Фрактальный принц - Ханну Райяниеми

ведут их на галерею у самой вершины Осколка Угарте. Стены дворца совершенно голые и выкрашены в белый цвет. Без атар-очков Таваддуд различает лишь проблески невидимых элементов: все поверхности покрыты сложными схемами и геометрическими фигурами. Из широкого окна открывается вид на ночной Сирр, над которым полыхает золотое пламя Базы Соборности. Таваддуд пристально смотрит на неё, пока не начинает казаться, будто башня вот-вот рухнет, а с ней рухнет и весь её мир.

– Моему отцу известно, что мы здесь, – говорит она. – Он уничтожит тебя.

– Дорогая Таваддуд, – отвечает Абу Нувас, – может, ты и способна обмануть своих клиентов-джиннов, но я вижу тебя насквозь. – Он постукивает пальцем по латунному глазу. – В буквальном смысле.

Абу поворачивает ружьё в сторону Сумангуру.

– Думаю, тебе полезно будет узнать, что это вовсе не Сумангуру Бирюзовой Ветви. Под его ужасной личиной скрывается вор и обманщик по имени Жан ле Фламбер.

Таваддуд переводит взгляд на Сумангуру. Под его шрамами теперь проступает другое лицо, когда-то мелькнувшее перед ней на мгновение: яркие глаза, сардоническая усмешка.

Он пожимает плечами.

– Виновен по всем статьям.

– Что же нам с тобой делать? Впрочем, это неважно. Здесь, по соседству с пустыней дикого кода, нередки несчастные случаи. И у нас ещё есть время, чтобы это обсудить. Устраивайтесь, пожалуйста, поудобнее. Мы подождем ещё кое-кого.

Он взмахивает рукой – и в воздухе появляются прозрачные кресла из фоглетов. Абу опускается в одно из них и закидывает ногу на ногу. Таваддуд с опаской садится в другое, повернувшись лицом к торговцу гоголами.

– Почему? – спрашивает она.

– Я тебе говорил. Месть. Потому что я ненавижу это место. Потому что Алайль и её друзья так со мной поступили. Она использовала меня, чтобы отыскать аль-Джанна Пушки, а потом бросила в пустыне умирать. Я сообщил ей имя, открывающее рай, а она отняла его у меня.

Он сжимает кулак, в котором держит мыслекапсулу.

– Что ж, я выжил. Я вернулся. И сразу обратился в загрузочный храм, но сянь-ку не смогли исправить то, что она сделала, они не в силах смыть с меня пустыню, пока не завладеют Землёй. Я нашел способ служить им. И они были добрее, чем Алайль, и намного честнее.

Но дело не только во мне, Таваддуд. Ты и сама многое видела. Сирр прогнил насквозь: он порождает монстров и питается душами. Мы прозябаем в грязи, а другие обитатели Системы строят алмазные замки и живут вечно. Неужели твой любимый Бану Сасан не заслуживает лучшего?

Всё не так, думает Таваддуд, вспоминая слова Аксолотля. Но ничего не говорит вслух.

– Аккорды не играют особой роли. Они были удобны Соборности, не более того. Когда-то Аун сжёг их, но теперь они снова готовы. Как ты думаешь, с какой целью построен Ковш? Когда твой приятель, – он подбрасывает в воздух мыслекапсулу и снова ловит её, – скажет мне то, что я хочу узнать, сянь-ку больше не станут медлить. Земля пройдёт перезагрузку, а я получу свою награду. Я обрету целостность. – Он грустно улыбается. – Извини, но не могу сказать, что сожалею.

Говори им то, что они хотят услышать.

– Ты никогда не станешь прежним, – заявляет Таваддуд. – То, что у тебя отняли, невозможно вернуть. Но ты можешь заменить это чем-нибудь другим. Поверь, я это знаю. Без Аксолотля я была опустошённой и растерянной. Но потом встретила тебя.

Абу смотрит на неё сверкающим человеческим глазом, его губы сжимаются в тонкую линию. А затем он начинает смеяться.

