Сквозь время - Олеся Шеллина

велел сделать Пушечный двор на манер Московского. Пушки — это в любые времена хорошо, а еще лучше, если они находятся в твоем распоряжении. К тому же, мне и делать-то практически ничего не пришлось, со мной прибыл в Тверь мастер, и два подмастерья. И были также три бракованные исковерканные пушки, которые можно было использовать в качестве учебного материала для других мастеров, которых Аристотелю Фьорованти необходимо будет обучить. Это входило в его обязанности, и он с ними согласился, когда приехал в Москву в поисках признания.

Следом за мной из избы вышел крепкий мужик, вытирающий большие натруженные ладони холщовой тряпицей.

— Ну что, Захар, не зря согласился поучиться у мастера Фьорованти и кузню свою для такого дела отдать? — спросил я его, поглядывая в сторону ворот, возле которых образовалась какая-то суета. Ворота были от бывшей кузни, стоящей на пригорке не так далеко от Кремля, хоть и далековато, но больно на месте удобном изба стояла, и от нее много куда можно было в Твери посмотреть.

— Не, княже, — Захар покачал головой и поскреб подбородок. Борода его была вопреки представлениям короткая, ухоженная, явно предмет особой гордости кузнеца. — Давно я хотел научиться пушки лить, да только решиться никак не мог, чтобы хотя бы в Москву податься, а тут вы прибыли. Ладно, пойду скоро металл до нужного каления дойдет.

Ну что тут сказать, очень интересный экземпляр этот Захар. Когда услыхал, что я ищу подходящую избу для того, чтобы пушки делать, сам пришел и свою предложил. Мечта это его, значит, была. Ну в жизни и не такое случается. У ворот явно что-то происходило, и я направился к Сивке, который ждал меня неподалеку. Компанию ему составляли Волков и Милославский, которые вроде бы закорешились. Во всяком случае, практически всегда я видел их рядом с собой, и практически всегда они были вместе. Таким вот нехитрым способом Милославский занял пустующее место рынды рядом со мной. Собственно, я и не спорил. Все равно одному куда-то ходить или ездить было неуютно, да и то чувство фатального одиночества отступало, заставляя думать, что я все-таки не один и у меня есть даже друзья.

— Что там творится? — вскочив на коня, я привстал на стременах и приставил руку козырьком ко лбу, глядя в сторону городских ворот.

— Да вон гонец от ворот бежит, — указал на действительно несущегося в нашу сторону со всех ног парня. — Скоро узнаем, — и Васька улыбнулся своей беззаботной улыбкой бывалого раздолбая.

Парень подбежал и остановился напротив меня. Я даже не подумал о том, чтобы спешиться, глядя на него с высоты коня. Он поклонился в пояс, но, скорее сделал это для того, чтобы дух перевести, чем для того, чтобы выразить таким образом свое почтение.

— Великий князь, там, это…  отряд показался. Быстро идут со стороны Москвы, — я кивнул и повернулся к Милославскому.

— Разве же гонец уже мог прибыть? — я нахмурился, пытаясь подсчитать, сколько понадобилось бы времени Кошкину-Захарьину, чтобы прибыть в Москву, доложить новости Ивану третьему, а тому принять какое-то решение и отправить гонцов с ответом.

— Ежели о двуконях шли, то может и гонцы с ответом, — Волков считал быстрее, чем мы с Милославским, задумчиво крутя ус.

— Ну тогда поедем узнаем, что там за гости к нам пожаловали, — я еще не был Тверским князем и вполне мог позволить себе вот так вот доехать до ворот, чтобы лично встретить гонцов, и узнать новости из первых рук.

Когда мы подъехали к воротам, в них уже въезжал небольшой отряд их десяти человек под знаменем Московского князя. В ехавшем впереди боярине я узнал Василия Фёдоровича Образца Добрынского-Симского одного из самых доверенных лиц Великого князя Московского, воеводу и боярина, который прославился больше не как боярин, а как усмиритель ненадежных личностей, вроде того же Лыко-Оболенского, который ушел от Ивана к его брату Великому князю Волоцкому Борису. Весьма мутная история там вышла. Вроде бы при аресте и доставке Лыко-Оболенского Образец не брезговал ничем, и это привело в итоге к полному и окончательному рассплевыванию между братьями. И этого человека Иван третий прислал ко мне сообщить о своем решении? Ну-ну, посмотрим, чем это может закончиться.

Несмотря на вроде бы благоприятные условия, которые создались вокруг меня, даже если отбросить тот факт, что в Тверь я вошел на год раньше положенного, под ложечкой заныло от неприятных предчувствий.

— Здравствуй, Великий князь, — Образец, скотина, склонил голову в приветствии, даже не удосужившись сделать вид, что спешиться хочет перед князем. — Весть тебе я от отца твоего Великого князя Московского Ивана Васильевича привез. Рад он безмерно, что Тверь теперь под рукою твоею, и благословляет тебя на княжение в ней, как в княжестве удельном. — Я слегка дернулся. Почему удельном? Почему не в Великом княжестве? Но тут же принялся себя успокаивать, что это правильное решение, Русь надо соединять, как паззл складывая из всех разрозненных княжеств, которые в своей полнейшей автономии, практически являясь республиками наподобие тех же итальянских, творили, что им заблагорассудиться. Так что, Ваня, не дергайся, ты знал, что так оно и будет.

— Полагаю, что не все эти вести? — я слегка наклонил голову, показывая, что принимаю позицию отца в этом вопросе.

— Нет, не все, — Образец покачал головой, оглаживая свою кудлатую бороду.

— Тогда поедем в Кремль, боярин. Там и передашь мне все вести от Великого князя Московского.

К Кремлю ехали молча, лишь когда подъехали достаточно близко, Образец крякнул и повернулся ко мне.

— Надо бы тебе палаты каменные возвести, княже, все лучше будет, да и Великую княгиню Елену, жену свою порадуешь. На такое дело Великий князь Московский даже Аристотеля своего у тебя обратно не требует.

— Я подумаю, нужны ли мне сейчас каменные палаты, или же мастерство Аристотеля на другие дела пустить надобно, — процедил я, не глядя на Образца. Сивка чувствовал мое настроение и нервничал, мне приходилось его сдерживать, часто натягивая поводья.

— Подумай, княже, подумай. Я-то вот в Москве уже себе дом белокаменный заложил, твой отец Великий князь мне позволил каменные палаты поставить.

— Ты даже не представляешь, как же я рад за тебя, — пробормотал я себе под нос, а вслух добавил. — Надеюсь, что оправдаешь ты доверие Великого князя Московского, боярин.