Крой тела - Файт Этцольд

На фоне черного экрана стали вырисовываться неясные серо-черные контуры.

Но Клара не могла понять, что это.

— Клара Видалис, — произнес низкий, искаженный голос, — я говорю с вами, вы слушаете меня. Теперь все кончено. — На пару секунд наступило молчание, потом снова зазвучала речь: — Некоторое время назад я убил мужчину, он умер в немыслимых муках.

«Кого он имеет в виду? Якоба Кюртена? Неужели он его пытал? Судебная медицина не нашла ничего, кроме разреза на шее, больше по такому трупу нельзя было установить».

— Вы сейчас задаетесь вопросом, почему я вам это рассказываю, ведь он — не исполнитель чужой воли, с которыми вы имеете дело в последнее время, — продолжал голос, словно угадывая мысли Клары. — Он не из тех, с кем вы успели познакомиться и кому выпала честь пожертвовать жизнью ради моего нового образа. — Он сделал паузу. — Как бы там ни было, но этот мужчина не имеет отношения к моей работе. Вернее, лишь косвенно.

«Значит, это не Якоб Кюртен или какой-то неизвестный труп, — подумала Клара. — Но к чему он клонит?»

— Я расскажу вам об этом человеке, — говорил голос дальше, — потому что он имеет отношение к нам обоим. Он имеет отношение к тому, почему я написал именно вам, почему выбрал вас для того, чтобы вы наблюдали за моей работой. Почему именно я выполнил то, чего вы не смогли сделать.

Клара прислушалась к искаженному голосу: «О чем он говорит? Что я не смогла, а он смог?»

Картинка на экране стала резче, но все равно нельзя было ничего разобрать. Это напоминало поверхность луны в сумеречном свете: кратеры, рубцы, черные провалы.

Сам черт не поймет, что убийца хотел показать ей.

Голос звучал дальше:

— Речь пойдет о двух вещах: с одной стороны, я покажу вам, что нас связывает. С другой — что вы не смогли сделать.

Клара напряженно всматривалась в экран, мысленно повторяя слова, произнесенные искаженным голосом.

— Мужчина, которого я убил, очень любил детей.

Клара вздрогнула, словно прикоснулась к проводу высокого напряжения. Тут же в ее памяти всплыло имя. Имя, лицо и фраза.

«Ты меня встретишь?»

— Этот мужчина, — продолжал голос, — насиловал детей. — Он сделал паузу, словно хотел насладиться моментом. — Детей, которым было десять-двенадцать лет. И он изнасиловал мальчика. Мальчика, каким я был тогда.

Хотя Клара слушала, сидя неподвижно, как парализованная, и по телу ее словно волны тока пробегали, думать ясно она еще могла.

«Убийца сам был жертвой. И то, что пережил, он теперь отдает миру обратно. Иначе. Сторицей. Он что-то потерял, он что-то потерял… А я?»

Темная картинка постепенно становилась резче. Похоже, на ней был изображен человек, который сидел на стуле. Что-то лежало под ним на полу. Все было черное, словно обугленное.

— Но я выжил, — в голосе чувствовались нотки триумфа. — Позже я отыскал этого мужчину, чтобы поквитаться с ним. И я его убил. Как — вы видите сами.

Теперь Клара видела фотографию полностью. Она содрогнулась. Это было человеческое тело на стуле. Плоть, мускулы и кожа полностью обуглены.

«Человеческое мясо покрыто жировым слоем, — подумала Клара, — и он горит так же хорошо, как парафиновая свеча». Она невольно обратила внимание на туловище мужчины. Из брюшной полости, лопнувшей от жара, вылезли обугленные внутренности, как причудливые угри, а черные, сожженные остатки тканей свисали с почерневших костей волокнами разной длины.

Клара вспомнила этот случай. Она читала дело.

Инго М. — так звали мужчину. Они нашли его труп в бункере несколько месяцев назад. Он был прикован наручниками к металлическому стулу. Сиденье было из толстой металлической сетки, а под стулом — бунзеновская горелка. Мужчина горел. Долго горел.

Взгляд Клары задержался на экране.

Тазобедренный сустав Инго М. полностью был виден — закопченные кости, между которыми — обугленные остатки тканей, как черная, расплавленная на солнце резина. На месте того, что раньше было ягодицами и областью гениталий, виднелся лишь черный чадящий кратер.

Но он умер не от ожогов. Одна рука мужчины оказалась свободной. И рядом лежал самурайский меч. Им он собственноручно перерезал себе горло.

«У тебя был выбор, — подумала Клара, — мучительно сгореть или казнить себя самому».

