, пружин и рычагов. Кукла по росту — выше табурета. Она при заводе ключом ходила, опираясь на трость, подволакивая по очереди то одну, то другую ногу. У куклы открывался и закрывался рот, моргали глаза, поворачивалась голова, украшенная шляпой-цилиндром. Кукла напоминала Трубочиста, была похожа на него. Но именно к этому и стремился Коровин, когда вырезал куклу, раскрашивал ее, шил для нее одежду и обувку.

Леночке очень нравилась эта кукла, и когда Гриша бывал на работе, она заводила деревянного Трубочиста, любовалась и даже разговаривала с ним. С Ильей Бродягиным, живым Трубочистом, Коровины дружбу не водили. Лена вообще не знала его. Да и Гриша встречался с ним всего три-четыре раза, на сеансах — в мастерской у Мухиной. Трудно сказать, почему Коровин вырезал из березового полешка именно Трубочиста, а не какую-нибудь другую фигуру. Может быть, он просто казался забавным. А возможно, действовали силы иррациональные.