– Я чуть было не поверил тебе. Ты затронула струны, которые мне казались давно оборванными. – Он качает головой. – Но ты всего лишь использовала меня в игре со своим отцом. Похититель тел правильно назвал тебя шлюхой Аксолотля. Как ты думаешь, почему я тобой заинтересовался? Потому что тебя все так называют. Когда он от меня ускользнул, ты осталась единственной ниточкой к нему. Его слабость. И не смотри так грустно. Мы оба получили то, что хотели. Но хватит об этом. Я уверен, мой гость уже здесь.

Дверь открывается, и входит сянь-ку в чёрной форме Соборности. Она коротко кивает Сумангуру:

– Господин Сумангуру. Или я должна сказать Жан ле Фламбер? Прошу прощения за небольшое опоздание. Моя ветвь гордится своей пунктуальностью.

Я вижу, как Абу Нувас передает сянь-ку мыслекапсулу. Таваддуд бледна как смерть и дрожит.

Бедная девочка. Я как-нибудь улажу это дело. Обещаю.

Только вот самое худшее ещё впереди.

– Ле Фламбер, мы должны поблагодарить тебя за то, что обратил наше внимание на существование изначального гогола Чена, – говорит сянь-ку. – Это поможет удержать его от враждебных действий, когда мы выступим против нашей сестры, которая, как мне кажется, и является твоим нанимателем. Я не ошибаюсь? Быть может, нам тоже могли бы пригодиться твои способности.

Я прикидываю возможные варианты. Внутренний голос нашёптывает, что чрезмерная преданность Жозефине – не лучший выход. Но есть ещё Миели и мой долг по отношению к ней. Кроме того, я сомневаюсь, что сянь-ку в состоянии справиться с замками в моей голове.

– Я подумаю над этим, – отвечаю я.

Таваддуд изумлённо таращит глаза.

– Только теперь мы можем действовать открыто: обладание гоголом для нас важнее, чем отношения с Сирром. Как только мы покончим с нашей сестрой – при помощи наших братьев василевов, – мы вернёмся. И тогда уже не будет необходимости плясать под дудку торговцев гоголами. Мы возродим жизнь на Земле.

– Истребив её окончательно, – добавляю я.

– Это голос плоти. Возможно, именно это придаёт тебе привлекательности в глазах нашей сестры. Каким будет твой ответ? Ты согласен служить нам? Если ответ отрицательный, ты нам больше не нужен.

– Как же вы собираетесь меня поймать?

Я улыбаюсь, помня о своём пути к отступлению.

– О, мы не собираемся тебя ловить. Мы учёные. Но так уж вышло, что наш брат Инженер создал гогола специально для этой цели. В данный момент он уже направляется сюда. Кажется, его называют Охотником. Саша всегда имел склонность к драматическим эффектам.

Проклятье.

Абу Нувас покачивает в руке ружьё.

– Можно мы им займёмся? Мои солдаты готовы.

Джинн Рамзан неутомимо колышется рядом с ним.

– Конечно, – соглашается сянь-ку.

Она поднимает мыслекапсулу в своих тонких пальчиках.

Никакой показухи, вроде того, что я устроил в вольере для птиц. Кроме того, тогда я блефовал, чтобы подтолкнуть Таваддуд к сплетению с птицей, а здесь всё по-настоящему.

– Что вы с ним сделаете? – шепчет Таваддуд.

– Хирургия мышления, – сквозь сжатые зубы говорю я. – Они намерены пытать его, чтобы вырвать из мозга Тайное Имя, не так ли?

– Это неприятно, но неизбежно, – произносит сянь-ку, и её широкое лицо омрачает печаль. – Как и многое другое.

Я могу только представлять, что творится внутри. Тысячи копий Аксолотля подвергаются пыткам и уничтожению. Ощущение, слишком хорошо мне знакомое.

У Таваддуд вырывается крик. Она падает на пол, бьётся, рвёт на себе волосы.

Конечно. Она же всё чувствует через сплетение.

Абу Нувас удостаивает её мимолётным взглядом,