Ультиматум крупного калибра - Александр Александрович Тамоников

Обездвижив своих противников, Еремин и Терко внимательно оглядели толпу – не спешит ли кто на помощь своим поверженным коллегам. Но никто из толпы не пробивался к трибуне. Похоже, в толпе вообще никто ничего не понял – настолько неожиданно и стремительно все произошло.

Не понял ничего и Вальтер Ульбрихт. Он лишь умолк на полуслове и больше удивленно, чем испуганно оглянулся. К нему уже спешили Клаус и Моника. Моника что-то энергично, размахивая руками, стала объяснять Ульбрихту. Тот вначале смотрел на нее с удивлением, затем – с недоумением, после этого попытался что-то возразить… На помощь Монике пришел Клаус. Похоже, вдвоем они убедили Вальтера Ульбрихта, потому что на его лице стали читаться уже совсем иные чувства.

– Что, осознал свою оплошность ваш вождь? – с улыбкой спросил Терко у Клауса.

– В общем и целом – да, – ответил Клаус. – Но что же теперь делать?

– Скажи вождю, что он немедленно должен вернуться к себе в кабинет, – ответил Еремин. – Никаких переговоров с американцами! Пускай свяжется с советским командованием! Думаю, он и без нас знает, что ему делать. А пока – пускай успокоит народ. Видишь, люди волнуются!

Клаус перевел слова Еремина. Ульбрихт кивнул, обернулся к толпе и поднял руку. Шум умолк. Ульбрихт, помедлив, стал что-то говорить по-немецки. Вначале люди слушали молча, затем то тут, то там стали раздаваться возгласы. Ульбрихт растерянно взглянул на Клауса, а заодно и на Терко с Ереминым.

– Скажи им сам, – сказал Еремин, обращаясь к Клаусу.

Клаус так же, как только что и Ульбрихт, повернулся к людям и поднял руку. Говорил он недолго, но видимо, это были правильные и доходчивые слова, потому что ропот в толпе стал постепенно стихать. Больше того, люди стали постепенно расходиться.

– Вот и ладно, – сказал Еремин.

– А теперь – пускай он едет? – кивнул Клаус в сторону Вальтера Ульбрихта.

– Э, нет! – запротестовал Терко. – Как это так – едет? Вначале проверим его машину! Мало ли что… Уве, скажи своим, пусть покараулят этих беспамятных ребят. Скоро они должны прийти в себя и, я думаю, начнут ругаться. Так вот пускай они их успокоят. А ты – помоги нам с машиной. Клаус и Моника – переведите все это товарищу Ульбрихту. Пускай он немного подождет…

Машина Вальтера Ульбрихта находилась неподалеку. За рулем сидел испуганный шофер. Он явно не понимал, что происходит, но свой пост не покидал. Личный водитель таких важных лиц, как Вальтер Ульбрихт, не имел права покидать машину, он постоянно должен был находиться за рулем. Так гласила инструкция, и это была правильная инструкция.

– Этот – немец! – проворчал Терко. – Был бы американцем, давно уже сбежал бы вместе с машиной, когда мы повязали его подельников… Но все равно, Уве, побеседуй с ним.

Первым делом Уве обыскал водителя и забрал у него пистолет. Пистолет был советского производства.

– Я же говорю – немец, – констатировал Терко. – Интересно, отчего они не поменяли водителя? Водитель – это ведь первейшее дело! Непонятно…

Уве тем временем затеял разговор с шофером. Он задавал ему короткие, резкие вопросы и выслушивал такие же короткие ответы.

– Он – немец, – сказал Уве, взглянув на Терко и Еремина. – А тех телохранителей, которых мы вывели из строя, он сегодня увидел в первый раз. Они ему объяснили, что теперь они должны охранять Ульбрихта. Такое, мол, распоряжение сверху.

– Понятно, – сказал Еремин. – Простая одноразовая схема: сделали ребята свое дело и исчезли. Непонятно только одно: что же, Ульбрихт не обратил внимания, что его охрана вдруг поменялась? Не насторожился?

Уве задал короткий вопрос водителю. Водитель ответил – на этот раз длинно и, похоже, подробно.

– Он говорит, – перевел Уве, – что товарищ Ульбрихт никогда не обращал внимания на своих телохранителей. Для него они все на одно лицо.

– Вот этим-то американцы и воспользовались! – хмыкнул Терко. – Изучили, так сказать, повадки и привычки клиента. Ну, а шоферу, я так думаю, очень сильно повезло. Если бы этим американским ребятам удалось похитить дорогого товарища Ульбрихта, то водителя они просто бы ликвидировали. Зачем им свидетель? Уве, это ты ему не переводи. Это я сказал так, между своими. Ну-ка, забери у него документы и пускай топает. Без документов куда он денется?

– А кто же отвезет Ульбрихта? – спросил Уве.

– Ты и отвезешь, – пояснил Еремин. – И кто-то еще из твоих парней. И будете находиться при нем неотлучно, пока не закончится вся эта круговерть. Задача ясна?

– А другие мои люди? – спросил Уве.

– Они пока побудут с нами, – сказал Терко. – Как-никак у нас на руках шестеро американских спецназовцев. Ребята здоровенные и злые! А вдруг развяжутся и начнут драться? Вдвоем, пожалуй, мы с ними не справимся.

– Понятно, – кивнул Уве.

– Ну, а если понятно, давай осматривать машину, – сказал Терко. – Очень даже не исключено, что милые американские мальчики сунули в нее сюрпризик. Так что – поищем.

Осматривать машину на предмет «сюрпризика» – дело тонкое. Это, можно сказать, целое искусство, которым советские спецназовцы Еремин и Терко владели на высшем уровне. Не отставал от них в этом смысле и Уве.

– Ну, я же говорил! – вскоре воскликнул Терко. – Ну не могут наши американские друзья без презентов! Ах, стервецы, ах, ковбои! Гляньте – самая настоящая мина! Дистанционного действия! Нажал на кнопочку откуда-нибудь издалека – и бабах! И – нет ни машины, ни бедолаги шофера, ни, может такое быть, и самого товарища Ульбрихта! Ну, ковбои!..

Обезвреживать заложенную мину – это, опять же, самое настоящее искусство, причем тончайшего филигранного качества. Не сказать про Еремина, а вот Терко был в этом деле большим мастером. Да и то сказать – всю войну прошел сапером. А война – это такая школа, которая чему хочешь научит. Терко она научила обращаться с минами.

– Система, конечно, нам знакомая, – в раздумье проговорил Терко. – Сейчас мы ее попробуем обезвредить… Но все равно, братцы, а не отошли бы вы куда-нибудь подальше. На всякий случай… Вот так. Еще дальше! И еще на десять шагов! Да проследите, чтобы никто сюда сдуру не сунулся! А мы сейчас с этой красавицей нежно пообнимаемся…

– Ну, что ты так напрягся? – с улыбкой спросил Еремин, глядя