Исландские саги. Том I - Коллектив авторов

юг, в Согн, за податью со своих земель. Там он пробыл долго, а потом поехал на север, в Фирдир.

У Аринбьёрна праздновали йоль[98]. Аринбьёрн созвал на него своих друзей и окрестных бондов. Там собралось очень много народа, и было богатое угощение. Аринбьёрн подарил Эгилю по случаю йоля длинное одеяние, сшитое из шелка, с золотой каймой и золотыми пуговицами спереди до самого низа. Аринбьёрн велел сделать это одеяние по росту Эгиля. Еще он подарил ему полный наряд, сшитый на йоль. Он был скроен из пестрой английской ткани. Аринбьёрн оделил всевозможными дружескими подарками своих гостей, так как он был очень щедрым и достойным человеком.

Тогда Эгиль сочинил вису:

Муж достойный отдал

Свой наряд богатый.

Никогда не встречу

Преданнее друга.

Дорогим подарком

Наделил меня он.

Не найду того я,

Кто бы с ним сравнился.

LXVIII

Эгиль был очень не в духе после йоля, настолько, что не говорил ни слова. И когда Аринбьёрн увидел это, он заговорил с Эгилем и спросил его, отчего им овладела такая печаль.

– Я хочу, – сказал он, – чтобы ты поведал мне, болен ли ты или что другое случилось с тобой. Мы тогда найдем средство помочь тебе.

Эгиль отвечает:

– Не болезнь меня мучит, но забота о том, как получить добро, которое я добыл себе, убив Льота Бледного на севере, в Мёри. Мне сказали, что управители конунга забрали все это добро и передали его в собственность конунга. Теперь мне была бы нужна твоя помощь, чтобы получить это добро.

Аринбьёрн сказал:

– Я думаю, что это не против законов, чтобы ты получил это добро, но мне кажется, что оно попало в крепкие руки. К конунгу во двор широкий вход, но выход оттуда узкий. Было у нас уже много трудных тяжб о возврате добра с людьми, более могущественными, чем мы. И тогда конунг больше доверял мне, чем теперь, потому что теперь моя дружба с конунгом Хаконом невелика, хотя мне и приходится поступать так, как говорит древняя пословица: надо беречь тот дуб, под которым строишь жилье.

– Я думаю, – говорит Эгиль, – что если закон на нашей стороне, то надо попытаться. Возможно, что конунг поддержит нас, так как мне говорили, что он человек справедливый и строго соблюдает законы, которые вводит в стране. Я полагаю, что мне надо поехать к конунгу и попытаться уладить с ним это дело.

Аринбьёрн отвечает, что ему это не по душе.

– Мне кажется, Эгиль, – говорит он, – что трудно будет твой пыл и твою смелость привести в согласие с характером конунга и его могуществом. Я думаю, что он тебе не друг и что у него есть на то причины. Я хотел бы, чтоб мы лучше оставили это дело и больше не брались за него. Но если ты, Эгиль, настаиваешь на своем, то уж лучше я сам поеду к конунгу с этим делом.

Эгиль отвечает, что он очень благодарен и что он очень хотел бы этого.

Хакон жил тогда в Рогаланде, а иногда в Хёрдаланде. Встретиться с ним было нетрудно. Вскоре после того разговора Аринбьёрн собрался в дорогу. Он объявил своим людям, что отправляется к конунгу, и посадил своих людей на двадцативесельное судно, которое у него было. Эгиль должен был остаться дома. Аринбьёрн не хотел, чтобы он ехал.

Снарядившись в путь, Аринбьёрн вышел в море. Плавание было спокойным. Он явился к конунгу Хакону и встретил хороший прием. Прожив там некоторое время, он изложил конунгу свое дело и сказал, что Эгиль, сын Скаллагрима, приехал в страну и думает, что должен получить все то добро, которым ранее владел Льот Бледный.

– Нам сказали, конунг, что закон на стороне Эгиля, но ваши управители забрали все добро и передали в вашу собственность. Я хочу просить вас о том, государь, чтобы Эгиль получил свое, согласно законам.

Конунг не сразу ответил на его речь.

– Я не знаю, – сказал он, – почему ты выступаешь от имени Эгиля в этом деле. Он уже был у меня однажды, и я сказал ему, что я не хочу, чтобы он был здесь в стране по причине, которая вам давно известна. Эгиль не должен предъявлять мне такие требования, как раньше брату моему Эйрику. А тебе, Аринбьёрн, надо сказать, что ты только тогда сможешь оставаться здесь в стране, если не будешь ценить иноземцев больше, чем меня или мои слова. Я ведь знаю, что мысли твои там, где сын Эйрика Харальд, твой воспитанник, и самое лучшее для тебя уехать к нему и его братьям и остаться с ними. У меня есть большое подозрение, что такие люди, как ты, будут мне плохой помощью, если дело дойдет до ссоры с сыновьями Эйрика.

Поскольку конунг принял его речь так плохо, Аринбьёрн увидел, что вести дело дальше бесполезно. Он собрался в обратный путь. Конунг был с ним очень неприветлив и неласков после того, как узнал, с чем он приехал. Но Аринбьёрн не стал унижаться перед конунгом. Так они и расстались.

Аринбьёрн поехал домой и рассказал Эгилю о своей неудаче.

– Я больше не стану, – сказал он, – обращаться с такими делами к конунгу.

Эгиль был очень опечален, он считал, что у него несправедливо отнято много добра.

Несколько дней спустя, рано утром, когда Аринбьёрн был в своем доме – там было тогда мало народу, – он послал человека за Эгилем и, когда тот пришел, велел открыть сундук, достал оттуда сорок марок серебра и сказал так:

– Это серебро я даю тебе, Эгиль, за те земли, которыми владел Льот Бледный. Я нахожу справедливым, чтобы ты получил эту плату от меня и родителей Фридгейра за то, что ты спас его жизнь от Льота. Я знаю, что ты сделал это для меня. Я в долгу перед тобой. Я ведь допустил, чтобы тебя обидели.

Эгиль взял деньги и поблагодарил Аринбьёрна. Он снова стал весел и доволен.

LXIX

Эту зиму Аринбьёрн провел дома, а потом, весной, он объявил, что хочет отправиться в викингский поход.

У Аринбьёрна были хорошие корабли. Весною он приготовил три больших боевых корабля. У него было тридцать дюжин человек. На свой корабль он взял своих домочадцев. Это были отличные воины. С ним отправились также многие сыновья бондов. Эгиль решил поехать вместе с ним. Он начальствовал на одном корабле, и с ним поехали многие