Здравствуй, Гр-р! - Татьяна Стекольникова

Маман нас оставила, чтобы примкнуть к группе солидных матрон, а мы двинулись в самую гущу веселящейся толпы — наверное, человек пятьдесят. От разнообразия нарядов голова шла кругом. Вдоль дальней стены зала стояли столы с закусками. Спиртное разносили люди в ливреях. Народ без суеты угощался. Но по всему видно, что угощенье — совсем не главное в этой тусовке. Полина изъявила желание подойти к "буфету", мы благополучно пересекли зал и остановились у длинного стола — икра, балык, какое-то заливное. Я уж точно сюда не есть пришла, поэтому повернулась спиной к Полине и стала обозревать зал. Возвышение — сцена. Даже занавес имеется. Так, посмотрим, что там, в программке… Концерт (пение, мелодекламация, факир). Лотерея. Почта. Полина жует, поэтому обращаюсь к Шпинделю:

— Антон, а что такое "Почта"? Тут написано, что работает без перерыва…

Мне вовсе не хотелось разговаривать с адвокатом, но деваться было некуда. Зато Шпиндель, мне показалось, даже обрадовался:

— Гимназисты по залу бегают, с крылышками за спиной… Это почтальоны… Захотите кому-нибудь написать, подзовите такого гимназиста — у них есть бумага и карандаши. Напишите записку, укажите номер адресата и свой — для ответа. Гимназист отнесет записку…

Не прошло и трех минут, как мальчишка лет тринадцати принес мне, номеру 55, первое письмо. Написано оно было по-французски, и я дала его Антону, чтобы он перевел. Хотя не факт, что Шпиндель скажет мне правду… Адвокат прочитал записочку и сообщил, что номер 23 испрашивает моего согласия на тур вальса. Буду ли я отвечать? Я спросила, обязательно ли это. Нет. Ну и обойдется… Надо сначала посмотреть, кто скрывается под номером 23…

Следующие пятнадцать минут показали, что у здешних молодых людей какие-то однообразные желания — еще девятеро мечтали со мной танцевать. Я не ответила никому. Полина завидовала — она не получила ни одной записки. Мальчишки-почтальоны рысью носились по залу — видимо, подобная переписка была в 1909 году источником получения адреналина и жутко щекотала нервы.

Мы фланировали по залу. Время от времени Шпиндель называл кого-нибудь из встреченных, с которыми следовало раскланяться. От меня не требовалось ничего говорить — только улыбаться. Начался концерт — сплошная самодеятельность. Дочь хозяев спела романс (незнакомый) под собственный аккомпанемент. Две дамы (у рояля — юноша в студенческой курточке), подвывая, чтобы перекричать рояль, дуэтом прочли стих Некрасова о бурлаках. Факир изрыгал настоящее пламя, превращал воду в вино и отгадывал мысли. Я нажала на свою синюю кнопку — ничего подобного, подстава. Потом начались танцы под рояль — играл все тот же студентик. Почта не прекращала работу. Очередная записка заставила меня схватиться за Шпинделя — мало приятного за него хвататься, но иначе я бы рухнула на пол, как бревно, в своем несгибаемом корсете:

"Анна Федоровна! Окажите мне честь быть представленным Вам. Иван Павлович Закревский. N61"

Я спросила адвоката, знает ли он, кто такой Закревский.

— Конечно, знаю. На юридическом факультете мы учились вместе — я, Сурмин и Закревский. Закревский, правда, старше нас с Арсением. Сенат назначил Закревского губернатором Энской губернии, это в Сибири. Вот, собирается отбывать… Он и Сурмина туда берет — вице-губернатором, да я уж вам говорил, что Сурмин уезжает… Сурмин давно искал повод увезти жену из Петербурга — надеется, перемена впечатлений будет ей на пользу.

Я ухватила пробегавшего мимо почтальона за крыло, потребовала у него бумагу и карандаш и написала номеру 61 одно слово — ДА. Печатными буквами. Не стала писать больше, а то насажаю ошибок, и человек подумает, что Анна малограмотная. Кроме того, могут возникнуть нежелательные вопросы, если Закревскому придет в голову сравнить мои каракули с почерком Анны. Надеюсь, он поймет, что значит ДА.

Закревский оказался возле нас через две минуты после того, как я вручила ответ почтальону, — из чего я заключила, что за мной велась слежка.

Высокий, с военной выправкой мужчина, одетый в штатское, улыбаясь, смотрел на меня. Лет тридцати пяти. Открытое лицо. Усы. Темноволосый. Держится с достоинством, уверен в себе.

— Антон, представь меня дамам… — приятный баритон.

И прадедушки завели шарманку с расшаркиваниями и ничего не значащими словами…

Когда условности были соблюдены, Шпиндель нагло заявил, что если у Закревского нет сейчас дамы, то ею могу стать я.

— Я буду счастлив, если Анна Федоровна не возражает…

Анна Федоровна не возражала, и Шпиндель, слегка подталкивая свою нареченную, чтоб шла быстрее, затерялся в толпе.

— Вы сговорились? — спросила я.

Закревский в энный раз поцеловал мне руку и рассмеялся. Если моя прабабка не дура, она выйдет за Закревского — у него смех честного человека, который не умеет притворяться. И получается, она не дура, если подписывала свои картины "А.Ф.З."

— Анна Федоровна, позвольте, я объясню… Я здесь для того, чтобы просить вас стать моей женой…

Я ожидала чего-то подобного — но не посреди толпы! Догадался бы хоть к стенке меня прислонить… Теперь-то я понимаю, почему тамошние дамы без конца в обморок падали — дышать в этих корсетах невозможно, а если еще волнение — вообще кранты… Голова у меня в очередной раз пошла кругом…

Видимо, Закревский что-то такое почувствовал и, поддерживая меня под локоть и даже слегка касаясь талии, проводил в уголок зала, где стоял отгороженный пальмами диванчик. Следующие полчаса мой прадедушка объяснялся в любви моей прабабушке. Я все слышала и видела. Наверное, я единственная на Земле, побывавшая в такой ситуации. Закревский говорил спокойно — как человек, который давно все для себя решил:

— Я понимаю, это звучит, по меньшей мере, странно: вы видите меня впервые и, возможно, даже не слыхали обо мне. Но я о вас слышал часто и много — от Шпинделя, а в последнее время — от Сурмина. Так вышло, что я не был женат, мое сердце долго оставалось свободным, и когда я вас увидел, я понял, что не хочу другой жены, кроме вас. Последние две недели я, можно сказать, ходил за вами по пятам, не решаясь подойти, и вы нравились мне все больше и больше. Я понял, что вы станете именно такой женой, которая мне нужна, — другом и помощником. В Энске, где я должен быть через месяц, достраивают дом для моей семьи, а семьи и нет. Выходите за меня, я сделаю все, чтобы вы меня полюбили, чтобы вы были со мной счастливы… Хотите, с нами поедет ваша матушка, сестра, даже ваша престарелая тетка — места всем хватит, дом большой…

— А вас не пугает перспектива жениться на девице с прошлым? Раз вы друзья со Шпинделем, он, наверное, рассказывал о своих видах на меня? До Энска могут дойти слухи о той истории, которая случилась в нашем доме, — вы о ней наверняка знаете? И что мною занимались доктора, и не все в порядке с моей психикой? Вот память подводит…