Легенда Лукоморья - Юлия Набокова

– И не стыдно тебе? Друзья у тебя какие! А ты коров воруешь!

– Снова здорово! Нужны мне твои коровы! – Я возмутилась и подозрительно прищурилась. – Может, ты их сам продаешь потихоньку?

– Я?! – ахнул Соловей. Да так искренне, что версия о его причастности к делу таинственного исчезновения коров сразу отпала.

– Вот и мне обидно, – поспешила успокоить его я, – что на меня ни с того ни с сего напраслину возводят. А почему ты так уверен, что вор – человек, а не пронырливый волк?

Соловей глянул на меня, как на полоумную.

– Я ж не овец пасу! И не курятник стерегу. Какому волку по зубам целая корова?

Я в смущении отвела глаза. Действительно, чего взять с городской девочки.

– Ну а видел его, вора-то?

– Кабы я его видел, уж не упустил бы! – Он погрозил увесистым кулаком.

– Рада была поболтать, да пора прощаться. – Я нетерпеливо взмахнула метлой. – Мне к бабушке пора. Скажи, где Замышляевка, да и пойду я.

– Замышляевка, говоришь? – загоготал Соловей. – Да до нее еще день пути!

Ну ступа! Куда ж ты нас забросила-то, злодейка?

– А поблизости здесь что?

– Ближайшее село наше, Большие Бобры.

Я приуныла. Такого пункта назначения в нашем маршрутном листе не значилось. Я еще раз помянула ступу недобрым словом. Ладно, надо сперва с пастухом распрощаться, а уже потом с котом обсудить, что дальше делать.

– И куда это ты собралась? – Соловей недобро сощурился. – Неужели думаешь, я тебя живой отпущу после того, как ты супротив моего свисту выстояла?

Глядя в осоловевшие глаза разбойника, я с ужасом поняла, что он не шутит.

– А не боишься с ведьмой сразиться? – попыталась застращать его я.

– Мне теперь все равно житья не будет, – с мрачной решимостью сказал тот. – Или я тебя одолею, или ты всем разболтаешь, что Соловей-де уже никуда не годится.

– Возьмешь грех на душу? – воззвала к совести я.

– У меня за душой и не такие грехи имеются, – ощерился он. И сейчас в нем уже не осталось ничего от того сонного сердитого пастуха, который с гомоном гнал отбившуюся от стада корову, с горечью перечислял имена пропавших буренок и пытался уличить меня в их воровстве. Словно маска спала – черты лица хищно заострились, в глазах засверкал блеск стали. На месте бесхитростного крестьянина стоял жестокий разбойник. Я с содроганием поняла, что, когда Соловей уверял, будто бы ему по плечу снести крыши с жилищ и свистом убить волка, он не шутил.

– А как же новая жизнь, добропорядочный пастух? – поддела я, крепче перехватывая метлу и готовясь при первом удобном случае пустить ее в дело. Говорят, в руках шаолиньских монахов любое подручное средство становится мощным оружием, будь то простое ведро, игла или даже листок бумаги. А у меня целая метла имеется, авось не пропаду!

Соловей криво ухмыльнулся и быстрее молнии бросился ко мне. Сильные ладони схватили воздух – за мгновение до этого я успела отскочить в сторону. Да еще и метлу ему под ноги подставила, так что он на землю свалился.

– Варфоломей, бежи-и-и-им! – заорала я, со всех сил припуская в сторону леса. Только бы до леса добраться, а там, надеюсь, Леший заступится: исхлещет разбойника еловыми ветками, запутает ноги дубовыми корнями, уведет ложной дорогой, а нас с котом спрячет.

Соловей, видя, что добыча улепетывает, засвистел. Солнце опять закрыла туча, трава вжалась в землю, лес заволновался, застонал. Мне эти спецэффекты по барабану, лишь бы до леса добраться. Но Варфоломей… Я обернулась набегу и резко затормозила. Кот ковриком распластался по земле, прижал уши и жалобно мяукал. А позади него, стремительно сокращая расстояние между нами, бежал Соловей-разбойник. Схватить кота на руки и скрыться в лесу я уже не успею. Значит, будем драться!

Я крепче перехватила метлу и опустила глаза, стараясь не смотреть в перекошенное от злости лицо разбойника. Как раз вовремя, чтобы заметить, как напряженно сжались кулаки, как метнулась вверх рука. Хрясь! Сильный кулак рассек воздух в сантиметре от моей щеки. Бум! Я успела отклониться, отскочила Соловью за спину и что было сил вдарила черенком метлы по спине. Соловей охнул, согнулся пополам и рухнул на землю. Но только для того, чтобы поднять с земли тяжелый булыжник и развернуться ко мне. Я попятилась. Разбойник с ухмылкой поигрывал камнем. Варфоломей успел оклематься и задиристо выкрикивал:

– А ну врежь ему! Это мы еще поглядим, кто кого!

Соловья разговорчивость кота, казалось, совсем не удивила. Он надвигался на меня, как кот на мышь. То лениво делая шаг, то рывком срываясь с места и останавливаясь в шаге от меня. Игра его забавляла. Казалось, он засиделся в пастухах и теперь упивается каждым мгновением схватки, с наслаждением вспоминает свои разбойничьи навыки.

Бешеными зигзагами мы бороздили поле, каждый миг пытаясь подловить друг друга, застать врасплох, усыпить бдительность, сбить с ног. Каждая секунда стекала мне за шиворот холодным потом и разгоралась пожаром в лихорадочно блестящих желтых глазах Соловья. Они гипнотизировали, как глаза змеи, убеждали в моей беспомощности, призывали смириться с поражением, сдаться победителю. Поэтому я старалась смотреть не в змеиные глаза и не на звериный оскал, а на неопрятную щетину, на бородавку на щеке, на выпирающий кадык, на масляное пятно на несвежей рубахе, которые убеждали меня в том, что мой враг – живой человек, а не безжалостная машина для убийства.

Прыжок, попытка уйти в сторону, вздох облегчения – получилось. Метла замедляла скорость, сковывала движения, саднила ладони, впиваясь занозами, но выпустить ее было равносильно поражению. Так у меня есть хоть какое-то орудие в руках. Жаль, что я не шаолиньский монах. Уж ему-то достаточно было бы метлой раз взмахнуть, чтобы заставить врага в ужасе улепетывать прочь. А что, если попробовать?

В следующий раз, когда рука с камнем прошила воздух в сантиметре от моей головы, я пригнулась и, выставив метлу черенком, сильно ткнула Соловья в живот. Тот заголосил и согнулся пополам. Но только затем, чтобы усыпить мою бдительность и, стремительно выбросив руку, вырвать у меня метлу.

Я отпрыгнула назад, споткнулась о камень и навзничь упала на землю, сильно ударившись головой. В глазах потемнело и уже не рассвело – мгновение спустя надо мной склонилась косматая голова Соловья.

– Попалась, голубка! – присвистнул он и пришпилил меня метлой к земле, как коллекционер – бабочку.

Ну же, в отчаянии молила я, ты же волшебная метла, из комплекта со ступой. Вырвись из его рук, ударь в грудь, сбей с ног, надавай тумаков, прогони прочь. Но метла, в отличие от ступы, собственным мнением не обладала и была послушной тому, в чьих руках оказалась. Извернувшись всем телом, я попробовала стряхнуть метлу, откатиться в сторону, но не тут-то было. Соловей, упиваясь моей беспомощностью, еще сильнее вдавил метлу мне в бок. Мой стон послужил для него сладостной музыкой, даже оскал приобрел подобие улыбки.