Поставь на меня (ЛП) - Монро Лайла

— Конечно, это важно для меня! Я думал, что наши отношения что-то значат для тебя, думал, что мы…

— … что? — требую я. — Кто «мы» для тебя? Если ты действительно был со мной ради меня, потому что я тебе действительно нравлюсь, а не из-за дурацкой награды, то потеря награды не должна иметь для тебя никакого значения!

— Мне наплевать на награду! — Джейк повышает голос. — Меня волнует, что ты переспала с другим!

— Это ничего не значит! — Выстреливаю я в ответ. — Уж ты-то должен это понимать! Это был просто секс!

— Просто секс? — недоверчиво спрашивает Джейк. — Так ты думаешь, что между нами ничего нет? Вот, что ты думаешь о нас?

— Ты можешь прекратить притворяться передо мной. Я только что слышала, как ты разговаривал с Диланом, — говорю я ему с презрением. — Хвастался тем, что купишь на свой выигрыш.

— Значит, ты не слышала всего разговора, — мрачно говорит Джейк. — Той части, где я сказал, чтобы он отвалил, потому что мне наплевать на награду, и, если я выиграю, если у нас будет совместное будущее, тогда я отдам все деньги на благотворительность — выбор за тобой.

Я вглядываюсь в его лицо, но он выглядит искренним. У меня замирает сердце. Неужели я все неправильно поняла? Неужели я только что все испортила?

— Но ты ясно дал понять, что этого не произойдет, — продолжает Джейк. — Потому что тебе на меня наплевать, как ты совершенно ясно дала понять, раз трахалась с другим.

— Нет! — говорю я, все больше запутываясь. — Я хочу сказать, что это совсем не важно и не имеет значения! Ты должен это понять! Важно все остальное, что есть между нами!

— Не могу поверить, — бормочет Джейк себе под нос. Я тянусь к его руке, но он отдергивает руку, и когда поднимаю глаза, понимаю, что не только музыка теперь не играет, но в комнате воцарилась тишина, за исключением шепота вокруг. — Прямо сейчас я не думаю, что у нас вообще что-то общее, — говорит Джейк холодным и неумолимым голосом.

И прежде чем я успеваю что-то сказать, он разворачивается на каблуках и уходит. Я остаюсь стоять, застыв посреди комнаты, чувствуя на себе взгляды толпы, но мне наплевать. Важно лишь то, что все кончено. Каким-то образом, всего за несколько минут и с помощью лжи, мне удалось разрушить все, что я когда-либо хотела получить.

Джейк не предавал меня. Это я все испортила.

Слезы жгут горло, но я не могу сломаться здесь перед этой толпой. Только не здесь. Подобрав юбку, делаю единственное, что приходит мне в голову — убегаю. Из зала, вниз по ступенькам, словно убегая с места преступления. Если бы это был фильм, камера бы сейчас разворачивалась, растворяясь в городских огнях. Но я не могу так легко избавиться от боли. Великолепное платье не имеет значения, как и красивый реквизит. Здесь нет режиссера, кричащего «Снято», и сценария, в котором было бы написано, что мне, черт возьми, теперь делать.

Есть только я и мое разбитое сердце. И я снова одна.

Без него.

32 Джейк

Чем ты занимаешься, когда девушка, от которой ты без ума, трахается с другим? Лично я — пью виски и смотрю боевики, но не важно, сколько раз Вин Дизель водит быструю машину и бьет кого-то во имя семьи, рана в моей груди не проходит.

Лиззи. И придурок Тодд. Я не могу в это поверить, но она сама сообщила.

Мать твою.

— Замах, батта-батта, замах! — кричит Хэнк, прижимая ладонь ко рту. Сегодня мы проводим день на игре — наш постоянный день, но мне наплевать на игру. Не помню, чтобы мне было так плохо, даже когда Изабель ушла от меня. И даже вид Хэнка, кричащего на поле «Синяя полоса» и флиртующего с блондинкой официанткой, которая принесла ему пиво, не улучшает моего состояния.

Кто-нибудь дайте мне по голове, чтобы я вырубился прямо сейчас.

— Какой счет? — Брюнетка в обтягивающей белой футболке наклоняется с заднего сиденья ко мне.

— Ты мне скажи, — рассеянно отвечаю я.

— Я не очень следила за игрой, — говорит она, бросая на меня страстный взгляд. — Я хочу сходить за пивом. Не хочешь присоединиться ко мне?