— Вы правы, — продолжал голос, словно отгадав ее мысли, — не я убил его на самом деле. Он сам себя казнил. Иначе, — опять пауза, — огонь горелки забрал бы его с собой в пекло ада.

«Конечно, — цинично подумала Клара, — никакой ты не убийца. Это все меч, горелка, скальпели — только не ты».

Она с раздражением смотрела на экран, на голову Инго М., на лопнувшую от жара черепную коробку, из которой вылезли черно-красные мозги, и на лицо, превратившееся в черные, истлевшие развалины.

Постепенно фотография исчезла.

Появилась другая, более светлая. На ней было что-то зеленое. И белое. Сначала нерезкое, потом все четче. Угрожающе четко. И что-то сказало Кларе: сейчас она увидит нечто, что ей не понравится. Что ей очень навредит. Что намного хуже, чем сожженный на стуле труп.

Хуже, чем снафф-видео с убийством на компакт-диске.

Хуже, чем отрезанная голова на полке.

Намного хуже.

— Я допросил этого человека, — раздался голос. — По-своему. Я заставил его сознаться, кого он насиловал, кроме меня.

Клара сглотнула слюну, чтобы желудочная кислота не превратила ее рот в адское пламя. Все в Кларе кричало и требовало, чтобы она немедленно выключила ролик, вытащила штекер из розетки, выбежала из кабинета, выпила виски с Фридрихом и все забыла.

Но она не сделала этого. «Почему мы делаем неправильные или запрещенные вещи? Может быть, как раз потому, что они неправильные и запрещенные. Призрак извращенности».

Незнакомец все говорил:

— Этот человек не только убивал и насиловал детей. У него была привычка приходить на похороны своих жертв. Совершенно равнодушный, в черном костюме. Это доставляло ему удовольствие. Он делал фотографии похорон.

Что-то внутри Клары уже догадывалось, какую фотографию хочет показать ей убийца, кто сделал этот снимок и что она там увидит. И она понимала, что это не принесет пользы, что в этот момент ей лучше умереть, чем увидеть фотографию. И все же Клара как загипнотизированная смотрела на экран.

Незнакомец продолжал:

— Он снимал надгробья и имена. Печатал фотографии дома, развешивал и онанировал на них. — Снова пауза, извещавшая о следующих ужасах. — Но иногда ему этого не хватало.

Фотография становилась все четче. Зеленое, белое. Кое-где виднелся мрамор. «Это могут быть цветы, — подумала Клара. — И камень».

— Вы еще отказываетесь верить, но уже знаете, что это.

Клара сжала губы, чтобы не закричать, когда услышала следующие слова:

— Человек, поймать и убить которого вы поставили своей целью, стоял рядом с вами у могилы вашей сестры.

Клара почувствовала, что вот-вот потеряет сознание, но адреналин, словно топливо, впрыскивался в ее кровь. Она пережила похороны сестры, словно в трансе, и совершенно не обращала внимания на пришедших. Теперь, скорчившись на краю стула и вцепившись пальцами в край стола, она так пристально смотрела на фотографию, будто хотела влезть в экран.

Зазвонил телефон.

Громко, пронзительно, настойчиво.

Но Клара слышала только голос, извергающий новые залпы ужаса.

— Там, где ваши полицейские методы дознания не срабатывают, я сам вывожу правду на свет, — сказал убийца, который называл себя Безымянным. — Он кричал, визжал и умолял. Но в конце концов заговорил. В конце говорят все. — В его голосе чувствовались нотки гордости. — Это правда: Инго М. почти все свои жертвы насиловал, мучил и убивал. Он фотографировал похороны и надгробные камни, чтобы позже удовлетворять себя, глядя на снимки. Но с некоторыми своими жертвами… Как бы это выразиться?

Клара заметила, что убийца вовсе не подыскивал слова, а намеренно затягивал рассказ, чтобы помучить ее еще больше.

— В отдельных случаях любовь… превозмогала смерть.

Клара инстинктивно схватила лист бумаги. Ее вырвало. Она с отвращением выбросила ослизлый комок в мусорное ведро.

Телефон все еще звонил, но весь мир для Клары Видалис состоял сейчас из голоса и картинки, которая становилась все четче, яснее. Подсознание Клары уже давно говорило о том, что это. Но сознание из последних сил пыталось скрыть это от нее.

— Он мне рассказал, как это делал. Что мертвые были… какими-то другими. Можно входить в разные места. Они были податливее.

У Клары снова начались рвотные позывы, но наружу ничего не вышло. Ее мозг словно вычистили, желудок превратился в пульсирующую емкость с кислотой, покрасневшие глаза наполнились слезами, но по-прежнему неотрывно смотрели на экран. Она впилась в край стола с такой силой, что ногти угрожали вот-вот сломаться.