Правила охоты - Джон Сэндфорд

Совещание началось зло, и злоба так и витала в воздухе до его окончания.

— Так вы говорите, ничего существенного?

Они все собрались в кабинете Даниэля — Лукас, Андерсон, Лестер и еще дюжина ведущих детективов.

— Все, как в остальных случаях. Он не оставил нам никаких следов, — сказал Андерсон.

— Больше я таких ответов не принимаю! — вдруг рявкнул Даниэль, ударив при этом по крышке стола и вперив взгляд в Андерсона. — Я не хочу больше слушать эту ерунду про...

— Это не ерунда, — так же на повышенных тонах ответил Андерсон. — Это то, что у нас есть: ни хрена. И я не хочу слышать ни от тебя, ни от Дэвенпорта о том, какую бурю нам устроит пресса. Это первое, что ты нам сказал, как только мы сюда вошли. Ну, что там с этой прессой? Да пошла она куда подальше! Мы делаем все, что только можем, вашу мать!

Он повернулся и вылетел из комнаты.

Даниэль, чей эмоциональный взрыв был на середине перекрыт шквалом эмоций Андерсона, плюхнулся обратно на свой стул.

— Пусть кто-нибудь пойдет и вернет его, — сказал он после минутной паузы.

Когда Андерсон вернулся, Даниэль кивнул ему.

— Извини, — сказал он, потирая глаза. — Я теряю контроль. Мы должны положить всему этому конец. Нужно его поймать. Идеи есть? Давайте ваши предложения.

— Не надо снимать наблюдение с Макгаун, — сказал Лукас. — Я все еще думаю, что с этим получится.

— После убийства Уиткрофт она все там облазила, — заметил один из детективов. — Как она узнала? Ведь она на добрых полчаса опередила всех остальных.

— Не беспокойся об этом, — ответил Даниэль. — Я хочу, чтобы наблюдение было таким тщательным, чтобы даже муравей не мог туда пробраться. Понятно? Что еще? Что-нибудь есть? Как там дела с опросом людей, которые могли купить пистолет у Раиса?

— Там кое-что есть, — сказал Слоун. — Сразу после войны Райс был в Японии и привез оттуда кое-какие сувениры, крошечные фигурки из слоновой кости. Ну, как их там называют? Не могу вспомнить. Так вот, он рассказал о них своему соседу, и тот посоветовал ему насчет художественной галереи, которая занимается искусством Востока. И вот человек из этой галереи пришел к нему и купил эти фигурки. Он дал за них Раису пятьсот долларов. У нас есть счет. Я ходил к нему поговорить, его зовут Алан Нестер, и его заведение находится на Николлет.

— Видел я его заведение, — сказал Андерсон. — «Алан Нестер. Предметы искусства Востока». На первом этаже «Балморал Билдинг».

— Шикарный адрес, — заметил Лукас.

— Он самый, — поддакнул Слоун. — Тем не менее он так и не нашел для меня времени. Сказал только, что ничего не знает и что только одну минуту поговорил с мистером Райсом и тут же ушел. Никакого пистолета не видел и ничего о нем не слышал.

— Ну и что? — спросил Даниэль. — Ты думаешь, что это он?

— Нет, нет. Он слишком высокий, должно быть, выше ста девяноста сантиметров, и очень худой. И по возрасту он староват. Ему лет пятьдесят. Один из тех придурков, что вместо галстука носят шарф.

— Галстук-эскот?

— Да, кажется. Я не думаю, что он убийца, но он занервничал и начал врать. Возможно, он ничего не знает про Бешеного, но из-за чего-то он нервничает.

— Приглядись там, посмотри, что можно раскопать, — сказал Даниэль. — А что с остальными?

— У нас еще шесть человек, — ответил Слоун. — Это наименее вероятные кандидаты.

— Займись ими в первую очередь. Кто знает, что там может оказаться.

Он посмотрел по сторонам.

— Что-нибудь еще?

— У меня ничего, — откликнулся Лукас. — Ничего не приходит в голову. Сегодня похожу по улицам, посмотрю, как там дела, а потом поеду на север. У меня здесь плохо получается.

— Задержись на минуточку, ладно? — попросил Даниэль. — Все свободны. И прошу прощения, Энди. Я не хотел на тебя кричать.

— Я сам от себя этого не ожидал, — проговорил Андерсон, горько усмехаясь. — Это все Бешеный.

— Андерсон не хочет говорить о прессе, — сказал Даниэль, хлопнув по стопке газет на своем столе. — Но надо же что-то делать. Я сейчас не говорю о том, как бы удержаться на службе. Ведь начнется паника. Где-нибудь в Лос-Анджелесе это обычная вещь, но наши люди... Такого просто не бывало. Все начинают бояться.

— Что ты подразумеваешь под словом «паника»? Люди кинутся бежать по улицам? Этого не будет. Все просто будут тише воды, ниже травы.