Я смотрю на ее полные губы, похожие на две пухлые подушки, умоляющие о поцелуе, на ее грудь в обтягивающей футболке. Начинаю подниматься, потом уныло опускаюсь на сиденье. Я могу думать сейчас только о голубых глазах Лиззи, как она смотрит на меня поверх очков, сводящие меня с ума. Как она запрокидывает голову и смеется каждой клеточкой своего тела…

— Лучше, пересижу здесь, — говорю я ей. — Прости.

— Как хочешь, — отвечает она, пожимая плечами и бросая на меня взгляд, словно я клинически ненормальный, прежде чем подняться по ступенькам.

— Не в твоем вкусе? — удивленно спрашивает Хэнк. — Что с тобой сегодня? Ты хандришь с того самого момента, как забрал меня.

Мимо проходит продавец с хот догами, и я невольно вспоминаю, как Лиззи с явным удовольствием поглощала хот-дог на бульваре Санта-Моника в Лос-Анджелесе, не говоря уже о том, как она сморщила нос, когда я предложил добавить кетчуп.

— Эта девчонка, наверное, даже хот-доги не ест, — бормочу я, ни к кому не обращаясь.

Хэнк смотрит на меня, как на человека не в своем уме, что, вероятно, так и есть, пока я тут тоскую по какой-то девушке, которая ясно дала понять, что не хочет меня.

— Ничего, — вздыхаю я, допивая остатки пива. — Просто думал, как приятно встречаться с женщиной, которая предпочитает есть.

— Ты имеешь в виду кого-то конкретного, я так понимаю? Может Лиззи? — добавляет он.

— Дело не только в том, что она ест… Она ест горчицу в хот-догах, Хэнк. Горчицу. Я имею в виду, она абсолютно непреклонна в этом, и не только в этом, она прочитала мне целую лекцию о моей рабской преданности кетчупу. У нее есть свое мнение почти обо всем, и мне это нравится. Я имею в виду, есть с ней хот-доги — это все равно что смотреть шоу Энтони Бурдена.

— Кто такой Энтони? — спрашивает Хэнк.

— Не важно, — говорю я, вспоминая, что отношение Хэнка к поп-культуре уперлось в кирпичную стену еще при Никсоне. Мой дед все еще думает, что Розмари Клуни — знаменита, а не Джордж Клуни, и все же он каким-то образом умудряется знать порядок отбивания «Метса» спереди назад. Иди разберись.

— Значит, она любит горчицу? Ну и что? К чему ты клонишь, Джейк? Что она милая? — Хэнк смеется, хлопая меня по колену. — Хорошие женщины всегда такие, знаешь ли.

— Дело не только в горчице. — Я пытаюсь объяснить, почему не могу выбросить ее из головы. — Как она обложила мой «Астон-Мартин», потому что он не идет ни в какое сравнение, по ее мнению, с «Триумфом», который, если ты помнишь, является смехотворным нишевым автомобилем в классическом фильме, о котором практически никто никогда не слышал. За исключением Лиззи, потому что она энциклопедия всего этого дерьма.

— Значит, ты влюблен в нее.

Я хмурюсь.

— Нет, — отвечаю ему, хотя мне кажется странным произносить это слово.

Хэнк ухмыляется.

— Знаешь, что я сделал бы на твоем месте?

— Догадываюсь, — отвечаю я пресыщенным тоном, потому что знаю, что ничего нового я от него не услышу. — Что в море водятся и другие рыбы, и что таких девушек, как Лиззи, пруд пруди, я должен просто играть на поле. Так?

— Ты уже сидишь на поле, вернее на стадионе, прости за каламбур. — Он тычет костлявым пальцем мне в грудь, его золотое обручальное кольцо поблескивает на солнце. Как я раньше не замечал, что он до сих пор его носит?

— Ты идешь к этой девушке и говоришь ей, что любишь ее, потому что, несмотря на то, что ты сам себе еще в этом не признался, я вижу, что это так, любишь. Ты пойдешь к Лиззи с ее хот-догами с горчицей… даже за чертовым «Триумфом», и покажешь ей, что у тебя серьезные намерения. Если ты знаешь, что для тебя хорошо, ты перестанешь быть дураком и сделаешь все возможное, чтобы вернуть эту девушку.

Я удивленно смотрю на него. Может у него начался старческий маразм?

— Мне казалось, что ты не веришь в настоящую любовь и родственные души, если уж на то пошло.