— Я говорю о людях, у которых есть оружие. Я говорю о студентах колледжей. Кто-то из них может вернуться с вечеринки в неурочное время, когда родители его не ждут, среди ночи, ведь папаша запросто разнесет ему голову из своего кольта. Вот о чем я говорю. Ты, вероятно, молод и не помнишь, как Чарли Старкуэзер убивал людей в Небраске, и тогда люди, выходя на улицу, брали с собой ружья. Нам такого не надо. И не нужно, чтобы Национальная ассоциация стрелкового оружия провернула очередную кампанию нагнетания страха под лозунгом «Пистолет в каждом доме, танк в каждом гараже»

— Мы должны побеседовать с издателями и управляющими телестанциями или их владельцами, — сказал Лукас после минутных раздумий. — Они могут просто распорядиться, чтобы журналисты умерили свой пыл.

— Думаешь, они на это пойдут?

Лукас еще немного подумал.

— Если мы правильно поведем себя. Репортеров в основном все презирают, но они ведь тоже люди, и, как все люди, они хотят, чтобы их любили. Дай им только возможность продемонстрировать, что они по-настоящему хорошие ребята, они ботинки тебе будут лизать. Но все должно исходить от тебя. На высшем уровне. Босс договаривается с боссом. Может быть, стоит взять с собой заместителей. Может быть, даже мэра. Это им польстит, продемонстрируй им, как ты их уважаешь. Конечно же, они зададут вопросы типа: «Вы что же, хотите, чтобы мы сами себя подвергли цензуре?» А ты должен ответить: «Конечно же нет. Мы только хотим предупредить вас о том, какую угрозу представляет всеобщая паника. Мы хотели бы, чтобы вы отнеслись к этому с пониманием».

— Должен ли я еще и поделиться с ними своими тревогами? — саркастически заметил Даниэль.

Лукас указал на него пальцем.

— Вот именно. И не стоит иронизировать. Ты имеешь дело с прессой. И можешь прямо так и сказать — «поделиться». Именно так и говорят: «Позвольте мне этим с вами поделиться».

— Думаешь, они на это купятся?

— Думаю, да. Это позволит газетам тоже почувствовать некоторую ответственность. Они могут на это пойти, потому что со всех этих событий особого навара не имеют. Газета не может привлечь рекламодателей только тем, что печатает сообщения об убийствах. И их не особенно интересует краткосрочное увеличение тиража. Они все равно не смогут все продать.

— Ну а телевидение?

— С ними забот будет побольше, потому что их рейтинг колеблется, и это для них действительно имеет значение. Господи, кажется, я где-то в газете читал на прошлой неделе, что близится подведение итогов. Если мы не заключим что-то вроде соглашения с телестанциями, то они просто с ума все посходят из-за этого Бешеного.

Даниэль тяжело вздохнул.

— Определение победителя среди телестанций. Я совсем об этом забыл. Но мы же полицейское управление. Мы должны ловить преступников. А я сижу здесь, и меня в пот кидает от какого-то подведения итогов на телевидении.

— Я составлю тебе список всех тех, с кем тебе нужно будет поговорить, — сказал Лукас. — Я передам его Линде через час. С указанием номеров телефонов. Лучше всего тебе позвонить им напрямую. В таком случае они подумают, что ты их знаешь.

— Ладно. Сколько встреч устраивать? Одну или две? Одну для газетчиков, а другую для телевизионщиков?

— Думаю, одну для всех. Телевизионщики любят принимать участие во всех мероприятиях, в которых участвуют газетчики. Тогда они тоже чувствуют себя журналистами.

— Ну а как быть с радио? — спросил Даниэль.

— К черту радио.

Андерсон заглянул в дверь кабинета Лукаса.

— Что-нибудь есть?

— Возможно, он ездит на «сандерберде» темного цвета, новом, может быть, темно-синем, — сказал он, и в его голосе прозвучал лишь легкий оттенок удовлетворенности.

— Откуда ты это взял? — спросил Лукас.

— Ладно. Медэксперты вычислили, что ее убили где-то между ночью среды и утром четверга. Нам известно, что в семь часов вечера она была жива, потому что тогда она разговаривала по телефону с подругой. Парень, который живет на противоположной стороне улицы, работает в ночную смену. Он возвращался домой в двенадцать двадцать и обратил внимание на то, что у нее все еще продолжал гореть свет. Он это заметил, потому что обычно она рано ложилась спать.

— Откуда он это знает?

— Сейчас расскажу. Он работает посменно, и смены постоянно меняются. Когда он работал в дневную смену с семи до трех, то он часто видел ее на улице, когда уходил на работу. Однажды он спросил ее, почему она так рано встает. Она ответила, что всегда встает рано, это лучшее время дня. Она не могла работать по ночам. Поэтому он обратил внимание на свет у нее в квартире. Подумал, может быть, у нее большая контрольная.